В сорок лет Ли впервые в жизни вышла на работу: ее наняли управляющей «Уэнделл-Хаус» с проживанием. Пока ее дочери 15 и 12 лет оставались под присмотром гувернантки в Чикаго, Ли переехала в Бостон, где 20-летний Джон посещал Массачусетский технологический институт.
Светские новости Чикаго заметили отъезд Ли в Бостон для помощи пострадавшим на войне. Она посетила концерт Чикагского симфонического оркестра и попрощалась с друзьями до тех пор, «пока последний солдат не снимет военную форму»[101].
Ли жила в «Уэнделл-Хаус», выступая в роли сестры-хозяйки, руководила дежурными и прочим персоналом. В отличие от других домов для военнослужащих, «Уэнделл-Хаус» должен был вызывать ощущение настоящего дома, а не общежития или клуба. Ли обставила помещения тщательно отобранной мебелью, стараясь придать им жилой вид, чтобы военнослужащие попадали в комфортную, привычную домашнюю обстановку.
«Уэнделл-Хаус» вмещал около сотни жильцов, хотя порой мужчины ночевали на кушетках или раскладушках. Проживание в отдельной комнате обходилось в 50 центов за ночь, в общей комнате — в 35 центов. Постояльцы «Уэнделл-Хауса» могли пользоваться душем, прачечной, комнатой для писем, для чтения и спортивным залом. За скромную цену можно было заказать и завтрак.
Ли писала своим подругам по Понедельничному утреннему клубу читателей в Чикаго, что военнослужащие уважали ее труд. «Все мальчики говорят: „Мадам, это единственное место из тех, где мы бывали, которое выглядит как дом“. Они обустроились и выглядят словно коты», — рассказывала она[102].
В течение пяти месяцев «Уэнделл-Хаус» принял 1212 военнослужащих, помог им вернуться домой и найти работу. Война закончилась, все возвращались к гражданской жизни. В жизни Ли тоже начиналась новая глава.
Глава 4. Криминалист
Джордж Берджесс Маграт был удручен. По закону судмедэксперты Массачусетса не обладали независимыми полномочиями в расследовании смертей. Они работали по усмотрению окружных прокуроров, хотя мэр или член городского Совета (то есть избранное руководство округа) также могли отдать письменное распоряжение о вскрытии.
Судмедэксперты были ограничены изучением «лишь мертвых тел тех людей, смерть которых, предположительно, наступила вследствие насильственных причин»[103]. Иными словами, с судмедэкспертом консультировались только тогда, когда полиция или окружной прокурор полагали, что имело место насилие. Ни закон, ни суд никогда не определяли, что имелось в виду под «предположительно» или «насильственными причинами».
Судмедэксперты полагались на то, что полиция и прокуратура в состоянии определить, была ли смерть жертвы насильственной. Но что имелось в виду под насилием? Являлось ли отравление формой насилия? А утопление? Умер ли насильственной смертью младенец, задушенный в колыбели?
К тому времени, как обнаруживались признаки насилия, покойный часто уже лежал в похоронном бюро. Эти признаки могли быть совсем незаметными: след от укола иглой для подкожных инъекций или красные точки размером с острие булавки на внутренней стороне глаза. Со стороны могло быть вообще ничего не видно.
Для убийц вполне естественно скрывать свои преступления и манипулировать фактами, чтобы отвести от себя подозрения. Убийство пытаются выдать за несчастный случай или самоубийство. Свидетельства насилия можно уничтожить, бросив тело в огонь или на железнодорожные пути, чтобы его изувечил поезд, или закопав в лесу, где оно превратится в скелет.
Полиция, коронеры и даже многие медицинские эксперты не торопились исследовать тела, находившиеся на поздних стадиях разложения или обгоревшие до неузнаваемости, — они ошибочно полагали, что в такой ситуации любые значимые улики уже пропали. К тому же это очень неприятное занятие, что было еще одним поводом держаться от трупа подальше и избавляться от него поскорее.
Полиция и прокуратура ошибались не реже, чем делали правильные выводы, так что неизвестно, сколько подозрительных дел осталось нераскрытыми. Порой судмедэксперта вызывали только тогда, когда большая часть важных доказательств уже была искажена или уничтожена.
«Мы сами должны выдвигать гипотезы, — заявил Маграт в речи перед членами Массачусетского судебно-медицинского общества. — Если мы будем рассчитывать на внешние проявления травм, независимо от их происхождения, если мы будем ждать доказательств того, что человека застрелили, закололи или переехали на основе внешнего вида тела, мы, несомненно, провалим множество расследований, необходимых, когда смерть вызвана неестественными причинами»[104].
Маграта никогда не интересовала обычная медицинская практика. Он смотрел на здравоохранение более широко и потому служил ассистентом главы департамента здравоохранения штата, отвечая за эпидемиологию и статистику смертности в Содружестве Массачусетса. В 1907 году губернатор Кертис Гилд — младший назначил Маграта на два года судмедэкспертом округа Суффолк, юрисдикция которого включала Бостон.
Кабинет судмедэксперта Бостона был первым в стране, его открыли в 1877 году. Маграт заменил на этом посту доктора Фрэнсиса Харриса и стал первым судмедэкспертом в США, специализировавшимся на причинах и последствиях болезней. В самом прямом смысле слова он был первым американским судмедэкспертом. Маграта также назначили преподавателем Гарвардской медицинской школы, и каждую неделю он читал студентам третьего курса лекцию по судебной медицине в качестве факультатива.
Выйдя на новую работу, Маграт унаследовал кабинет судмедэксперта в состоянии полной разрухи: не было ни архива старых дел, ни систематической организации записей, ни приказов о процедурах и правилах. Его официальным транспортом, как и у предшественника, был конный экипаж. Но Маграт запросил — и в конце концов получил — моторизованную санитарную карету для перевозки тел умерших. Окружной морг позади тюрьмы находился в плохом состоянии, учреждение едва справлялось со своими обязанностями даже после введенных Магратом улучшений.
Хуже того: финансирования кабинета не хватало даже на самое необходимое. Законодательное собрание штата так и не выделило средства в первые 15 месяцев работы Маграта. Только в 1908 году законодатели штата наконец оплатили телефон, канцтовары и оклады помощников. Жалованье Маграта составляло три тысячи долларов в год.
Всего в округе Суффолк было четыре судмедэксперта. Доктор Тимоти Лири, патологоанатом Медицинской школы Университета Тафтса, был назначен судмедэкспертом в 1908 году. По взаимному согласию Маграт и Лири поделили подведомственную территорию пополам: Маграт отвечал за северную половину, а Лири — за южную. Два эксперта часто работали над делами вместе. Лири и Маграту помогали два младших судмедэксперта.
После своего назначения Маграт обнаружил, что литература по судебной медицине весьма скудна — лишь несколько учебников и журналов, но ничего подобного европейской практике, где область судебной медицины была куда более развита. Ни один медицинский факультет в США не предлагал программы, которая, по мнению Маграта, обеспечила бы подготовку, необходимую для выполнения обязанностей судмедэксперта. На медицинских факультетах изучали патологию, науку о болезнях и отклонениях. Но судебная медицина, которую позже станут называть судебной патологоанатомией, фокусировалась на закономерностях, связанных со смертельными повреждениями, отравлениями, на трупных изменениях и других темах, выходивших за пределы обычного преподавания медицины.
Прежде чем выйти на работу, Маграт провел более года в Европе, чтобы погрузиться в судебную медицину. Он жил в Лондоне и Париже, изучая систему расследования смертей, которая считалась самой продвинутой в мире. По возвращении Маграт внедрил принципы и правила, которым научился у светил европейской судебной медицины, и в работу судмедэксперта, и в программу Медицинской школы Гарварда. Функции судмедэкспертизы он представлял так: «Обязанности данного учреждения заключаются в основном в расследовании смертей по причине травм любого рода, а также внезапных и необъяснимых смертей, и по необходимости они время от времени включают выступления в суде… Выполняя свою работу, я стремился использовать в данной области государственного здравоохранения наследие богатого научного и медицинского опыта, который мне посчастливилось приобрести… Общий уровень медицинской юриспруденции в нашей стране не слишком высок, и моя задача — повысить его, применяя в собственной работе принципы и методы современной научной медицины и доказав студентам важность и ответственность медика во всех областях, где медицину призывают на службу закона»[105].
Маграт носил с собой отрывной блокнот в кожаном переплете, чтобы записывать информацию о делах, которые он расследовал как судмедэксперт округа Суффолк. Для заметок использовался шифр, который понимали только сам Джордж Маграт и его секретарь: даже если бы блокнот попал в чужие руки, не была бы раскрыта никакая компрометирующая информация о покойных.
На форзаце дневника Маграт записал цитату из Поля Бруарделя, патолога и члена Парижской медицинской академии, ведущего французского эксперта в области судебной медицины. Слова Бруарделя стали основополагающим руководящим принципом Маграта: «Если закон сделал вас свидетелем, оставайтесь ученым. Не вам мстить за жертву, не вам осуждать преступника и не вам спасать невиновного. Вы должны давать показания, оставаясь в рамках науки»[106].
Джордж Маграт, выполнявший свои обязанности в любое время суток, стал узнаваемой фигурой на улицах Бостона. Всю свою карьеру он разъезжал на одном и том же дребезжащем Ford Model T 1907 года. Машина, которую Маграт назвал Суффолкской Сью, была снабжена пожарным колоколом, звон которого означал требование освободить проезд, и маленьким круглым медальоном «Судмедэксперт» на решетке радиатора.