— Хорошо, — кивнул Василий Михайлович, — но сперва к господину Анисимову.
— Как скажете, — подал голос Жуков, молчавший до тех пор.
Только на улице у саней штабс-капитан с досадой произнес:
— Едем в неизвестность, ничего толкового не узнали ни в уезде, ни в стане, ни у этого старика.
— Не впервой, — попытался отмахнуться Михаил.
— Да не хотелось в волчью пасть да без подготовки.
— На месте видно будет.
— Вот именно, что на месте. Тогда, Миша, тебе предстоит больше молчать, чем вступать в разговоры, и в нужных местах кивать и поддакивать.
— Чего ж неясно-то. Это с превеликим удовольствием.
От ворот до крыльца имения дорога была почищена от снега. Вдоль нее высились старые деревья, укутанные в белые одеяния. Не успели остановиться, как с высокого крыльца сбежал молодой человек лет двадцати в расстегнутом пиджаке.
— Петр Глебович не принимает, — сразу же без приветствия произнес он глухим голосом.
— Доложи господину Анисимову, — не обращая внимания на слова молодого человека, Василий Михайлович вышел из саней, — господа Орлов и Жуков из столичного управления наделов просят принять по служебной надобности.
— Прошу следовать за мной, — встретивший учтиво поклонился.
В прихожей с большими окнами и десятком зажженных свечей молодой человек так же учтиво произнес:
— Я доложу Петру Глебовичу.
Орлов отряхнул снег с шапки и расстегнул шубу, было заметно, что в доме не экономят на дровах.
Ждать пришлось недолго, тот же молодой человек с приклеенной улыбкой появился, словно из ниоткуда.
— Господа, Петр Глебович ждет вас. Разрешите ваше платье. Прошу.
Пришлось пройти в большую залу с высокими потолками и лепниной по углам, посредине висела большая люстра с хрустальными каплями, в которых преломлялся разными цветами мотыльковый огонь свечей.
— Здравствуйте, господа, чем обязан вашему визиту? — Анисимов поднялся с кресла, держа в руках зажженную сигарету и устремив взгляд внимательных глаз на вошедших. Едва заметная настороженность не ускользнула от внимания штабс-капитана.
После приветствия чиновник представился:
— Коллежский секретарь Василий Михайлович Орлов, чиновник по поручениям при губернской земской управе, и мой помощник губернский секретарь Михаил Силантьевич Жуков. По служебной надобности инспектируем уезд.
— Чем же моя скромная персона могла заинтересовать управу?
— Господин Анисимов… — начал было столичный чиновник.
— Давайте запросто: Петр Глебович, — замахал руками хозяин, — без официальности.
— Петр Глебович, извините, что обеспокоили, — продолжил штабс-капитан, вежливо раскланиваясь, — но если честно, то сбились с дороги, возвращаться в волость не близкий путь.
— Понимаю, — улыбнулся Анисимов, но улыбка вышла какой-то чересчур натянутой, словно художник не удосужился ее закончить на портрете. — Мой дом в вашем распоряжении.
— Благодарю за понимание, — было заметно, что Орлов искренне обрадовался, даже потер от удовольствия руки.
— Мне самому приходится иной раз пользоваться гостеприимством. Могу что-нибудь предложить?
— Видите ли, — начал столичный чиновник и добавил без излишней застенчивости: — Мы почти весь день провели в дороге…
— Тогда, надеюсь, не откажете составить мне компанию за ужином?
— Это было бы большой любезностью с вашей стороны.
— Степан, — крикнул хозяин в сторону двери, из-за которой, словно джинн в восточной сказке, появился молодой человек, ранее встретивший гостей у крыльца. — Господа будут ужинать со мной, и… приготовь гостевые комнаты, — и повернулся к столичным чиновникам: — Не могу же я оставить вас без крова на ночь.
Орлов наклонил голову и приложил руку к груди, показывая тем, что они с удовольствием воспользуются предложением хозяина.
Тот ответил с той же натянутой улыбкой.
— Это мой долг хозяина, — потом вновь обратился к молодому человеку: — И принеси… — повернул голову к Орлову: — Какую настойку предпочитаете: клюквенную, рябиновую или анисовую?
— На ваше усмотрение.
— Хорошо. Степан, принеси анисовую.
Молодой человек так же бесшумно, как и появился, исчез за дверью. Не прошло и десяти минут, как Степан вернулся с подносом, на котором возвышались хрустальный графин и три рюмки, выделяющиеся золотыми ободками.
Вроде бы беседа текла в течение этого времени, но если бы каждого из присутствующих и спросили о ней, то никто не смог повторить, о чем шла речь, хотя никто не выходил за рамки исполняемой роли: Петр Глебович играл в рачительного хозяина, а приезжие изображали гостей, волею случая заброшенных в такую даль от столицы.
— Вы, Василий Михайлович, давно по управе служите? — неожиданно задал вопрос Анисимов, прервал рассказ на полуслове.
— Шестой год уже пошел, — как ни в чем не бывало Орлов подошел к столу. — Вы позволите? — и наполнил рюмку во второй раз.
— Пожалуйста… И как вам барон Корф?
— Извините великодушно, — понизил голос штабс-капитан, Петр Глебович якобы невзначай поинтересовался председателем губернской земской управы отставным гвардии штабс-капитаном Павлом Леопольдовичем Корфом, находящимся в преклонных годах, — обсуждать начальника в присутствии, — и он указал глазами на Жукова, — не имею привычки.
— Понимаю.
— Но между нами, — он подошел ближе к хозяину, — ему давно пора на покой, — и посетовал с хищной улыбкой: — Годы, к сожалению, дают знать.
— Я в последний раз его видел на приеме у Воронцовых, он еще ничего, сам ходит.
— Вот именно, ходит, уж лучше бы побольше лежал, может, здоровья бы прибавилось. Но, надеюсь, это останется между нами.
— Василий Михайлович, — надул губы Анисимов, — я попрошу без…
— Понял, — и понизил голос, — только между нами.
— Вы тоже меня правильно поняли.
— Прекрасная у вас анисовая.
— Плохой не держу, — Петр Глебович был явно доволен похвалой, — а что у нас молодой человек…
— Михаил, — подсказал Орлов.
— Да-да, — поблагодарил кивком за подсказку. — А что Михаил, так опечален?
— О нет! — Жуков, ранее стоявший у окна в другой стороне гостиной, подошел ближе к беседовавшим. — Вы не против, если я наполню свою рюмку?
— Отнюдь, — хохотнул Анисимов. — Если ваш начальник не запретит?
— Если хозяин позволяет, то я не против, даже наоборот — рекомендую прекрасный напиток.
— Петр Глебович, — на пороге возник Степан, — ужин в столовой.
— Господа, — развел руки в стороны Петр Глебович, — прошу отведать, что, как говорится, бог послал.
Столовая была такого же размера, что и гостиная, но с одной разницей — в ней висели две небольшие люстры с дюжиной зажженных свечей на каждой. На длинном столе, за которым в прежние годы сиживали двенадцать персон, стояло три прибора — для хозяина во главе и гостей по левую и правую руку от него.
— Я был бы не прочь пожить, как вы сейчас, вдали от суетливой столицы, службы, — взял под руку Петра Глебовича штабс-капитан, изображая из себя человека, что сможет приноровиться к любым условиям, лишь бы они были комфортны ему.
— Что ж прошу, — Анисимов сделал вид, что не понял слов собеседника.
— У вас мило, — Василий Михайлович присел и сразу потянулся за графином с анисовой, чувствуя себя скорее хозяином, чем гостем. — Позволите? — спросил из вежливости.
Петр Глебович только кивнул.
— Это родовое? — спросил Жуков, но осекся под взглядом начальника.
— Что? — посмотрел на него Петр Глебович.
— Анисовая с винокуренного?
— О нет, я предпочитаю домашнюю.
— У вас милый дом, — поднял рюмку штабс-капитан.
— Я, как вы знаете, недавно его приобрел, так что уюту в нем обязан бывшему владельцу.
— За вас, — и содержимое опалило горло Орлова, потом он взял маленькую ложечку, зачерпнул паюсной икры и начал намазывать на кусок хлеба.
— Что нового в столице?
— Да стоит на месте, и что с ней станется? В театрах — новые пьесы, открываются новые ресторации, — улыбка стала еще шире, — а мы, бедные чиновники, получаем повышения по службе. Все как и двадцать лет назад.
— Почему двадцать? — Петр Глебович положил на тарелку кусок буженины и соленых груздей.
— Могу сказать, и пятьдесят, — Василий Михайлович откусил кусочек хлеба, — ничего не меняется.
— Если так…
— Кстати, в этом сезоне на сцене Александринского театра восходит к вершинам славы молодая актриса Изабелла Веселовская.
— Веселовская?
— Да.
— Что-то читал в газетах, но точно не помню.
— Запомните это имя, — продолжал Василий Михайлович. Миша был удивлен, что штабс-капитан, всегда сторонившийся светской жизни и всегда казавшийся очень замкнутым, открывался с новой стороны. — Она спела замечательную партию с самим Сазоновым. Будете в столице, обязательно сходите на «Прекрасную Елену».
— Надеюсь. — Петр Глебович справлялся с бужениной, ловко орудуя вилкой и ножом, от штабс-капитана не ускользнуло, что хозяин одинаково владеет правой и левой руками.
— Изабелла не менее прекрасна, чем образ на сцене. Увидев эту Елену Прекрасную хотя бы один раз, ее невозможно забыть.
— Воспользуюсь вашим советом, будучи в столице.
Забыв все приличия, Василий Михайлович вновь приложился к рюмке. Миша выказывал обеспокоенность, видя, как хмелеет его старший товарищ по службе, но ничего не мог поделать, не привлекая особого внимания.
— Женщины — прелестные создания, — разглагольствовал штабс-капитан, — но, увы, не всегда хватает жалования для исполнения их капризов. Особенно если девица молода и обладает неземным шармом.
— Вы правы, — хозяин пил немного, как отметил Жуков, но с удовольствием подливал приезжим гостям. Михаил поостерегся много пить и больше подкладывал себе в тарелку мясо и квашеную с крупными красными ягодами клюквы капусту.
— Мне хотелось бы вот так пожить среди лесов и снега. Благодать… — причмокнул штабс-капитан губами, и содержимое очередной рюмки вновь опалило рот.
— Что мешает?