ящему концы с концами, трудно не испытывать классовой ненависти к владельцам заводов и пароходов. Тем более что последние нередко сами нарываются на нее, попирая все мыслимые и немыслимые законы и вычеркнув из своего словарного запаса слово «совесть».
– Капитан, у вас есть еще ко мне вопросы? – спросил Долевич.
– Есть, но навряд ли вы сможете мне ответить на них.
– Например?
– Вы кого-нибудь подозреваете в убийстве?
– Спросите что-нибудь полегче.
– Вот видите. Что ж, давайте поговорим о роще.
– О какой еще роще? – удивился Константин.
– О дубовой.
– Не понимаю…
– Вы ведь накануне новогодней ночи гуляли со своей невестой в дубовой роще?
– Гулял, – кивнул Долевич, который пока так и не понял, к чему клонит Турусов.
– Как долго до нее идти от этого дома?
– Летом, наверное, минут двадцать, а сейчас примерно полчаса. Хотя мы с Дашей время не засекали.
– Вы уверены, что дойти быстрее нельзя?
– Уверен. Летом можно бежать, а зимой по снегу на лыжах не побегаешь, если ты не профессионал и лыжи не спортивные. А тут лыжи такие древние, что приходится удивляться скупости или недогадливости хозяина поменять их на новые.
– Скорее всего, сам хозяин ими не пользовался, а того, кто пользовался, они устраивали.
– Диана Артемьевна сказала, что зимой в рощу никто и не ходил.
– Ну, вот видите. Так что идите, Константин Петрович, и позовите мне Анну Даниловну Федотову.
Долевич кивнул и молча покинул гостиную.
«Хоть кто-то не захотел со мной прощаться», – с грустной иронией подумал капитан.
Анна Даниловна Федотова вошла без стука. Она подошла к Турусову, который слегка приподнялся, поздоровалась и спросила, указывая на стул:
– Мне сесть здесь?
– Если вас не затруднит.
– Ничуть, – ее губы дрогнули. Но это была не улыбка, а нервная дрожь, прорвавшаяся из глубины души.
– Анна Даниловна, правильно ли я проинформирован, что вы подруга покойной жены Ефима Яковлевича?
– Правильно, – кивнула Федотова.
– И все эти годы вы поддерживали отношения с Масальским.
– Поддерживала. А что, нельзя?
– Нет, что вы. Я не имел в виду ничего подобного. Просто дружба часто исчезает и между двумя живыми друзьями, подругами. А вы перенесли ее на мужа подруги.
– Ефиму в то время было очень тяжело. А потом я привыкла дружить с ним. Мне же это ничего не стоило.
– А ваш муж не ревновал вас?
– Нет, – спокойно покачала она головой и добавила: – Мой муж человек разумный.
– Даже разумный человек может иногда испытывать ревность, – осторожно проговорил капитан.
– Нет, мой Иван Васильевич не такой, – с непоколебимой уверенностью в голосе ответила женщина. По глазам капитана она догадалась, что у Турусова вызывает недоумение то, что муж отпустил ее на встречу Нового года, а сам остался неведомо где. – Вы правы, – сказала она.
– В чем?
– Новый год я встречаю с мужем. Но так получилось, что муж был вынужден в декабре улететь к своим стареньким родителям и пока не вернулся. Так что я была вольна решать сама, куда мне отправиться на этот раз.
– Хорошо, пусть будет так, – не стал спорить капитан. – Из ваших слов следует, что вы давно и близко знакомы с людьми, собравшимися на этот раз в доме.
– Да, это так, – не стала отрицать Федотова.
– И что вы мне можете о них сказать?
– Ничего дурного, – пожала плечами Федотова, – люди как люди, со своими слабостями и устремлениями.
– Интересно, – проговорил капитан, – а у меня сложилось такое впечатление, что в этом доме собрались те, кто ждет скорой смерти хозяина дома и надеется отхватить свой кусок наследственного пирога.
– По большому счету вы ошибаетесь!
– А по малому? – спросил капитан.
– Здесь есть те, кто надеется на наследство. Но я не верю, что они хотят, чтобы Ефим Яковлевич поскорее умер. Они же родственники!
– Главный казначей польского короля Станислава Августа Тизенгауз как-то сказал: «У короля нет родственников».
– А у него их не было? – спросила с интересом Федотова.
– Как не быть, были «вечно ненасытные братья и сестры», как писал Марианн Брандыс. Именно поэтому фраза Тизенгауза дорого ему обошлась. Но в нашем случае родственники не то чтобы ненастоящие, но условные.
– Маша – кровная сестра Ефима. Любят же его все, находящиеся в этом доме.
– Вашими бы устами, Анна Даниловна, да мед пить, – горько усмехнулся капитан.
– Во всяком случае, убили ведь не Ефима, а Захара!
– Этому есть объяснение.
– Какое?
– Убить хотели Ефима Яковлевича. Подождите, – сказал капитан, увидев, что женщина хочет ему возразить.
– Я уже знаю, что перепутать комнаты братьев убийца не мог. Но нельзя исключать вариант, что план убийцы состоит из двух шагов.
– Из двух шагов? – непонимающе переспросила Федотова.
Капитан кивнул:
– Ефим Яковлевич тяжело болен. Овчинникова сказала мне, что сообщение об убийстве брата убьет и его.
– Но это кощунственно! – вырвалось у Федотовой.
– Что кощунственно?
– Задумать такое!
– Большие деньги толкают людей и не на такие зверства.
– Может быть, вы и правы, – тяжело выдохнула женщина, – но я даже представить не могу, кто из них способен на такое.
– Например, Мария Павловна Климова.
– Маша? Ну что вы! Она обожала брата!
– Какого?
– Ефима, – растерянно отозвалась Анна Даниловна.
– А Захара?
– Они мало с ним общались. Но в этом нет вины Маши! Она не раз старалась наладить отношения с Захаром.
– Почему же она не сделала этого?
– Захар не хотел, – опустила голову Анна Даниловна.
– У него на это была причина?
– Увы, да.
– И какая же?
– Это не моя тайна…
– Какие могут быть тайны, Анна Даниловна! – возвысил голос Турусов.
– Хорошо, – решилась Федотова. – Много лет назад мать Захара полюбила другого человека и убежала из дома, оставив мужа с тремя детьми на руках.
– Ее ребенком был только Захар? – уточнил капитан.
– Да, но это мало меняет ситуацию.
– Не скажите, – не согласился он и спросил: – Почему она не взяла с собой Захара?
– Не знаю. И никто не знает!
– Допустим. Однако логически мальчик должен был испытывать неприязнь к бросившей его матери, а не к заботящимся о нем родным.
– В их семье не все было так просто и однозначно. Главной же причиной нелюбви Захара к родственникам было то, что они – вольно или невольно – вину матери переносили на сына и попрекали Захара, словно у него был выбор, у какой женщины родиться. Подрастая, он постоянно слышал, какая у него плохая мать. Только отец и старший брат ни в чем не винили ребенка.
– Теперь мне понятно, почему Захар Яковлевич избегал общения со своими родными. Но ведь он не стремился и к общению со старшим братом.
– Это только потому, что в окружении брата постоянно находились и все остальные родственники.
– Которые на самом деле и не были родственниками Захара Яковлевича, – завершил свою мысль капитан.
– В общем, да, – вынуждена была согласиться с ним Федотова.
– Помогал ли когда-нибудь Ефим Яковлевич деньгами брату?
– Он хотел. Но Захар категорически отказывался, говоря, что у него руки, ноги и голова на месте и он сам способен о себе позаботиться.
– В то время как другие родственники от помощи Ефима Яковлевича не отказывались.
– Не отказывались, – подтвердила Федотова, – сначала Ефим помогал в основном отцу, но потом, когда отца не стало, ушла Люсьена, а богатство Ефима продолжало неуклонно расти, он стал помогать и другим. Сначала Маша потеряла дочь и зятя, осталась практически без средств к существованию с маленькой внучкой. Естественно, Ефим бросился на помощь сестре и практически вырастил Ираиду. Потом то же самое случилось у Ольги Геннадьевны, и Ефим взял тетку в свой дом вместе с Сонечкой. Разве могли эти женщины при таком раскладе желать смерти Ефиму?
– По-человечески, нет, – ответил капитан. И спросил: – А Светлана Макарована Лопырева?
– Что Светлана?
– Ефим Яковлевич тоже помогал ей растить дочь?
– Нет. Дарья выросла в полной благополучной семье. Ее отца не стало совсем недавно.
– Но Ефим и при его жизни давал деньги Лопыревой?
– В открытую, наверное, нет. Но он делал хорошие подарки и Светлане, и особенно Даше, ведь он считает ее своей племянницей.
– А на наследство Лопыревы могут рассчитывать?
– Не знаю. Может, на какую-то небольшую часть его и могут. Но Даша против.
– Жених девушки одобряет ее решение?
– Думаю, что да, – улыбнулась Анна Даниловна, – Костя не так давно стал ее женихом, но, насколько я могу понимать, отношения у них очень серьезные. Свадьба не за горами.
– Что ж, пожелаем молодым счастья.
– Пожелаем, – согласилась Анна Даниловна и добавила: – У меня есть внутренняя уверенность, что у Даши все будет хорошо. А вот Света меня беспокоит, – проговорила Федотова.
– Чем? – насторожился капитан.
– Боюсь, что она не успокоится, будет лезть к Дарье с поучениями и в конце концов потеряет дочь.
Турусов на это ничего не ответил. Взаимоотношения между дочерью и матерью Лопыревыми никак не могли помочь в расследовании убийства, поэтому капитана они могли интересовать постольку-поскольку.
Глава 8
После того как дверь закрылась за Федотовой, Турусов подумал о том, что все главные свидетели опрошены и, можно сказать, с нулевым результатом.
Осталась еще обслуга. Но капитан не верил в то, что показания кухарки и горничных помогут сдвинуть дело с мертвой точки. В самую последнюю очередь он решил побеседовать с сыном домоправительницы и с самой Дианой Артемьевной.
На одну минуту Турусов задумался о том, приглашать ли ему кухарку и горничных в большую гостиную или лучше самому отправиться в параллельное царство тех, чьими руками создается ежедневный уют и благополучие этого дома. Решив про себя: «Невелик барин, пойду схожу на кухню. Заодно и ноги разомну», – он позвонил по оставленному ему Овчинниковой телефону и спросил: