Но цистерна, которой было всего три года, оказалась дефектной. Ее плохо сконструировали, изготовили из некачественных материалов и никогда не проверяли под давлением. Резервуар была настолько плох, что дети отколупывали кусочки засохшей патоки, которая протекала сквозь швы.
Пятнадцатого января 150 рабочих склада вышли на обеденный перерыв и услышали низкий гул. Неожиданно заклепки стали вылетать из цистерны, словно пули, а затем ее разнесло на части. Наружу выплеснулась волна патоки, двигавшаяся со скоростью 35 миль в час и уничтожавшая все на своем пути. Кусок цистерны выбил две опоры железнодорожного моста, из-за чего он обрушился и чуть не сбил с рельсов трамвай.
Грузовой сарай и склад моментально снесло с лица земли, рабочих накрыло патокой и обломками прежде, чем они могли убежать. Беспощадная волна уничтожила машины, телеги и упряжки. Пожарное депо снесло с фундамента, один пожарный погиб, еще двое были ранены. Другого пожарного вытолкнуло в воду, ему удалось выжить. Меньше повезло десятилетнему мальчику — его задавил перевернувшийся вагон. Более дюжины раненых лошадей застряли в патоке, и в итоге их пришлось пристрелить, чтобы прекратить страдания несчастных животных[133].
Маграт одним из первых прибыл на место катастрофы. Он помогал развернуть полевой госпиталь и временный морг в ближайшем здании. Надев высоченные болотные сапоги, он исследовал сцену невероятного разрушения. Было уничтожено каждое здание в радиусе 120 метров от цистерны с патокой. Строения рассыпались, стальные опоры и листовой металл лежали искореженными грудами. Более двух кварталов, сотня тысяч квадратных метров индустриального центра были покрыты слоем патоки высотой до нескольких дюймов.
Тела, найденные на месте происшествия, выглядели так, словно «были покрыты толстой масляной коркой, — вспоминал Маграт. — Их лица были залиты патокой, глаза и уши, рты и носы забиты»[134]. Он исследовал тела как можно быстрее, когда их приносили в морг. «Чтобы выяснить, кто это был и что с ними произошло, приходилось сначала отмывать их одежду и тела горячей водой и пищевой содой».
Экспертиза показала, что многие жертвы были раздавлены или смертельно ранены обломками. Несколько человек были чудовищно искалечены, грудь вдавлена, а конечности вывернуты. Многие задохнулись, патока заполнила их горло и легкие. Двадцать один человек утонул в паточном наводнении в Бостоне, и около 150 были ранены. Несмотря на весь опыт и тысячи дел, которыми он занимался раньше, ничто не могло подготовить Маграта к опустошению, вызванному обычной грузовой цистерной.
Самое противоречивое дело в карьере Маграта началось 15 апреля 1920 года. Два сотрудника обувной компании в Южном Брейнтри были ограблены и застрелены, когда везли на фабрику жалованье — 15 700 долларов[135].
Маграт проводил вскрытие охранника Алессандро Берарделли и безоружного бухгалтера Фредерика Парментера. У каждого погибшего было по двое детей. В Берарделли выстрелили четыре раза, а в Парментера — дважды. Маграт измерил каждую рану, пальцами достав пули (он никогда не вынимал их металлическими инструментами, которые могли бы поцарапать пулю и смазать следы, оставленные оружием).
Когда каждая из пуль 32-го калибра была извлечена, Маграт хирургической иглой выцарапал порядковые номера на их основаниях — единственной поверхности, где нет важных следов. Номера требовались, чтобы Маграт мог подтвердить свои заметки и описать в суде повреждения, нанесенные каждой пулей.
Полиция обвинила в убийстве анархистов итало-американского происхождения Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти. Расследование дела прогремело на всю страну.
Сакко, сапожник и охранник, и Ванцетти, торговец рыбой, отрицали участие в преступлении. Ни у одного из них не было криминального прошлого. Но оба были вооружены, когда к ним пришла полиция. Автоматический кольт Сакко, как он объяснил, требовался для работы охранником. Оружием Ванцетти был револьвер Harrington & Richardson 38-го калибра, который он носил для самозащиты, чтобы уберечь деньги, полученные за продажу рыбы.
Дело против Сакко и Ванцетти было построено на раздутых путаных показаниях свидетелей и ошибочном баллистическом анализе. У обоих было алиби на момент преступления. Ванцетти весь день продавал рыбу, Сакко также мог отчитаться за весь день. И все же пять свидетелей сказали, что видели Сакко и Ванцетти на месте преступления.
Прокуратура утверждала, что револьвер, найденный у Ванцетти, принадлежал убитому охраннику, но оружие Ванцетти так и не удалось связать с Берарделли. Другие предполагали, что Берарделли в день ограбления вообще не имел с собой оружия.
Свидетели сообщали, что в Берарделли стреляли дважды, а потом еще два раза, когда он лежал на земле. Пули 32-го калибра, которые извлек Маграт, соответствовали показаниям свидетелей. Две были в спине, значит, стрелял тот, кто стоял над телом. Пуля, которую Маграт пометил римской цифрой III, пробила правое легкое Берарделли, разорвав легочную артерию.
По мнению Маграта, почти все пули, извлеченные из Берарделли, выглядели одинаково и ни одна из них не подходила к оружию 38-го калибра, найденному у Ванцетти. Но пуля III отличалась от остальных. Пять пуль имели отметки с правой резьбой, возникшей, когда патрон крутился в стволе пистолета. Пуля III, смертельная, имела левую резьбу, соответствующую автоматическому оружию Сакко.
Баллистическая экспертиза не была убедительной, но ее хватило присяжным, чью предвзятость подогревало следствие, выставившее Сакко и Ванцетти нелояльными иностранцами с левыми убеждениями. К тому же подозреваемые совершили непоправимую ошибку, когда соврали полиции на первом допросе, полагая, что их задержали за их политические убеждения. Месяцами ранее Министерство юстиции США инициировало программу массовых арестов и депортации иностранцев, которых подозревали в коммунизме или сочувствии ему. Двух друзей Сакко и Ванцетти уже депортировали, и они думали, что станут следующими.
Их ложь полиции относительно политических убеждений вредила им на суде. Обвинители заявляли, что обман свидетельствует о «нечистой совести». Невинные люди, говорили они, не имеют причин лгать.
Сакко и Ванцетти признали виновными и приговорили к смерти. Спустя несколько лет апелляций их казнили в Чарльстонской государственной тюрьме 21 августа 1927 года. Маграт был свидетелем казни.
Следствие по делу Сакко и Ванцетти остается одним из самых спорных и подозрительных разбирательств ХХ века. Свидетельства по делу до сих пор оспаривают и обсуждают. Некоторые полагают, что они и правда были виновны. Другие считают, что казнь Сакко и Ванцетти — одна из худших ошибок американской уголовно-правовой системы.
Глава 5. Родственные души
В начале 1900-х годов Прейри-авеню стала приходить в упадок по мере того, как менялся облик соседних районов. Близость улицы к городскому транспортному и деловому центру, когда-то столь желанная для элиты Чикаго, стала больше отвечать коммерческим интересам. Роскошные особняки на Прейри-авеню и соседних улицах сносили один за другим, чтобы построить крупные коммерческие здания, многоквартирные дома и парковки. Богатые жители сбегали в более зеленые пригородные районы подальше от центра.
Около двух дюжин домов на Прейри-авеню отвели под меблированные комнаты, сдаваемые в аренду, в некоторых проживало до 45 человек. Особняк маршала Филда стал институтом Гэтлина — больницей, где лечили алкогольную и наркотическую зависимости. Прейри-авеню утратила свой эксклюзивный статус и наполнилась приезжими и обездоленными[136].
К 1920 году пожилые Глесснеры были единственными из первых жителей Прейри-авеню, которые остались в своем доме.
В то время Фрэнсис Глесснер Ли проводила большую часть времени в Бостоне и в «Рокс» и практически не бывала в том доме в Чикаго, который родители приобрели после ее брака с Блеветтом Ли. Дом продали в 1921 году.
Несколько лет, начав в 1920 или 1921 году, Ли управляла антикварной лавкой в Литлтоне вместе со своей старшей дочерью Фрэнсис, которой тогда было чуть за двадцать. Магазин под названием «Белая школа» находился в старом однокомнатном здании школы. Ли и Фрэнсис посещали дилеров и антикварные магазины Новой Англии, разъезжая по Нью-Гэмпширу, Вермонту и Бостону, добираясь даже до Нью-Йорка. Ли выросла в семье, увлекавшейся предметами ручной работы и качественной мебелью, так что у нее был наметанный глаз. Она подыскивала выгодные сделки или вещи, которые можно было почистить и продать с хорошей прибылью.
Ли вела подробные записки о своих конкурентах, составила список, в котором описала предложения, надежность и цены каждого дилера. Антикварные магазины на бостонской Чарльз-стрит, по словам Ли, были «очень сомнительными». Она записывала, если в магазине были «городские цены» (наценка), и отмечала, какие дилеры жульничали («придорожный грабитель» — так охарактеризовала она некоего Дж. Милкеса из Берлингтона). В записи о магазине староанглийского антиквариата в Нью-Йорке просто отмечено: «Подделки».
Когда мать и дочь находили хорошего дилера, надежного, с широким ассортиментом и разумными ценами, Ли подбирала для него кодовое слово, чтобы спокойно обсуждать бизнес в присутствии других дилеров и владельцев магазинов. И. Гуэрин из Пемброка был описан как «обычный; вероятно, честный» и получил кодовое имя «католик», новоанглийский антикварный магазин в Бостоне был зашифрован под названием «Кисть»[137]. «Белая школа» работала, пока в 1928 году Фрэнсис не вышла замуж за адвоката из Чикаго, предпринимателя и начинающего бизнесмена, Мариона Мартина.
В сентябре 1926 года дядя Ли Джордж Глесснер умер в возрасте 81 года. Он был последним братом Джона Джейкоба и работал в Warder, Bushnell,