я уже не один, а в сопровождении молодого агента и Михаила.
НА ДОЛЮ ШТАБС-КАПИТАНА выпал сбор сведений о Петре Глебовиче Анисимове, вероисповедания православного, из потомственных дворян Тверской губернии. А ведь и один из Ильиных оттуда же, тридцати пяти лет, приобрел имение в Новоладожском уезде, в двух верстах от деревни Вымово у господина Левовского Сергея Ивановича, который, в свою очередь, купил его в 1865 году, через год после поступления на службу, у статского советника Корсакова за двадцать восемь тысяч серебром. Осталось посетить место его проживания в столице.
До Новой Ладоги от столицы было чуть более ста верст хорошей дороги, а там до деревни Вымово еще верст пятнадцать — двадцать. Но для полной картины необходимо было все выяснить в Петербурге, а уж потом — теплую шубу, шапку, и в путь по заснеженной дороге. Сразу появляться в имении тоже не очень хорошая идея, а если Анисимов — это Ильин, тогда, почуяв опасность, тот просто сбежит, и тогда не найти его, как говорится, во веки веков.
«Конечно, — стукнул себя по лбу штабс-капитан, — проверить надо там», — и зашел в канцелярию градоначальника, она находилась в десятке шагов.
Несмотря на ранний час и отсутствие управляющего канцелярией, господина Христиановича, Василию Михайловичу удалось поговорить с делопроизводителем подполковником Манугевичем.
— Карп Фомич, — виноватая улыбка высветилась на лице Орлова, — не соблаговолите ли помочь сыскному отделению?
Не в первый раз с подобными просьбами обращались к Манугевичу, иногда сам начальник Иван Дмитриевич приходил, а порой присылал своего помощника, расторопного юношу по имени Михаил.
— Когда это мы отказывались? — пробурчал делопроизводитель. — Чем могу служить?
— Есть некие господа Анисимов и Ильин, — пожевал ус штабс-капитан. — Не получали ли они паспорта для выезда за границу?
— Напишите мне…
— Вот, — Орлов протянул лист бумаги Карпу Фомичу.
— Придется подождать.
Через три четверти часа Василий Михайлович знал, что и Фома Тимофеевич Ильин, и Петр Глебович Анисимов имеют паспорта для выезда за границу, один — в Италию для поправления здоровья, второй — на воды в Германию. Василий Михайлович был крайне удивлен тем обстоятельством, что два паспорта находились в руках. Преступники ли эти господа? Сомнение закралось в сердце. Он ожидал иного результата, но, увы, надо принимать все таковым, как есть.
«А чему, собственно, я удивляюсь? — Василий Михайлович даже остановился на миг, чем испугал следом шедшего незнакомого человека. — Если они самозванцы, живущие по подложным паспортам, тогда и… А почему, собственно, я думаю, что это два разных человека, а не один?»
Орлов развернулся и прошел опять в канцелярию, но там уже не смогли ему помочь. Никто из чиновников канцелярии градоначальника не смог припомнить по описанию ни Ильина, ни Анисимова, ни описать получивших паспорта, только разводили руками. Сколько просителей приходит в канцелярию, не счесть.
С досады Василий Михайлович сказал:
— Вы на разные фамилии одним и тем же людям тоже выдаете?
Такие взгляды он поимел в ответ, что для себя решил, еще нескоро канцелярские забудут его выпад и нескоро он сможет быстро получить там интересующую его информацию, если понадобится…
Ехать в Новую Ладогу было рано, слишком много неясностей, и штабс-капитан решил зайти в кофейню, что на углу Большой Морской и Невского, позавтракать, предчувствуя впереди тяжелый день.
Сидя за столом, он обдумывал дальнейшие действия. Конечно, необходимо поговорить с Иваном Дмитриевичем, но как знал штабс-капитан, Путилин отъехал по делам следствия, а терять время в отделении не хотелось.
Не успел Василий Михайлович поставить пустую чашку на стол, как за окном увидел знакомый силуэт. Путилин пешком возвращался в отделение. Орлов схватил шинель и, на бегу натягивая ее, бросился догонять начальника.
Глава девятнадцатаяСледы обретают очертания
— ИВАН ДМИТРИЕВИЧ! — ПУТИЛИН услышал за спиною тяжелые шаги.
Статский советник обернулся, его догонял Василий Михайлович, на ходу приводя себя в порядок. Шапка чуть не падала с головы, портупея в руках.
— Иван Дмитриевич, — глаза у штабс-капитана горели, — здесь такое дело… — его слова прерывались тяжелым дыханием.
— Слушаю.
— Иван Дмитриевич, я был в канцелярии градоначальника и там узнал, что Ильин и Анисимов получили паспорта для выезда на лечение, один — в Италию, второй — в Германию.
— Так они выехали?
— Нет, они еще здесь.
Иван Дмитриевич задумался о сообщенном, ведь потенциальные преступники могли покинуть не только губернию, но и страну. Хотя что можно поделать с ассигнациями в Европе? Да ничего. Там они представляют собой бумагу. Скорее всего, преступники уехали бы сперва на восток — куда-нибудь за Урал, в Сибирь, чтобы обменять фальшивки на золото или серебро, а уж потом за границу. Взять семейство Янсенов, три года тому пошедших на каторгу. Они фальшивки получали из Франции, чтобы здесь пустить в оборот через привлеченных к делу людей. Тот же Август Жуэ из Путивля или Яков Шенвиц из Варшавы старались наводнить такими ассигнациями города, в которых останавливались поезда, тем самым привлекая внимание. Да и их продукция, хотя и отличалась отменным качеством, но существенно уступала Левовским.
Как Путилину пояснили специалисты, качество поддельных денег было настолько высоким, что даже бумага фальшивок повторяла состав настоящей денежной бумаги, и качество ее выработки вызывало уважение. В итоге это делало весьма затруднительным обнаружение подделок, да к тому же высокое качество печати делало огрехи гравера незаметными без специальной оптики. На банкнотах менялись номера, причем изготовитель ни разу не ошибся и не запустил в изготовление ассигнации не выпущенных Министерством финансов серий и номеров, что говорило об обладании преступниками секретных сведений. Обыкновенно фальшивые деньги привлекали к себе внимание своей хорошей сохранностью, да еще тем, пожалуй, что некоторые из них были несколько более светлого тона, нежели настоящие. На некоторых образцах производителю не удавалось добиться абсолютно верного цвета, а в случае с деньгами, найденными на квартире Левовского, дело обстояло как раз наоборот: они полностью повторяли настоящие, в особенности состав бумаги. И только в мелких деталях, незаметных глазу, были допущены незначительные огрехи. В целом же качество подделок характеризовалось экспертами как «очень высокое». Им не удалось выявить ни одного достоверного и повторяющегося признака, который бы позволил неспециалисту быстро и безусловно верно распознавать фальшивки на месте. Тогда, в деле Янсенов, эксперты пояснили и рассказали, что лет пятнадцать тому озаботившись появлением в Германии поддельных денег, гравер и оптик Дове разработал оригинальный способ проверки подлинности бумажной ассигнации путем сличения ее отдельных фрагментов с эталонными через стереоскопические линзы. Определенным образом свернутые ассигнации — проверяемая и эталонная — укладывались под стереоскоп. Эксперт рассматривал их через линзы двумя глазами одновременно и видел либо четкий, крупный фрагмент узора банкноты, когда она подлинная, либо расплывающийся, нечеткий и крайне неприятный для глаз рисунок, если она — фальшивка. В том случае, если обе рассматриваемые купюры вышли из-под одной печатной пластины, изображения, поступавшие от каждого из глаз, в мозгу наблюдателя в точности совмещались, как если бы он рассматривал одну-единственную купюру. В том же случае, когда ассигнации печатались с разных пластин, неизбежно возникало несовпадение узоров, а это сразу сказывалось на восприятии изображения. Оно становилось нечетким и крайне раздражающим для глаз рассматривающего.
В основе «способа Дове» лежала простая в общем-то идея: фальшивомонетчику никогда не удастся с математической точностью воспроизвести оригинал во всех его частях. А значит, сличение через стереоскоп позволит очень быстро выявить несовпадение узоров проверяемого образца и банкноты-эталона.
Экспедиция по заготовлению ценных бумаг разработала около двадцати мест проверки подлинности пятидесяти- и двадцатипятирублевых ассигнаций по методу Дове, тем самым предоставив экспертам точный способ быстрой проверки подлинности банкнот. Понятно, что все варианты подобной операции были совершенно секретны и никогда не разглашались, но, тем не менее, господин Левовский много лет состоял в Экспедиции и по долгу службы знал многое, но, к счастью, не все.
— Я уверен, что эти двое, или единый злодей в двух лицах, никуда не уехали. Будем уповать, что идем по правильному следу. Весьма, кстати, вам повезло, что эти господа получали паспорта для выезда не в канцелярии Тверского губернатора, не то пришлось бы обращаться в департамент. Каковы ваши дальнейшие действия?
— Проверю адреса, где останавливался Анисимов, установлю, похож ли он на разыскиваемого с рассеченной бровью. Хочу телеграфировать в Тверь о господах Ильине и Анисимове.
— Не стоит. Не зная отношений чинов полицейского управления, можно внести некоторую нервозность в поведение разыскиваемых господ.
— Потом хотелось бы съездить в Новую Ладогу, а там, если удастся, не привлекая внимания, то и в имение.
— Можно разворошить осиное гнездо.
— Да, можно, но мне кажется, что становой пристав подскажет причину, по которой мне придется посетить Анисимова.
— Продолжайте.
— От полученных сведений будут зависеть дальнейшие действия.
— Василий Михайлович, мне пришла в голову одна идейка. Посетите еще раз земельный комитет, пусть там подскажут какую-то мелочь в оформлении купчей, и вы, как чиновник этого комитета, должны устранить ее. Может быть, так?
— Я подумаю, как лучше это устроить.
— Теперь, когда личность Анисимова обретает очертания, жду вас у себя с новыми предложениями…
Что ж, следствие по делу убийства господина Левовского приобретает не частный, а совсем другой характер — государственный, и оно напрямую связано с появлением фальшивых ассигнаций. Клубочек катится, как в детской сказке, указывая путь к дальнейшим действиям. Ох как не прост оказался Сергей Иванович, ох как не прост! Неужели такое задумано было еще на заре его чиновничьей карьеры? Путилин был поражен, даже не поражен, а у него не находилось слов для описания открывшейся ему картины. Кажется, в каждом тихом омуте обитает свой черт — жадность, стяжательство, предательство скрывались за маской добропорядочности.