е могла допустить, что человек, устраивавший приступы рвоты, покушался на жизнь миссис Леттер. Результаты были очень слабыми, очень мимолетными. Но когда стала подозревать саму миссис Леттер, я поняла, что эти приступы навели ее на мысль об отравлении. На то, каким образом подать яд. И то, что она искренне беспокоилась о себе, могло подвигнуть ее положить конец этому положению. Разумеется, это мои догадки. Я сама задаюсь вопросом…
Она умолкла, не закончив фразы, для нее это было необычно и возбудило живейшее любопытство у Фрэнка Эббота.
– Ну, нельзя же останавливаться на середине фразы! Каким вопросом?
Мисс Сильвер положила вязанье на колени, серьезно посмотрела на него и сказала:
– Иногда я подумывала, естественной ли смертью умер ее первый муж.
Фрэнк покачал головой:
– Знаете, шеф всерьез думает, что у вас есть личное помело. Он воспитан на сказках о ведьмах, и вы оживляете их неприятным образом.
Мисс Сильвер улыбнулась:
– Очень уважаемый человек. Мы с ним в превосходных отношениях. Но, думаю, у тебя есть что рассказать мне.
– Да, не очень много, но вот послушайте. Шеф отправил меня навести кое-какие справки. Я разговаривал с врачом, лечившим Даблдея. Видел, что иногда он не знал, что сказать. Даблдей был болен, но не так уж сильно. Он мог умереть так, как умер, но это произошло неожиданно. Сам врач уехал, и вызвали его юного партнера. Это был тот случай, когда на благоприятный исход приходилось девяносто девять шансов из ста, но в сотом имелось что-то подозрительное. Разумеется, ни один врач на свете не захочет терять частную практику из-за такого надежного дела. Едва ли врач особенно задумывался о его болезни, пока не стало известно, что Даблдей написал новое завещание преимущественно в интересах миссис Даблдей и что родственники намерены его оспаривать. Думаю, вот тут врач не знал, что сказать, но у него не было никаких фактов, поэтому он отмалчивался. Вскоре он узнал с большим облегчением, что дело решили без суда. Его бы наверняка вызвали свидетелем, и думаю, ему бы этого не хотелось. Как вы понимаете, он сказал мне только, что Даблдей умер, когда он был в отъезде, по правилам это было и все. Мне пришлось читать между строк через очень сильную лупу, но я ушел с убеждением, что миссис Леттер уже играла в эту игру. Говорят, отравители не бросают своего занятия.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Когда приходишь к убеждению, что твои желания важнее человеческой жизни, всегда найдутся возможности применить это убеждение на практике.
Фрэнк восторженно уставился на нее.
– «И здравый смысл в ее час торжества!» – процитировал он и поспешно добавил: – Поэт Уордсворт.
Глава 41
Джулия бросила в выдвижной ящик три пары чулок и задвинула его. Она снова была в Лондоне, чувствовала себя усталой и совершенно разбитой. Распаковывать вещи не так утомительно, как упаковывать, но приятного в этом мало, и уезжаешь ты или приезжаешь, что-то непременно оказывается забытым. Джулия забыла зубную пасту – это означало, что нужно выйти из квартиры и купить новый тюбик. Когда только что переживешь трагедию в состоянии крайнего напряжения, в расстройстве из-за зубной пасты есть что-то жалкое.
Она раскрыла все окна, но в комнате все равно было жарко и душно. Пыли казалось необычайно много. Джулия взяла швабру, тряпку и принялась за уборку. Покончив с ней, подумала, не лучше ли было бы оставить пыль на месте – так много ее собралось на руках и лице.
Начала Джулия с рук: бессмысленно мыть лицо, если руки покроются от этого влажными черными пятнами, и тут раздался звонок в дверь. Она торопливо посмотрелась в зеркало. Лицо было грязным, но не очень – скорее потемневшим. Или, может, совсем не грязным, может, просто она так выглядела. Решила, что в конце концов сойдет и так. Вытерла частично отмытые руки, заметила, что от них на полотенце осталось черное пятно, и пошла к двери.
Безупречно опрятный Энтони посмотрел на нее с легким удивлением и спросил, почему она устроила весеннюю уборку. Конечно же, это был Энтони! Если бы она ждала его в своем лучшем платье в течение девяносто девяти дней из ста, он бы так и не появился, однако на сотый день, когда она была бы вся в грязи и пыли, квартира притянула бы его как магнит. Джулия сказала:
– Ты всегда появляешься, когда я грязная, но я как раз смываю грязь.
– Видимо, ее было очень много.
– Да, много. Тебе придется подождать или, может, сходишь купить мне тюбик зубной пасты? Свою я забыла.
– Очень не хотелось бы, но схожу.
Это дало Джулии время переодеться. Когда Энтони вернулся, она была совершенно чистой, опрятной.
Он широким жестом протянул ей пасту.
– Невесте от жениха!
Он ожидал, что Джулия рассмеется, но был разочарован. Она отнесла тюбик в крохотную ванную и вернулась с пятнадцатью пенсами в еще влажной и розовой от мытья ладони.
– Зачем это? – спросил Энтони.
– За пасту. Возьми, пожалуйста.
– Дорогая, это щедрый подарок – от жениха невесте, одна из житейских вещей, которыми я намерен одарять тебя.
Наступила напряженная пауза. Джулия при своем характере вполне могла бы и взорваться.
Опасный миг прошел. Она положила монеты на край письменного стола и сказала:
– Как хочешь. Можешь считать ее заблаговременным рождественским подарком, тогда тебе не придется ломать голову, что подарить мне через три месяца.
Энтони дал ей суровый отпор:
– Разве я делаю тебе рождественские подарки?
Джулия ответила:
– Нет – с тех пор, как у нас были рождественские елки.
Зачем она это сказала? Ее слова прозвучали одновременно с воспоминанием, какими безмерно приятными были те дни и какими безмерно далекими. Она словно бы оглянулась на далекую маленькую, яркую картину. Сильно побледнела и услышала, как Энтони сказал со странной ноткой в голосе:
– Зачем нам разговаривать стоя? Ты выглядишь совершенно усталой.
Джулия с радостью опустилась на диван и ощутила за спиной подушку. На какой-то сумасшедший миг она не представляла, что сделает. Она могла расплакаться, могла повалиться на колени. Обе альтернативы казались до того унизительными, что о них невыносимо было думать. Джулия услышала свой голос:
– Слишком жарко для домашней работы.
Она увидела, что Энтони нахмурился. Последний раз они встречались на похоронах ранним утром неделю назад. Ужасно! Почему она не может думать о чем-то другом? Никто из тех, что были там, не захотят больше думать о них. Но, конечно, из головы этого не выбросишь. Джулии хотелось, чтобы Энтони не приходил. Хотелось, чтобы он ушел. Хотелось быть уверенной, что она не заплачет. И она ничего не могла с этим поделать.
Энтони нарушил молчание:
– Мое дорогое дитя, в этом кораблекрушении кое-кто уцелел. Например, ты и я. Разве тебе необходимо смотреть на меня так, словно мы не только мертвы, но и погребены? Немедленно перестань! Какими ты оставила других уцелевших?
Он с удовольствием заметил, что на ее щеки вернулся легкий румянец. Джулия поспешно ответила:
– Извини, я не хотела. Будь глаза у меня голубыми, все было бы хорошо.
– Дорогая, голубые глаза бы тебе не пошли.
– Знаю. Однако я не раздражала бы людей, глядя на них. Мне часто об этом говорят, но я постоянно забываю.
Энтони рассмеялся:
– Неудивительно. Нас задевает прикосновение к сердечным струнам. Оно всем не по душе. Улыбка помогает переносить эти касания. Сделай попытку! Как там Джимми?
Джулия с облегчением ответила:
– Определенно лучше. Знаешь, он не хочет брать деньги Лоис.
– Я и не думал, что возьмет.
– Да. Он написал адвокатам с просьбой принять меры для скорейшего возвращения этих денег Даблдеям. Это значительно улучшило его настроение. И Минни отлично его поддерживает. Постоянно прибегает к нему с проблемами, которые никак невозможно решить без участия мужского ума – с новыми прокладками для кранов в ванной, с составлением объявления, что нужен дворецкий, сколько составят дополнительные пять процентов в счетах прачечной, с просьбой убрать громадного паука из раковины в комнате служанки, потому что миссис Хаггинс ушла, а они с Элли сами не могут. Для него это очень полезно. Конечно, ему надо было бы давным-давно жениться на ней.
– Вряд ли ему это приходило в голову, – заметил Энтони.
– Наверняка нет. Но только подумай, от чего мы были бы в этом случае избавлены! На сей раз, могу сказать тебе, я позабочусь, чтобы пришло.
Энотони рассмеялся, но не перестал хмуриться.
– Оставь их лучше в покое.
– О, пока я ничего делать не стану. Все будет хорошо, пока Ронни и Элли там, но когда Ронни придется уехать на работу, и Элли вместе с ним, тут придется указать Джимми, что Минни никак не может оставаться и вести для него дом. Это будет очень неприлично.
– Ерунда!
– О, в деревне нет. Притом требуется только заставить Джимми подумать. Минни сделает его безмерно счастливым, и он заслуживает чего-то, чтобы все это загладить. Она тоже.
– Женщины совершенно бессовестны. Только и думают о том, как бы уложить несчастного мужчину, куда им хочется – в ягдаш.
– Это очень приятный ягдаш, – сказала Джулия мягким грудным голосом.
– Да, так вы нас туда и заманиваете. Всеми удобствами домашней жизни и кольцом в носу – приятным, крепким, нерушимым обручальным кольцом. У вас миллионы лет опыта, и вы превосходно научились этому, дорогая.
Когда Энтони произнес «дорогая», сердце у Джулии сжалось. Боль заставила ее выпрямиться и произнести:
– Так вот, у меня нет ни ягдаша, ни кольца – твой нос в полной безопасности. И чем скорее ты объявишь всем, что мы расторгли помолвку, тем больше я буду довольна.
Энтони поднял палец.
– О, этот твой характер, дорогая! Всегда считай до ста перед тем, как говорить. Это может слегка замедлить разговор, но лучшие медицинские авторитеты согласны в том, что лихорадочные спешки машинного века сокращают нам жизнь.
– Несмотря на это, люди теперь живут гораздо дольше, чем раньше. Помнишь, что мистеру Пиквику было всего сорок три года, и все говорили о нем как об «уважаемом старом джентльмене»?