…в результате дознания выяснено:
Сего числа я, помощник начальника Санкт-Петербургской сыскной полиции губернский секретарь Михаил Силантьевич Жуков в присутствии пристава 3-го стана Гдовского уезда подпоручика Николая Викентьевича Грудчинского опрашивал задержанного Василия Никифоровича Петрова, крестьянского происхождения, вероисповедания православного, уроженца деревни Самолва Гдовского уезда…
Протоколы дознания, снятого на месте ареста, прилагались на четырех листах. Любопытнейшее было приключение, как два деревенских мужика, Василий Петров и Григорий Еремеев, ночью в кромешной тьме через хозяйственные пристройки пробирались к купцу Ермолаеву на квартиру, зная, что он отъехал по торговым делам на два дня, как тащили с собою два куля с носильными вещами и столовым серебром, денег нашли немного, вот и решили наверстать упущенное хотя бы этим.
Через некоторое время они решились обокрасть Соломона Каплуна, дававшего деньги под немалый процент, но при том не брезгавшего скупкой вещей, наверняка зная, что вещи и деньги достались Каплуну не совсем праведным путем. К нему влезли через маленькое подвальное оконце. Григорий же застрял на обратном пути, утаив от односельчанина несколько вещей, и приятелю пришлось выручать того в полном молчании из плена скупости. Зато потом Петров дал чувствам выход кулаками.
Писалось как никогда медленно, каждое слово давалось с трудом, да и пока Михаил подносил перо, обмакнутое чернилами к листу, те успевали подсохнуть, словно показывая издевку Михаилу…
В ТАМОЖЕННОМ УПРАВЛЕНИИ надворного советника Соловьева встретили не с распростертыми объятиями, но с излишней холодностью. На лицах играли почтительные улыбки, но за ними угадывалось: «Что вам, ваше высокородие, у нас надобно? Мы здесь государственным делом заняты, ни одной минуты свободного времени не остается». Хотя в глаза ничего такого не говорили.
— Ваше высокородие…
— Называйте меня Иваном Ивановичем, — надворный советник тоже улыбался в ответ, представая перед таможенными чиновниками простаком, но в его тихом голосе звенели металлические нотки человека, привыкшего добиваться поставленной цели.
— Иван Иванович, — наклонился вперед делопроизводитель, — к завтрашнему утру я приготовлю вам необходимую справочку.
— Не хочу показаться назойливым, но дело сугубо важное, — при этом Соловьев посмотрел в глаза таможенному чиновнику так, что тот сжался в комок. — Я не могу раскрывать всей сути дела, но поверьте, промедление чревато не только для следствия, но для вашего управления, препятствующему расследованию в вашем лице, — он многозначительно остановился, давая возможность дорисовать картину.
— Вы говорите, типографские машины?
— Совершенно верно, — надворный советник протянул захваченные из отделения бумаги о покупке, найденные на квартире Левовского.
— Разрешите? — протянул тот руку.
— Да, пожалуйста.
— Не соизволите подождать?
Соловьев только кивнул в ответ.
— Мне необходимо некоторое время для поисков в архиве.
— Я подожду.
Делопроизводитель, семеня маленькими шагами, удалился, с великой осторожностью прикрыв за собою дверь, словно она могла рассыпаться от прикосновения. Таможенный чиновник явился только через три четверти часа, когда надворный советник устал от ожидания и хождения по комнате, разминая ноги.
— Иван Иванович, спешу вас обрадовать, что мною найдено интересующее вас.
— Очень хорошо.
— Здесь я написал адресочек, куда были направлены типографские машины.
Оказалось, что приобретенное в Германии прибыло в Санкт-Петербург по адресу на Петроградской стороне, куда и направился Соловьев для проверки. Там оказалось, что да, с полгода назад господин, по описанию схожий с Сергеем Ивановичем Левовским, уплатил почти сто рублей хозяину дома, чтобы тот несколько дней придержал какие-то тяжелые ящики в хозяйственной пристройке, а если кто поинтересуется в эти дни, то говорить, что скоро тут откроют типографию. Вот и все, а далее куда были вывезены ящики, он не знает. Кто перевозил груз, он тоже вспомнить не смог. Какие-то крестьяне из уезда. За погрузкой следил тот же молодой человек, да с ним был еще один круглолицый с пышными усами. А была у него рассеченная бровь? А бог его знает.
— Не помню, в лицо не всматривался, может быть, и была бровь рассечена, не всех же встречных запоминать. Вон сколько их по Петербургу ходит.
Больше ничего узнать не удалось, но тут было о чем поразмыслить…
ПОНАЧАЛУ ШТАБС-КАПИТАН решил посетить адресную экспедицию, в которой он мог узнать о приездах, сроках проживания незнакомца, а проще Фомы Тимофеевича Ильина, если тот навещал столицу наездами. Может ведь несказанно повезти, и окажется, что искомый господин — уроженец Санкт-Петербурга. Но, увы, чуда не произошло.
— Господин штабс-капитан, — делопроизводитель, заведующий архивными делами, был сама любезность, — вам неизвестен уезд, из которого приехал господин Ильин?
Василий Михайлович в ответ на каждый вопрос только тяжело вздыхал.
— Происхождение неизвестно, так? Чин? Однако же. Придется, милостивый государь, вам подождать, пока я не проверю в своих хоромах господина Ильина… И что он сотворил по вашей части?.. Молчу, молчу, государственные тайны мне знать не след.
Орлов продолжал молчать, вступать в переговоры он права не имел, да и не было особого желания.
— Господин Орлов, придется немножко подождать, — все с тем же невозмутимым выражением лица, скрашенным слащавою улыбкой, говорил делопроизводитель, сперва написавший каллиграфическим почерком фамилию и имя искомого сыскной полицией господина. А уж только после он этого отправился в царство дубовых шкафов, где в алфавитном порядке расположились карточки белого цвета приезжающих из разных губерний в Санкт-Петербург на время или навсегда. Отдельно стояли шкафы с карточками владельцев домов. Чиновник адресной экспедиции, чтобы не возвращаться повторно, посмотрел сначала хозяев домов, вдруг господин Ильин, имея дом в столице, бывает в ней наездами либо постоянно проживал, но Фомы Тимофеевича среди просмотренных карточек не нашлось, а вот среди временно прибывающих нашлось всего пятеро с искомым именем и отчеством. Вот их делопроизводитель и записал на листе бумаги, которую всегда для таких целей имел в архивном помещении на маленьком столе. Он поставил его уже давно, когда всякий раз приходилось брать карточку, идти в комнату, где встречал приходящих к нему посетителей, потом снова возвращался, чтобы поставить карточки на место. Поэтому к штабс-капитану он вышел с исписанным листом.
— Господин Орлов, — с лица делопроизводителя не исчезла улыбка, а наоборот, в ней появилось что-то отталкивающее, напоминавшее острую крысиную мордочку, — вот я приготовил вам всех Ильиных, которые заслуживают вашего внимания.
Василий Михайлович пробежал глазами по списку.
— Благодарю, — по наигранной неприветливой маске скользнула искра доброжелательности и признательности. Теперь в земельный комитет, где в конце концов удалось узнать довольно интересное, но пришлось в связи с этим вновь вернуться в адресную экспедицию, чтобы узнать о проживании еще одного человека, неожиданно объявившегося в списке господина Орлова.
Глава семнадцатаяПо новому следу
ПУТИЛИН ВНИМАТЕЛЬНО ЧИТАЛ допросные листы, снятые с Василия Петрова, что предоставил вернувшийся Миша. Конечно, Иван Дмитриевич был рад завершению дела, в котором помощник с таким усердием стремился поставить последнюю точку, и тому, что Мише это с успехом удалось. Убийца сидел в арестантской, и к тому же на три ранее не раскрытые кражи стало меньше.
Тайные агенты из мира, где преступные деяния не считаются чем-то зазорным, а доблесть и отвага заключаются в ловкости рук, смекалке, направленной отнюдь не на благородные дела, о случившемся не могли сказать ничего — никто ничего не видел, никто ничего не знает. Это следовало выяснить ранее, но Путилин был уверен, что петербургская «вольница» не имеет никакого отношения к смерти чиновника Левовского.
Начальник сыска протянул допросные листы Соловьеву, тот просматривал быстрее, чем штабс-капитан, который читал вдумчиво, смаковал, наверное, каждое слово перекатывал языком во рту, пробовал на вкус.
— Итак, господа, могу выразить признательность Михаилу за проведенное следствие, которое, я считал, можно предать забвению, ибо в нем не было следов и мало-мальски значимых зацепок, — Путилин не лукавил, ему было вдвойне приятно, что пришедший несколько лет назад в сыскное отделение совсем юноша с намечающимся пушком над верхней губой теперь превращался в опытного агента, способного самостоятельно проводить расследование.
— По правде, я удивлен твоей настойчивостью, — продолжил похвалы штабс-капитан, крайне редко высказывающий свое благоволение кому-либо, невзирая на чины. — Крайне любопытное решение.
Иван Иванович не присоединился к обсуждению, он просто промолчал, считая, что и так сказано достаточно слов, но когда все высказались, взял слово, резко сменив тему:
— Теперь, господа, пора вернуться от успехов к грешным делам земным.
— Иван Дмитриевич, — теперь настала очередь надворного советника, — типографские машины были получены господином Ильиным, а далее загадка. Представленный адрес в Санкт-Петербурге оказался местом хранения. С хозяином договаривался лично Левовский, который заплатил сто рублей за то, чтобы чиновникам цензурного комитета ответствовали об образовании новой типографии. Куда далее оно было отправлено, мне узнать не представилось возможным.
— Значит, мы получили еще одно подтверждение участия Сергея Ивановича в сомнительных делах.
— Подле Левовского в день, когда увозились типографские машины, был замечен круглолицый с пышными усами.
— Ильин?
— Может быть.
— Имеем увезенное в неизвестном направлении. Иван Иванович, а кто грузил? На каких телегах увозили?
— Деревенские.
— Можно говорить, что имение, купленное Ильиным, находится в Петербургском уезде. Так, Василий Михайлович? — Путилин обратился к Орлову.