Погода хорошая, небо чистое, звездное, луна светила ярко, он выключил фары, но едва не увяз в придорожной яме. Выкарабкался, больше не разгонялся, ехал осторожно, в надежде, что тревога ложная. Наконец увидел силуэт машины на опушке леса. Близко подъезжать не стал, взял пистолет, вышел из машины.
Джип стоял к лесу боком, Герберт издалека видел, как из багажника вытаскивают что-то, похожее на связанного человека. Пока непонятно, живой пленник или уже нет, но в лес его выносят не просто так. Двое мужчин: один держал человека за руки, другой за ноги. Багажник остался открытым.
Люди уже скрылись за кустом, когда Герберт подкрался к машине. Даже в темноте он заметил в багажнике кровь, там же увидел лопату, причем не саперную, а обычную, огородную. Возможно, из сарая у Сони взяли. От сильного волнения у Герберта стали отниматься руки, но лопату он взял крепкой хваткой.
Пистолет у него без глушителя, место глухое, но вдруг где-то бродят охотники? Услышат, прибегут, увидят его. Если с Соней вдруг что-то случилось, он этого не переживет. Но умирать с тоски за решеткой что-то не хотелось, если гибнуть, то на воле.
Дрожь он чувствовал и в ногах, но это не помешало ему бесшумно скрыться за машиной, когда из-за кустов вышел чистильщик. Мужчина подошел к машине, сунул нос в багажник, лопаты не обнаружил, повернулся, чтобы идти к задней правой двери, в этот момент Герберт на него и вышел. И в тот же момент влепил ему лопатой по голове, пока не убивал, всего лишь оглушил: вдруг его опасения напрасны?
В момент удара Герберт узнал парня – Гена Гвоздь из команды Данилы. Пацан крепкий, тренированный, но слишком уж неожиданно появился Герберт, а ударил он быстро и от всей души. Гена и руку поднять не успел, а штык лопаты плашмя вклеился ему в ухо. Жаль только, сознание Гвоздь не потерял, пришлось ему добавить – черенком лопаты в подбородок. Штык лопаты ушел вниз, а верхний хват черенка – так же резко вверх. Гена хотел крикнуть, но не успел, челюсть звонко защелкнулась, глаза закатились. Герберт добавил ногой в пах, ускорив падение. Навалился на пацана, затолкал ему в рот носовой платок, стянул руки за спиной, пластиковые наручники всегда в кармане: одна лента на руки, другая – на ноги.
Сначала связал пленника, затем обыскал его, отобрал «Глок» с глушителем. В одной руке пистолет, в другой лопата, так и пошел – навстречу предполагаемому кошмару.
– Ну, долго ты? – негромко, можно сказать шепотом, сказал второй.
Герберт кивнул, приближаясь к нему, поднял вверх лопату – дескать, несет. Но с каждым шагом лопата опускалась, а рука с пистолетом поднималась. За кустом у ног стоящего человека он увидел сразу два тела, одно, похоже, женское. Юбка, кофта, платок вокруг шеи. И волосы вьются… Знакомые волосы.
Герберт готовил себя к худшему, но не смог сдержать стон.
– Гера! – узнал его парень.
Голос знакомый, но Герберт и не собирался выяснять, кто он. Во всяком случае, сейчас. Сначала три пули в живот, ублюдку совершенно не обязательно умирать быстро, пусть мучается, тварь.
Стреляя, Герберт вплотную подошел к телу: действительно, на земле лежала мертвая Соня. Два красных пятна на груди, обе пули в сердце. Крови натекло много, это значит, что умерла она не сразу, сердце после выстрелов какое-то время работало.
Рядом с Соней лежал мертвый Шуршин. Это ведь за ним Хомутов отправлял людей, но эти выродки попутно расправились и с Соней. Шуршина, похоже, задушили, а на Соню не пожалели патронов.
Сева скорчился на земле, обхватив руками живот, крик рвался наружу, но что-то его сдерживало, Герберт слышал только сдавленный стон.
– За что? – спросил он, нацелив пистолет в голову.
– Хомут звонил… – выдавил Сева.
– За что? – повторил Герберт.
Но Сева не ответил, вытянул ноги как будто с чувством облегчения.
Герберт вернулся к Гене, развязал ноги, заставил подняться, привел к месту, где лежала Соня, усадил. И, сняв наручники, направил на пацана пистолет.
Гена мычал, мотал головой, требуя вытащить кляп, но Герберт смотрел на него, не реагируя. Думал о Соне, вспоминая, как они встретились, как отметили свое знакомство. Недолго все длилось, но ощущение такое, как будто они через целую жизнь вместе прошли. Герберт думал о Соне, но смотрел на Гену. Не мог смотреть на нее, нельзя, а то слезы совсем заволокут глаза. А Гвоздь развязан, он способен на многое.
Наконец до Гены дошло, что кляп он может вынуть и сам. Вернее, Герберт его за это не накажет. А если накажет, то не за это. Понимал он, что Соню ему не простят.
– Это все Данила! – заговорил приговоренный.
– А я слышал, Хомут.
Герберт не собирался допрашивать Гену. И без того ясно, что за гибелью Сони стоит Хомутов. Даже спрашивать ничего не надо, достаточно знать, на кого работают исполнители.
– Ну так Хомут Даниле позвонил, сказал, решать нужно с тобой.
– Со мной?.. Когда позвонил?
– С час назад… Мы тебя в доме ждали, девчонку твою держали… Не трогали, мамой клянусь! Даже пальцем не прикоснулись!
– Просто убили.
– Так Данила сказал и тебя кончать, и ее…
– А ему Хомут сказал?
– Да, ему Хомут сказал, а он Альберту позвонил.
– Куда позвонил?
– Сюда, в Чередниково…
– Шуршина задушили?
– Так это Гога.
– А на Соню пулю не пожалели?
– Гога не захотел… То есть захотел! Но не убивать! То есть сначала это, потом убить. А это… Альберт раз – и все.
– Хомутов позвонил?
– Нет, Хомутов Даниле позвонил.
– А Данила – Альберту. Позвонил, сказал, что ему Хомутов отмашку дал, да?
Не мог Данила сослаться на Хомутова, он сам по себе приказ для подчиненных. Но все равно без Хомутова не обошлось, Герберт это понимал и все равно давил Гену сомнениями.
– Ну да, сказал… Гога сказал, что Соню можно по кругу разыграть, Данила сказал, возражать не будет. Ну Альберт сказал, что это Хомутова отмашка. Сказал и шмальнул… Я еще подумал: ну, козел!
– И на меня Хомутов отмашку дал?
– Кто-то дал, и на тебя, и на Соню.
– Когда Данила звонил?
– Часа два назад…
Не зря Герберт отправился за Соней. Зря он отказался от встречи с Хомутовым. Думал, успеет забрать Соню, но, увы. Опоздал! Впрочем, то, что Герберт забил на босса, не причина, а всего лишь повод для расправы.
– Альберт здесь?
– Да, Фил с ним и Гога. Тебя ждут.
– Альберт, говоришь, Соню застрелил…
Герберт глянул на мертвого Севу, пистолет у него с глушителем, а «чистый» ствол ему бы сейчас пригодился. Значит, Гену придется убить лопатой. С нее начал, ею и закончит. Бороздки от наручников с запястий, пожалуй, уже сошли, можно начинать. Но в кармане у Севы зашипела рация, Герберт взял, выразительно посмотрел на Гену.
– Жить хочешь?
Тот кивнул. Пацан действительно очень хотел жить, потому жадно наблюдал за Гербертом, искал осечки в его действиях, когда он отбирал у покойника рацию. Искал, но Герберт не давал слабины, одно неосторожное движение – и палец дернет спусковой крючок.
– Хочу!
– Выслушаешь и ответишь.
Герберт отдал Гене рацию и отошел, продолжая держать его на мушке.
– Вы где? – спросил голос в рации. И, не давая ответить, продолжил: – Еще не закончили?
– Да только начали!
– Гера тачку сменил, с минуты на минуту здесь будет. Давайте в деревню, с тылу подожмете! И тихо чтобы!
Человек на том конце беспроводной линии явно нервничал, видимо, сомневался в своих способностях решить вопрос с Гербертом. Это ему не безоружных девушек убивать.
– Понял! – отозвался Гена.
На этом для него закончилось все, в том числе и разговор. Глянув на мертвую Соню, Герберт без всякого сожаления вонзил в него лопату. Гена протягивал ему рацию, поднимая голову и открывая горло. Герберт ударил и отскочил назад, и правильно. Кровь из разрубленной шеи хлынула фонтаном.
Герберт протер черенок лопаты, вложил ее в руки Севе. А Гене вернул его пистолет, не забыв при этом выстрелить, чтобы на руке остались частицы пороховых газов. И руку положил так, как будто Гвоздь стрелял из последних сил уже после того, как Сева ударил его лопатой. Кровь из раны хлестала сильно, пистолет просто не могло не забрызгать. Криминалист мог придраться к направлению брызг, но вряд ли уголовный розыск районного масштаба мог располагать экспертизой высокого уровня. А разбираться уголовный розыск будет: Герберт не мог, не имел права похоронить Соню как собаку. Ее тело найдут, возбудят уголовное дело, через время предадут земле по нормальному ритуалу. Виновным в убийстве могут признать самого Герберта, он это понимал, но план свой не изменил.
Придраться криминалист мог и к расположению гильз, но Герберт не отвлекался на такие мелочи. И дело не в том, что он больше не хотел заниматься трупами и разруливать мокрые ситуации, просто ему нужно спешить, Альберт его ждет.
Герберт закончил с трупами, в принципе разложив их как нужно, сел в «Ленд Крузер» и отправился в путь. Возможно, в последний.
Облажался Данила со своими отморозками, поздно раскусили Герберта. Они ждали минивэн, отслеживали по дорожным камерам «Мерседес», а по их душу ехал «Субару». Пока осознали свою ошибку, Герберт успел пустить первую кровь, наказывая за Соню. И это только начало.
Герберт спешил, рация зашипела, когда он уже подъезжал к дому на окраине села. Вплотную подъехал к крыльцу, так, чтобы его не смогли увидеть из соседних домов. Расчет только на эффект внезапности и быстроту реакций – не самый лучший союзник в раскладе один против троих, но Герберт отбросил сомнения, открывая дверь в дом.
Кто-то из темноты вышел ему навстречу.
– Чего так долго? – спросил Гога.
Узнал он машину, но не угадал, кто за рулем. Ошибка стоила ему жизни. Герберт прострелил ему голову, удерживая пистолет на уровне бедра. Не стал вытягивать руку, чтобы не выдать своих намерений. Пуля в голову стала для Гоги неожиданностью, приятной или нет, понять ублюдок не успел.
Один бандит стоял у окна, другой лежал на диване, спал. Герберт выстрелил в первого, второй проснулся, ловко выдернул из-под подушки пистолет, но на спусковой крючок нажать не успел. Герберт и хотел ощущать себя роботом, лишенным эмоций, но это у него не получалось. Жалость к Соне давила на него, но на точность и скорострельность это не влияло. Ураганом он пронесся через дом, оставив после себя три трупа. Только тогда и почувствовал себя роботом, у которого сели батарейки. Не усталость валила его с ног, а чувство безысходности. Ну отомстил он за Соню, а что изменилось? Этим ее не вернуть. А без нее хоть садись да пулю в висок.