перемолоть не мог, да ему и не нужно. Из такого порошка ДНК покойника выделить практически нереально, а просто из пепла можно. Это если вдруг отец Водорезова вовремя хватится сына, прямо сейчас в гараж зайдут его люди, схватят Герберта и спросят за все, в том числе и за бесчеловечное отношение к праху умершего. А Водорезов спросить может, если он действительно большой и опасный человек.
Герберт не поленился собрать пепел в стеклянную банку, закрыть ее крышкой и уложить в тайник под бетонной плитой. А затем еще раз запустил крематор, чтобы огонь уничтожил остатки пепла.
На Пресню он вернулся в половине седьмого утра, бессонная ночь давала о себе знать, но в сон клонило не сильно. Герберт открыл ноутбук, вышел на камеру, снял изображение, отсмотрел отрезок записи, начиная с шестнадцати ноль-ноль вчерашнего дня. Ставицкая в кадре не появлялась, ни туда, ни обратно, отсутствовал и Водорезов, возможно, они заходили в дом с парадного входа. Зато обнаружил уничтоженный фрагмент записи. Кто-то поставил помеху, причем мощную, пелена в эфире, ничего не разберешь. Сделать это мог тот, кто приходил убить Водорезова. Или Ставицкую. Действовал не простой, а технически оснащенный профессионал. Причем действовал он за час до того, как Герберт получил отмашку от своего босса. Врубил глушилку, зашел, сделал дело, вернулся, отключил, на все про все ушло восемнадцать минут.
В последние часы камеру никто не глушил, но убийца мог вернуться в дом через главный вход. На всякий случай Герберт приготовил травмат, когда звонил в дверь. И сдержал облегченный вздох, когда Ставицкая открыла дверь, дыхнув на него перегаром. И так вдруг сразу захотелось выпить!
– Пришел? – Движения у нее заторможенные, поэтому зевнула она еще до того, как поднесла ко рту ладошку.
Зевнула во весь рот, выставив напоказ ровные, фарфоровой белизны зубы и розовый язык.
– Команды отбой не было.
– Сейчас позвоню, – сказала она.
Герберт промолчал. Пусть звонит, ему все равно. На улице спокойно, полиция по двору в поисках ночного труповоза не рыщет, если вдруг Водорезов предъявит, Герберт скажет, что никогда в этом доме не был. И не из таких ситуаций выкручивался.
Лариса пока никому не звонила, более того, кивком позвала за собой и повернулась к нему спиной. Он зашел, запер дверь. И на всякий случай обошел квартиру, а она у нее большая, три спальни, одна только гостиная квадратов сорок, обстановка на уровне замминистра. Ничего странного не обнаружил, примятые подушки и покрывало в гостевой спальне не в счет. Лариса могла прилечь. Или Водорезов валялся до того, как отправился принимать свой последний душ.
– Завтракать будешь? – спросила Ставицкая, доставая из холодильника десяток яиц.
Глаза сонные, волосы растрепанные, платье помятое, но все равно чертовски хороша. Очень может быть, что Водорезов не отступался от нее. Она не хотела с ним, а он настаивал, но не по этой же причине его убили. Хотя кто его знает?
– Может, сначала позвонишь?
– А зачем мне тебя кормить после команды отбой?
– Не надо кормить.
Лариса достала из шкафа сковороду, долго смотрела на нее, наконец поставила на плиту. Вынула из картонки яйцо, покрутила его в пальцах.
– Может, сырыми съедим? – хныкающим голосом спросила она.
– Когда ты вернулась вчера домой? – спросил Герберт.
– А я обязана отчитываться? – Ставицкая возмущенно повела бровью, легонько постучав по яйцу рукояткой столового ножа.
Герберт выразительно промолчал. Не хочет говорить, не надо, баба с возу – быстрей домой.
– В начале восьмого вернулась, совещание в министерстве было.
– Одна вернулась?
– Нет, блин, министра прихватила!..
– Водорезов уже был здесь?
– Затаился, залег в спальне… Вдруг я министра приведу!
Герберт не стал выяснять, могла ли Лариса привести министра или нет. Может, и могла. Если она его секретарь.
– Но ты приехала одна.
– Опять приехала!.. Я, между прочим, заместитель директора департамента! – Ставицкая гордо вскинула голову.
Какого именно департамента и от какого министерства, Герберт спрашивать не стал. Важен сам уровень, который занимала Лариса. Раньше министры держали своих служебно-полевых любовниц в ранге секретарей, а сейчас они у них в заместителях ходят. И лежат когда сверху, когда снизу. Мало того, их еще ставят на финансовые потоки, если доверяют. Может, и Ставицкая из таких штучек, попала в струю, въехала в рай на чьем-то горбу, бюджеты под чутким руководством любовника пилит, все, что просыпалось, за границу выводит – через Хомутова. Потому и числится в графе партнеров особой категории ценности. Разве Герберта такими раскладами удивишь? Тем более после того, как Ставицкая у него на глазах напрямую связалась с Хомутовым.
– Это меня и напрягает.
– Чего это тебя напрягает? – фыркнула она.
– А если кто-то на твое место метит? Киллера снарядил… Или сам пошел?
Герберта смущал один факт. Киллер мог знать, что Ставицкая дома, пробрался к ней, думал, она в душе, а к нему вышел Водорезов. Столкнулся с ним нос к носу, деваться некуда, пришлось убить. Чем не вариант? Но почему тогда убийца взял кухонный нож? Хотел зарезать Ставицкую, но столкнулся с Водорезовым и решил убить сразу двух зайцев? И свидетеля убрать, и Ставицкую подставить? Но почему на Ставицкую он шел с кухонным ножом?
– Кто сам пошел? Куда?
– Сейчас!
Герберт вышел из кухни, достал из шкафа свой чемоданчик, вынул оттуда детектор прослушивающих устройств. Обошел всю квартиру, реакция отрицательная.
– Думаешь, меня могли прослушивать? – догадалась Лариса.
– Могли.
– Это что? Заговор?
– Заговор?.. Заговор может быть, – кивнул он.
«Жучков» нет, но разве киллер не мог их снять, когда уходил? Очень может быть. Да и сама логика событий указывала на серьезность ситуации. Преступник не вызвал полицию, хотя, возможно, и собирался, но разве он не мог сделать это сейчас? А еще он мог вернуться на место преступления, и не один, а с группой поддержки. Сваливать им отсюда надо, и чем скорее, тем лучше. Но сначала неплохо бы позаботиться о своих «жучках», вдруг преступник действительно вернется?
Глава 3
Далеко не всегда лысина придает мужчине брутальность, но в некоторых случаях это наблюдение верно на все сто. А в случае с Хомутовым на все сто пятьдесят. Брутальность у него в каждой черточке лица, в каждом движении, тестостерон сочится из него, как лесные пчелиные соты – диким медом. Тестостерон с душком прохиндейства. Ушлый мужик. Насколько крутой, настолько же и ушлый. Роста чуть выше среднего, плотный, подтянутый, сгусток пробивной энергии из крепких костей и прокачанных мышц. А главное – башковитый. Сколько Герберт знал Хомутова, столько он и стремился быть похожим на него. Пока не получалось, хотя бы потому, что они примерно одного возраста, боссу тридцать восемь, а ему тридцать пять. Но если Кирилл Севастьянович – паровоз на золотых рельсах, то Герберт – всего лишь одно из его колес, ну, в лучшем случае поршень.
– Хорошо девочку спрятал? – спокойно, как о чем-то будничном, спросил Хомутов, отправляя в рот кусок слабо прожаренного мяса.
Он ловко орудовал ножом и вилкой, ел непринужденно, легко и даже, если так можно сказать, красиво. Но при этом спину ровно, а голову высоко не держал, хотя и не горбился. Ровная спина – это хорошо, когда на груди салфетка, а Хомутов слюнявчиков не признавал. И слюнтяев тоже.
– Даже вы не найдете.
Герберт и сейчас старался ему подражать, и мясо хорошо держалось на вилке, не сваливалось. С этим все хорошо, а вот со статусом как минимум не очень. Та же Ставицкая в свои тридцать четыре заместитель департамента, причем федерального уровня, а Герберт все на подхвате. «Шестерка» высшего звена.
– Думаешь, Ларису хотят убить?
Людей в ресторане мало, музыка не звучит, можно говорить тихо, Герберт все равно услышит, но Хомутов и не думал понижать голос. Мало ли кто и кого хочет убить, может, он обсуждает с приятелем вчерашний фильм? Это если официант вдруг услышит. А так прослушка исключена, и Герберт проверял, и телохранители Хомутова отработали. Да и кто мог установить «жучки», когда ресторан для обеденной встречи выбрали навскидку? А с улицы луч лазерного микрофона на стекло не направишь, неоткуда, Садовое кольцо шумит, парковка под окнами запрещена, а менты здесь не просто вредничают, а натурально зверствуют.
– Ларису хотят подставить. Убийца знал, что Ларисы в доме нет, знал, что в доме находится ее парень. И нож. Нож он взял на кухне, и рукоять чем-то обмотал, чтобы на ней остались пальчики хозяйки… Или просто в перчатках был, крепко за рукоять держал, кровь под перчатку не натекла… В общем, убил парня, бросил нож и ушел, исчез как призрак. Но что-то пошло не так. Надо было сразу вызвать полицию, но этого не произошло. Лариса успела позвонить вам, я успел прибраться…
– Может, убийца не собирался звонить в полицию?
– Значит, он должен был позвонить отцу Водорезова.
– Кому?
– Отцу. Водорезова.
– Водорезову Платону Павловичу? – Хомутов одновременно положил и нож, и вилку.
– Вы его знаете?
– Ну ты и попал, парень!
– Мне нравится ваша реакция. – Герберт изо всех сил старался удержать хорошую мину.
– Тебе нравится моя реакция? – Сначала Кирилл Севастьянович взял нож, затем вилку.
– Вы знаете, что Водорезов крут на расправу. И убийца это знал. Возможно, он изначально планировал подставить Ларису под удар этого господина.
– Господин Водорезов, – кивнул Хомутов. – Председатель фонда федерального и регионального развития, тебе это что-нибудь говорит?
– Нет.
– Братство вольных каменщиков тоже когда-то никому ничего не говорило, а поди ж ты!..
– Все так серьезно?
– И банк у него серьезный… Найти нужно, кто сынка убил. Сегодня.
– Все серьезно, – кивнул Герберт.
– Любой ресурс! Сам не можешь, звони мне. Срок у тебя до полуночи… Это… с телом что?