— Тогда, — не выдержал Жуков и перебил, — он должен знать о секрете, заключенном в трость, иначе неожиданный позыв к убийству соперника становится абсурдом.
— В этом я с тобою соглашусь.
— В противном случае получается, что бумажник взял сам Микушин, но однако же к лишению жизни противного ему господина не причастен, как это может быть?
— Не все поступки можно объяснить, — горестно добавил надворный советник. — К великому сожалению, не все, иначе все преступники были бы пойманы.
ШТАБС-КАПИТАН ОРЛОВ шагал по убранному от снега тротуару, тихо поскрипывающему под тяжелыми армейскими сапогами. Взгляд его был устремлен под ноги на деревянные шестигранники мостовой, скрепленные металлическими скобами. Дворники поработали, очистили на славу, даже успели бросить на плитки песка, уже потемневшего и потерявшего свою желтизну.
«Анисимов Петр Глебович, — крутилось в голове штабс-капитана. — Кто ж ты таков, Петр, сын Глебов. Кто? Преступник или вполне заслуживающий уважения верноподданный государя нашего?»
Анисимов являлся владельцем дома, купленного шесть лет тому на 3-й линии Васильевского острова.
Василий Михайлович решил пройтись пешком, благо было недалеко, но сперва все же он решил заглянуть в участок, чтобы, по возможности, узнать о господине Анисимове, тем более что и сам участок находился почти напротив дома Анисимова. Помощника пристава ротмистра Праведникова он знал давно. Года три тому он, только поступивший на службу в сыскное отделение, обратился к Константину Михайловичу по делу. Тот не стал чинить бюрократические препоны штабс-капитану, а помог, и тогда был задержан бывшим военным его первый преступник. Вот с тех пор они придерживались, хотя и не дружеских, но вполне приятельских отношений и никогда не отказывали в помощи друг другу.
Одноэтажный дом, который занимал 1-й участок Василеостровской части, хозяйственное отделение Полицейского управления Санкт-Петербурга взяло в наем на двадцать пять лет у купца Соловьева. Здание было добротное, с толстыми стенами и крытой железом крышей, окрашенной в синий цвет.
Василий Михайлович, кивнув дежурному чиновнику, прошел к кабинету ротмистра Праведникова.
— Константин Михайлович, наше вам.
— А, Василий Михайлович, — помощник пристава поднялся и с распростертыми объятиями направился к Орлову, — рад видеть тебя в прекрасном здравии.
— Благодарю, как сам-то?
— Да как, божьими заботами.
— Как семейство? — подмигнул. — Прибавления не ожидается?
— Бог с тобой, Василий Михайлович, мне четверых хватает, да и тех не каждый день вижу.
— Служба?
— Так точно, служба. А ты как? Все еще жену не выбрал?
— Как и ты скажу, служба. Вот и сейчас, если бы не дела наши скорбные, мы б с тобой и не повидались бы…
Глава двадцать перваяВ ожидании чуда
ЧАЕВНИЧАТЬ В ТАКОЕ время года — душу отогревать, а не только лишь бренное тело, но когда два чиновника, один из них — по поручениям, второй — младший помощник, чином пока не вышедший, сидят со стаканами в руках и в ус не дуют о проведении дальнейшего следствия…
— Иван Дмитриевич, — первым вскочил Михаил, выплеснув остатки чая после гневных слов начальника.
— Что Иван Дмитриевич? Уже убийцу изловили? Дел больше нет? Столица от преступников освобождена?
Надворный советник ждал окончания начальственного возмущения и в силу своих лет в пререкания не вступал, предпочитая переждать напрасные сотрясания воздуха, чтобы потом спокойно, без лишних хлопот доложиться о выполненном задании.
— Жду вас в кабинете, — и уже вполне спокойным голосом добавил, обращаясь к Жукову: — Чай прихвати.
Через несколько минут от былой вспышки не осталось ни следа. Путилин и сам понимал, что был не прав, повысив голос. Наверное, скорая еженедельная аудиенция у градоначальника вносила некоторую напряженность, невзирая на вполне заслуживающие похвалы результаты. Но стоящие выше по чину видят в сыскных делах лишь недостатки и определенную нерасторопность в поисках всевозможных преступников.
— Итак, проверенные Ильины оказались не теми, кто нам нужен, — Иван Дмитриевич подытожил слова сыскных агентов, хотя сам узнал об этом еще утром, — и на квартире господин Микушин не объявлялся?
— Совершено верно, Иван Дмитриевич, — вполне спокойным голосом подтвердил надворный советник.
— Тогда моя очередь, — Путилин закрыл глаза ладонью. — Ильин Фома Тимофеевич проживает на Загородном проспекте в доме Бернардаки, приметы подходят под описание разыскиваемого нами. Вас, Иван Иванович, попрошу послать туда агента. По всей видимости, наш, уже, надеюсь, найденный господин вернется к шести часам. Теперь наблюдать за ним днем и ночью, чтобы он не заподозрил слежки.
— Будет выполнено.
— А почему мы не можем его задержать? — не выдержал и вступил в разговор Михаил.
Соловьев посмотрел на начальника.
Путилин кивнул, давая разрешение, чтобы Иван Иванович пояснил.
— Пока мы не выясним, что Левовский был связан с ним преступными деяниями, мы не сможем уличить Ильина в убийстве.
— А трость?
— Он пояснит, что оказывал услугу Сергею Ивановичу и поэтому назвался в мастерской его именем, — продолжил Соловьев.
— Но он же следил за приятелем?
— Нет достаточных улик для такого утверждения… Все? Тогда далее, Иван Иванович, берете в помощники Михаила, у него почерк больно каллиграфичен, в отличие от наших, и езжайте на квартиру Залесского, — Путилин продиктовал адрес. — Там осталась служанка Лиза, так вот она проведет вас к Микушину, — удивленные взгляды чиновников вопрошали, почему Путилин не привез студента в отделение, тому пришлось пояснить: — Алексей попал в неприятное положение и ко всему прочему сильно болен. Так снимите с него показания. Он непосредственно убийства не видел, но рассмотрел убийцу, убегавшего с места злодеяния.
— Понятное дело, — первым вскочил Жуков, молодецкая удаль требовала выплеска.
— Да погоди ты, — цыкнул Иван Дмитриевич на младшего помощника, и тот медленно опустился на стул. — Опять сбил с мысли… Хорошо, ступайте, — махнул рукой, указывая на дверь, — не держу.
ВПЕРЕДИ БЫЛИ ПРАЗДНИКИ — Рождество, Новый год, которые русский человек привык встречать с размахом, даже если в кошеле лишь копейки, он становится беспечнее, словно его подменили. Вот и пользуются таким положением всякие мошенники и разбойного склада люд, объегоривая своего ближнего почем зря, а у полиции прибавляется забот. Путилин уже не мог припомнить, когда в семейном кругу встречал праздник. То розыски, то засады. Про засады он поторопился, негоже начальнику сыскной полиции сидеть как простому агенту в ожидании преступника, чтобы взять его с поличным. Это когда птица того стоит. А так приходится работать головой, ногами и языком, беседуя с добровольными помощниками, которые на самом деле не изъявляли желания в помощи, а в силу обстоятельств находятся под давлением. Здесь не стоит слишком сильно давить, иначе вместо агента получишь злейшего врага, способного ударить тебя в спину. Грань тонка.
Через своих осведомителей Путилин узнал, что о фальшивых ассигнациях в столице ничего в определенных кругах не известно, хотя слухи ходили, но все звучало как-то несерьезно. Как водится, многие мечтали поиметь такой станок, что и делать ничего не надо, а крути ручку, подавай бумагу и получай готовые кредитные билеты сотнями, живи себе в удовольствие и в ус не дуй. А Путилину каждый раз приходилось полагаться не только на свою голову, но и на добровольных помощников, которые что-то видели, что-то слышали. На этом и была построена служба. Ведь иногда доходит до курьезов, когда преступление раскрывается, что говорится, с лету, или наоборот — погрязает, как в болоте. Вот как в деле на пустыре за Семеновским плацем. Найден был задушенный тонкой веревкой, брошенной тут же, человек средних лет с вывороченными карманами. Убийство с целью ограбления, это стало ясно с первого взгляда. Довольно быстро установили личность, им оказался… ныне имени несчастного Путилин припомнить не смог, ростовщик, ходили слухи о большом богатстве. Дома, кроме вещей, сданных в залог, не нашлось ни наличности, ни золота… А дальше стена. Так бы и осталось преступление нераскрытым, но через два года сыскной агент случайно услышал в трактире о каком-то давно задушенном на пустыре за плацем. Полицейский насторожился, потом постарался сдружиться с тем человеком, и через неделю доложил, что сумел выудить из него. А оказалось, что его знакомец прослышал о несметных богатствах, решил убить ростовщика и, приняв чарку хлебного вина, приехал на пустырь, и там свершилось злодеяние. Найденные деньги убийца забрал себе, сунул приятелю четвертной и отправил восвояси, подальше от столицы. На остальные просьбы о деньгах отвечал отказом. «Я себе, — говорил разговорившийся посетитель трактира, — тыщ тридцать тогда прикарманил». Так по случайному стечению раскрыли старое преступление, о котором и позабыли-то давно.
Не всегда идут в руки ниточки, иногда попадают совсем с нежданной стороны, словно Господь говорит, что злодей должен быть наказан, если нет в его сердце ни раскаяния, ни совести.
В нынешнем деле, хотя и некоторые моменты прояснялось, но однако многое неясно, не связано в одну цепочку. Звеньев все равно не хватает. В самом деле ли типографские машины поставлены в усадьбе, купленной господином Анисимовым? Уж не отправлены ли они далее для запутывания следов? Потом Фома Тимофеевич Ильин. Убийца ли он? Все указывает на него, даже показания Алексея Микушина подтверждают сей факт, но неясна причина. Что его побудило на столь жестокое деяние? Ведь если они печатали фальшивые ассигнации, то Сергей Иванович незаменимый в этом деле человек. В его руках много тайных примет кредиток, на которых обычно попадаются злоумышленники, сведения о них нигде не купишь. Непонятен сей господин, непонятен.
Путилин вновь вернулся к записке, которую должен представить помощнику градоначальника генерал-майору Козлову, хотя она и написана, но требовала более тщательного внимания. Может быть, произойдут изменения, ведь со дня основания как был в штате сыскного отделения двадцать один сотрудник, так до сих пор и остался, а населения в столице более семисот тысяч. Невеселая картина. А ведь государь поручил Совету министров расширить полицейский аппарат в городах. Это, считай, один городовой — на четыре сотни жителей, полицейский надзиратель — на десять городовых, пристав, поставленный во главе участка, с помощником и письмоводителем — на десять тысяч жителей, даже в селах произошли изменения: урядник — на волость, стражник — на две тысячи жителей, кроме этих чиновников введены были офицеры полицейской стражи: один — на двести пятьдесят стражников, даже предусмотрено образование полицейского городского резерва, в целях временного усиления наружной полиции. А сыскная полиция так и осталась пасынком на фоне изменений в империи, будто двадцать человек в состоянии противостоять всем преступникам столицы, вот и остаются некоторые нераскрытые злодеяния на полках до лучших времен. Приходится уповать на Господа, рук, ног не хватает в сыскном отделении и, конечно, же светлых голов.