— А в предыдущие годы? — сразу заинтересовался Фушеру.
— То же самое. В течение пяти лет в конце января Жюли Брюссо уезжала в Париж для медицинского обследования. Сама ли она заявлялась на следующий день в парижский филиал, чтобы внести наличность на текущий счет?
— Попросите своего помощника достать в Биша копию медицинских заключений. Пусть перешлет их нам по факсу, — распорядился Фушеру. — А пока мы обследуем все снаружи.
Открыв застекленную дверь гостиной, ведущую в сады, они пересекли первый, в котором выделялась огромная клумба с гортензиями, распустившимися пышным цветом благодаря обильному поливу усердным садовником. Несколько небольших арок, увитых красными розами, отделяли лужайку от теплицы внизу.
Одним прыжком Ахилл Делкло преодолел пять высоких ступенек. Лейла прошла по ним с большей осторожностью. Без помощи перил Жан-Пьеру Фушеру трудно было за ними угнаться. Лейла заметила, как от усилий слегка скривились его губы. У него, должно быть, болело колено. Она протянула ему руку, чтобы помочь.
— Лишняя заботливость мне ни к чему, — отмахнулся он.
Она не обратила внимания на его замечание.
Все трое оказались посреди кругового цветущего вала: кусты зверобоя переплетали свои золотистые головки с зарослями колокольчиков, из которых выглядывали канны; анютины глазки изящно распластывали бархатистый кармин у ножек наперстянок, напомнив Ахиллу, как, будучи ребенком, он развлекался, погружая пальчики в их соцветия. Весь этот цветущий беспорядок завершался клумбой из красных маков у входа в теплицу. Они проникли внутрь металлической конструкции, где на зеленых террасках выстроились горшки. Они не смогли определить названия всех цветов, но узнали побеги синих люпинов, нарциссов и черенки гибискусов. В южной стороне, скрытой от глаз и ветров, заметили большой глиняный горшок с заинтриговавшим их экзотическим растением: его верхушка, утыканная розовыми тычинками, была окаймлена венчиком изумительного синего цвета. Очарованный Фушеру не сдержался и шагнул к нему.
— Не дотрагивайтесь! — остановила его Лейла и ловко удержала руку комиссара.
— Я и не собирался срывать его, инспектор Джемани, я лишь хотел обратить ваше внимание на эту редкость. — Его тон невольно стал поучительным. — Это похоже на кактус семейства асфоделусов, произрастающих на Мадагаскаре. Уму непостижимо, как он выживает в этих условиях. Ручаюсь, что вы не найдете его семян на нашем континенте. А сам он явился бы достойным украшением любого гербария.
Нарушив восторженное молчание, он продолжил:
— Направим его на экспертизу ботаникам. Не думаю, что цикличность его цветения весьма продолжительна. До двадцати лет, может быть…
— Долго же пришлось бы ждать бедняжке мадам Брюссо, — отважился пошутить Ахилл Делкло.
— Очень хотелось бы знать, для чего здесь это растение…
Комиссар посмотрел на свои часы:
— Уже поздно: предлагаю вам заглянуть в погреб, пока я тут кое-что доделаю.
Лейла и Ахилл повиновались, но обнаружили только окрашенные эмалевой краской пустые полуподвалы, а в небольшом сводчатом погребе нашли несколько бутылок «Шато д’Икем».
— Редко мне встречались такие девственные погреба! — воскликнул молодой человек. — Хотя в книге Колетт…
На этот раз Лейла Джемани не попалась на крючок.
Они поднялись; комиссар ждал их у входа.
— Если нужно будет, мы вернемся, — сказал он. — Спасибо за помощь, Делкло. Мы с инспектором Джемани уходим, надо приниматься за опросы. Закройте тут все. Есть проблема? — спросил он, заметив выражение озабоченности на его лице.
— Нет, нет, господин комиссар… Вот только… как быть с попугаем?
— Да посадите его в клетку!
Добрые четверть часа сражался Ахилл с птицей, которая яростно отбивалась крыльями, издавая невразумительные крики. Делкло уже подумывал, что ему опять достанется от начальства за опоздание. Закрывая наконец дверь, он неожиданно услышал отчетливый умоляющий зов попугая:
— Лили!.. Лили!..
Глава 7
Четверг, 12 июня
На следующее утро комиссар Фушеру проснулся на рассвете. Через распахнутое окно, выходившее на луга, окружающие ферму Туро, в спальню влилась волна запахов свежескошенной травы; к ним примешивался аромат розового вереска. Со своей кровати он видел, как медленно льется с неба первозданная голубизна, обволакивая контуры этого края, выплывающие из ночной тьмы. Глазами он следил за овалом расцветающего солнца. Болело колено. Трудно было приспосабливаться отныне к полноценной жизни в этом прекрасном мире. Но он стойко переносил свою неполноценность. И лишь упорными упражнениями по утрам он заставлял онемевшую ногу обретать необходимую гибкость, утраченную во время сна. Он закрыл глаза, чтобы полностью отрешиться от трескотни дроздов, заливистого пения жаворонков, поднимавшихся к необжитым небесным сферам.
Часом позже, свежевыбритый, он спускался по величественной лестнице, ведущей в столовую особняка. На первом этаже аппетитно пахло хорошо пропеченными бриошами и ароматным кофе. Эти запахи оживили в его памяти благословенные праздничные дни в доме в Ландах, где прошло его детство.
Внизу лестницы его встретили сестры Малгувер, приложившие немало средств и усилий для восстановления развалившегося особняка и превратившие его в самое гостеприимное из загородных пристанищ.
— Как видите, мы предвидели солнечную погоду, — приветливо сказала старшая. — Этот стол у окна вас устроит? Ваша помощница еще не спускалась.
Столовая сразу очаровала его. Два пузатых шкафа и широкий сервант с посудой, среди которой выделялись керамические тарелки местного производства, производили успокаивающее впечатление благополучия и довольства. Их полированное дерево контрастировало с цветастыми скатертями, оживлявшими столы. Заказав пышную лепешку, сливочное масло и земляничное варенье, в ожидании кофе он внимательно разглядывал постояльцев. В центре зала хмурая супружеская пара, глядя в свои тарелки, ожесточенно поглощала поданный завтрак. Дородная блондинка, сидевшая к нему вполоборота, отдавала должное фирменному бургундскому блюду и односложными словами реагировала на разглагольствования своего собеседника, который заливался вовсю. Он знал, что его слушают четыре девушки, молча сидевшие в глубине зала и внимавшие словам мэтра. По выспренним жестам и седеющей гриве Фушеру узнал известного модного психоаналитика Рено Битлера. Хозяйки парижских салонов шли на все, чтобы заполучить его на ужин. Он уже дожевывал третий круассан. Воспользовавшись паузой, блондинка заговорила с ним о своем последнем проекте.
— Вы совсем не думаете, Анна-Лиз. — Он чуть не поперхнулся. — Для этой книги пока не время…
Но, судя по всему, Анна-Лиз все продумала. Фушеру вспомнил, что она являлась главным редактором издательства «Галиматья».
— В любом случае подпишем контракт. Никогда не поздно отказаться от него и отделаться от автора ничтожной суммой, — флегматично заверила она, щедро намазывая тартинку маслом.
— Но все же не забывайте о судебном процессе в американском стиле.
— Только не с нашими авторами. Они беспомощны, — возразила она с презрительной миной. — Смотрите сами: нам удалось в последний момент отказаться от всех посмертных произведений, невыгодных… — она понизила голос, — в коммерческом смысле.
За соседним столом кто-то со стуком поставил чашку на блюдце. Внимание Фушеру привлекла элегантная женщина в платье абрикосового цвета, которая резким движением закрыла журнал «Этуаль Веспер», словно ей надоела окружавшая ее посредственность. Она встала и надменно, но с естественной грацией пошла к выходу, игнорируя провожавшие ее возмущенные взгляды. У двери она чуть не столкнулась с Лейлой Джемани, посторонившейся, чтобы пропустить ее.
— Я принесла вам программу семинара, — сказала Лейла, садясь напротив своего начальника.
Они одновременно склонились над брошюркой, которую развернули между дымящимися чашками. На титульном листе с профилем Колетт крупными буквами было напечатано:
Во вступительном слове профессор Марго Лонваль, известная в международных кругах специалист, должна была рассказать о проблемах генезиса. После этого шел перечень выступающих с сообщениями, названия которых немало повеселили комиссара и инспектора.
Первая часть программы — помимо извещения о прибытии нежданного участника — была посвящена научному исследованию всех «Клодин» и включала в себя:
1. «Воротник и пристегивающийся воротничок: клодинизация быта». Флоран де ла Сап, президент Фонда «От кутюр» и «Шерстяной чулок».
2. «Влияние кошачьих повадок на способность восприятия нюансов в творчестве Колетт». Анни Пулиш, профессор университета «Плато Миллеваш».
3. «Костыли и струпья: рассуждения об инвалидности в раннем творчестве». Шарль Бутильон, декан университета Пятилетия.
4. «Кло/Дина: гастро-текстуальное содержание». Рено Битлер, сотрудник отдела перманентных изысканий Института по изучению Нео-Фрей-до-пост-ла-каньенских концепций.
Третий день посвящен прогулке по колеттовским тропинкам, а также просмотру спектакля по книге «Ребенок и колдовские чары», поставленного Алисой Бонне.
Далее излагалась вторая часть семинара:
5. «Неудобство супружеской жизни: кончина одного из супругов». Беранжер Лестранж, доктор наук факультета оккультизма и магнетизма.
6. «Четыре сестры Тутун и их кошка». Алина Дюкрок, психоветеринар в Центре предупреждения болезней, передающихся животными.
7. «От перванша к банану: истоки гермафродитизма Колетт». А. Фродитос из Гимназии прикладной бисексотерапии.
8. «Мать и дочь: железная рука». (Докладчик будет объявлен позже.)
И наконец — заключительное заседание:
«Зачатие/Рождение: Клодина in utero[2]». Антуан Девриль, лектор университета, Париж XXXV-бис.
Жан-Пьер Фушеру силился сохранить серьезность. Здравомыслящая Лейла Джемани не могла удержаться от хохота.