– Липатьева?! – Герберт не смог скрыть своего удивления.
– А вы не в курсе?
– Насчет Водорезова слышал, а насчет Липатьева нет.
– Так и напишите: ничего не знаете.
– Вы меня забираете?
– Вы же не станете сопротивляться, – выразительно глядя на охранников, сказал Бахорин.
– Если не закольцуете!
Наручники на Герберта надевать не стали, и отвезли его не в отдел полиции, а в управление следственного комитета.
– Ну что, писать будете? – выкладывая на стол бумагу и авторучку, спросил Бахорин. И тут же напомнил: – Вы обещали!
– Пишут чистосердечное, не мог я вам этого обещать.
– Я слышал! Все слышали!
– Хорошо, адвоката нет, а то ему нельзя в цирк, врачи смеяться не разрешают.
– Это не цирк, Каманин! Это тюрьма! Ты на пожизненное заработал.
– Не знаю, я бы от таких дешевых трюков смеяться не стал, – усмехнулся Герберт.
– Где вы находились сегодня утром в районе семи часов?
– Да где бы я ни находился, у вас на меня ничего нет. Потому что быть не может. Не стрелял я, ни в Водорезова, ни в Липатьева. Если у вас есть орудия убийства, моих пальчиков на них нет. И быть не может!..
– И с Водорезовым вы вчера не встречались?
– Встречался. От меня он уехал живой и здоровый.
– Да, но в состоянии войны с вами… Кстати, Водорезов почему-то обвинял вас в убийстве своего сына? А ведь у него действительно пропал сын, Водорезов Илья Платонович.
– Если у вас на меня что-то есть, выкладывайте. Только давайте без пасьянсов и цыганских раскладов. А то будет вам трефовый валет. Это я про адвоката.
– А как насчет казенного дома?
– Трефовый валет будет! – кивнул Герберт.
Адвокат не заставил себя долго ждать, он внимательно выслушал Бахорина, но ничего серьезного против Герберта не нашел. Ну ездил гражданин Каманин в больницу, но так его даже в палату к Липатьеву не впустили. Кстати говоря, Липатия не застрелили, ему ввели в организм сильнодействующий яд, какой и когда, Бахорин говорить отказался. Может, потому, что сомневался в своей версии.
– Заключения экспертизы еще нет, да и не суть важно, что именно ввели…
– Ничего у вас нет, ни одной улики, только догадки.
– Много догадок! – Следователь поднял палец, заостряя внимание.
Но так и не смог произвести впечатления. Хотя его доводы вполне могли произвести впечатление на суд. А сам он мог задержать Герберта для его последующего ареста. Улики же могли заставить провести тщательные следственные и оперативно-разыскные действия: если долго мучиться, что-нибудь да и получится.
Ставицкая не обманула, уже к обеду Герберт выходил из управления в сопровождении адвоката. И снова появились суровые парни в небоевом снаряжении, окружили Герберта, затолкали в подъехавший «Хаммер», но на этот раз в салоне его ждал чересчур ухоженного вида мужчина с правильными чертами лица и пронзительно-синими глазами. Лет сорока с лишним, но выглядел слегка за тридцать. Суровое выражение лица, жесткий, с хищной иронией, взгляд.
– Меня зовут Анатолий, я секретарь-референт Феофанова Сергея Львовича, вы, конечно, знаете, о ком речь. Вам назначено на двенадцать тридцать, у нас мало времени, надо поторопиться.
Герберт удивленно смотрел на метросексуала. Если Феофанов выслал за ним машину, почему гостю следует поторопиться? Может, педали в салоне какие-то есть? Сидеть крутить, чтобы быстрее двигаться?
Да и не рвался Герберт на эту встречу, возможно, Феофанов выписал ему билет в один конец.
– Кем назначено?
– Узнаете. Все узнаете.
Ехали долго, по Кутузовскому проспекту, затем по Рублевскому шоссе, выехали из Москвы, забрались в какой-то элитный поселок. За всю дорогу Анатолий не проронил ни слова, да и Герберт не проявлял желания поговорить.
Машина заехала во двор барской усадьбы, прошла мимо огромного особняка, обогнула пруд, остановилась возле бани размером с приличный дом. Анатолий первым вышел из машины, открыл Герберту дверь, хорошо руку не подал.
Баня огромная, ее большую часть занимал внушительных размеров бассейн. Референт привел Герберта в раздевалку, открыл шкафчик, куда он мог поместить свою одежду.
– Поторопитесь, вас ждут, Герберт Иванович!
Герберт не хотел раздеваться, но делать нечего. Не зря его позвали именно в баню, голому человеку трудно пронести на себе прослушивающее устройство. Если только в себе, и то если подготовиться.
Референт уже подавал банный халат, когда вдруг появился Феофанов, вышел из трапезной, распаренный, красномордый, окинул Герберта оценивающим взглядом и кивком позвал за собой.
Феофанов уже сидел за столом, когда Герберт зашел, руками ломал куриное бедро под хрустящей корочкой. И на гостя он смотрел, как будто его подали к столу в качестве гарнира.
– Ну я смотрю, ты неплохо сложен, парень, – сказал Феофанов и зубами вгрызся в хорошо прожаренную куриную плоть. – И на морду лица ничего так… Это я к чему?..
Феофанов пристально смотрел Герберту в глаза, нервничать его пытался заставить.
– Это я к тому, что Лариса не зря выбрала тебя. Для своих женских утех… Ну, чего молчишь? Давай, признавайся, трахал ее?
– Вы об этом хотели со мной поговорить?
– А этого мало?! – вытянулся в лице министр.
Его толстые тяжелые щеки обвисли еще больше.
– Я за такое могу тебя как щенка утопить в ведре с мочой! Хочешь?
Феофанов выдохнул, взял кружку, полную холодного пива, с жадностью выпил половину.
– А я могу!.. – Он с грохотом поставил кружку на стол, капли пива сделали сальто над ней и снова упали вниз. – Не для тебя Ларису растил!
Герберт молчал. Как знал, что в его случае это единственно правильный вариант, хотя и не панацея.
– А ты своей свиной… рулькой в ее калашный ряд. Нехорошо, парень, нехорошо! Я ведь ревнивый, ох какой ревнивый!.. – сказал Феофанов, зачем-то глянув на своего красавчика-референта. – И рульку твою оторвать могу! Вместе с головой!
Министр еще раз глянул на секретаря, тот кивнул и скрылся за дверью.
– Ты не думай, парень, что я впустую сотрясаю воздух. Это ведь я велел тебя задушить в изоляторе.
Феофанов взял с тарелки одну обглоданную кость и, не размахиваясь, бросил ее в Герберта. Вслед за первой в том же направлении последовала и вторая.
– И в Лубоньку за тобой отправил ребят. А как ты хотел? Думаешь безнаказанно безобразничать в моей постели?
– Я не думаю.
Герберт смотрел на Феофанова, а думал о Ларисе. Значит, не шутила она вчера. Знала, кто преследовал их в Лубоньке и кто запустил торпеду в камеру изолятора. Знала, потому что Феофанов не боялся признаваться в преступлениях, которые могли стоить ему как минимум свободы. А не боялся, потому что за ним система, где все схвачено от и до.
– Думаешь! Но не тем местом! А думать головой нужно. А говорить языком… Сидишь, смотришь на меня! Ты даже не представляешь, как тебе повезло, парень! Хомутова убрал, еще кого-то там… тоже убрал, теперь ты в «Мистрали» за главного. А знаешь, почему ты за главного? Потому что я так решил!.. И с Водорезовым решил! Все, нет больше Водорезова! Твоя задача перетащить к себе всех его клиентов, сделать то, чего добивался Хомутов! Ты меня понимаешь?
Герберт пытался, но не мог скрыть удивления. Феофанову хватало совести признаться в убийстве Водорезова. Так просто сбрасывают в биту отыгранную карту. Так просто скинут со счетов и самого Герберта. Возможно, прямо сейчас. Не зря же Феофанов откровенничает с ним.
– Понимаю.
– Ничего ты не понимаешь. Повезло тебе, чертовски повезло, что звезды для тебя ровно встали! Хомутов с Водорезовым закрутился, нас подставил, тебя подставил, девчонку твою убил… Или ты думаешь, что это я твою как ее там?.. Ну да, думаешь, – кивнул Феофанов.
И поставил перед Гербертом свою пустую кружку, кивком указал на барную стойку, там под ней кега с пивом, над столешницей кран, налить нужно. Герберт кивнул, поднялся, наполнил кружку, пожал плечами. Уж очень хотелось услышать продолжение признаний Феофанова. Тот порядком под градусом, уже много интересного рассказал, но к самому главному подошел только сейчас.
– Хомутов это все: и Водорезова, и Соню твою. А я смотрел, наблюдал… За Ларису стало обидно, она к тебе, а ты от нее… Нет, все правильно, нельзя тебе с ней, но все равно обидно. За мной она так не бегала… Надо было тебя еще тогда в Лубоньке убить… Но ты выжил, сукин сын! Теперь ты наш сукин сын! Хомутова на тебя навесить могут, еще кого ты там застрелил… – Феофанов пытался, но все не мог вспомнить фамилию Данилова. – В деревне там где-то целую толпу положил… Опять же, Водорезова Платона Павловича на тебя вешают… Понимаешь, что ты вот у меня где? – Министр крепко сжал кулак и сделал глоток из кружки.
– И Липатьева на меня повесят?
– Липатьева? – удивленно повел бровью Феофанов. – А что с Липатьевым не так?
– Умер. В больнице. Следователь сказал. Вроде как отравили. Экспертиза пока не показала…
– Не знаю, мне Липатий ни к чему, я с ворами дел не имею… Но, пожалуй, ты прав, и Липатия на тебя могут повесить. Семь бед, как говорится… А ответ будет! Я тебя в порошок сотру, если не ляжешь под меня!.. Ляжешь?
– «Мистраль» под вас ляжет.
Феофанов продолжал смотреть на Герберта, хмуря брови.
– Нужен мне этот банк, – наконец сказал он. – И беспрекословное подчинение нужно. От тебя подчинение, от Гаркунова… Знаешь, почему мне нужен этот банк?
– Знаю.
– Знаешь, почему не должно быть осечек?
– Не будет.
– Ну вот и молодец!.. Занимайся пока «Мистралем», «Позитив-банком» займемся… займутся без тебя. С тебя подстраховка на случай непредвиденных обстоятельств, могут понадобится твои люди. И ты сам… Пойдем, отпаришь меня как следует! – поднимаясь, Феофанов скинул с себя халат.
Герберт отхлестал министра веником, из парилки Феофанов вышел к бассейну, а ему указал на выход. Все, аудиенция закончена.
Анатолий проводил Герберта до машины.
– Сергей Львович – человек настроения, – сказал он с загадочной улыбкой. – Но это не касается лиц, с которыми его связывают серьезные деловые отношения. Так уж вышло, что вы попали в круг этих лиц. Сейчас все зависит от вашего делового поведения. Желаю удачи!