— А как же. Я думала, вы не станете обвинять восемнадцатилетнего юношу в убийстве, раз нет никаких доказательств.
— Но вы сами только что его обвинили, — мягко проговорила миссис Брэдли.
Гретта вздрогнула.
— Нет. Я только призналась в своих страхах. А на самом деле ничего не знаю. Гарри не сказал мне ни слова. Ни единого.
— Ну и не надо вытягивать из него никаких признаний, — сказала миссис Брэдли, неожиданно почувствовав неприязнь к красивой племяннице директора. — Спасибо за разговор. — С этими словами она встала, одернула лимонного цвета кофту и вышла в коридор.
Гретта Клиффордсон, ошарашенная внезапным уходом собеседницы, вернулась в класс. Дядя, который заменял ее, пока она разговаривала с миссис Брэдли, поднялся со стула и вопросительно вскинул брови.
Гретта пожала плечами.
— Поговорили. Не знаю, будет ли ей от этого польза. Я рассказала о своих подозрениях насчет Гарри. Но ведь он не виноват, правда, дядя?
Директор с ней согласился.
— Он, конечно, склонен к безрассудству, но на такое злодеяние не способен. Я в этом уверен. А куда пошла миссис Брэдли?
— Не знаю, дядя.
— Пойду поговорю с ней. Если она начнет всерьез подозревать Харствуда, я прекращу расследование. Коронерский суд вынес вердикт «самоубийство», пусть так и останется. Не хватает еще, чтобы и ты была косвенно втянута в это дело.
Миссис Брэдли сидела в его кабинете за малым столом и быстро писала в блокноте. Директор спросил, где Харствуд, она ответила, что, когда пришла, его уже здесь не было. Насчет разговора с Греттой призналась, что он кое-что для нее прояснил.
— Кое-что, но далеко не все, — добавила она. — Мне теперь нужно поговорить с мистером Хэмстедом. В этой комнате, но наедине.
— Вы не хотите, чтобы я присутствовал? — спросил директор.
— Да, — ответила миссис Брэдли. — Я буду говорить с ним о его личной жизни.
Директор послал секретаршу за учителем музыки и вышел из кабинета.
Фредерик Хэмстед остановился на пороге.
Миссис Брэдли вежливо кивнула.
— Садитесь, мистер Хэмстед, и расскажите, зачем вы тратите время на преподавание в школе?
— Я вас не понял, — проговорил Хэмстед упавшим голосом.
Миссис Брэдли улыбнулась.
— Сейчас я вам поясню. Вспомните слова великого Бернарда Шоу: «Кто умеет, делает, кто не умеет, учит других». Так что с вашей Второй симфонией?
Хэмстед рассмеялся.
— Вы волшебница. О Второй симфонии не знает даже Алкеста. А откуда вам известно?
— Мне ничего не известно, — призналась миссис Брэдли. — Это дедукция. Вы знаете Максвелла?
— Только по фотографиям в музыкальных журналах.
— Пошлите ему свою работу. Я напишу письмо, представлю вас. А теперь давайте поговорим об этом ужасном убийстве.
— Вообще-то я считал, что она сама лишила себя жизни.
— Почему?
— Возможно, решила, что нет смысла продолжать жить. У нее ведь не было ни дома, ни близких друзей, ни мужчины, ни особых интересов. В конце концов и ума особого у этой женщины не было. Так ради чего жить?
— Забавное рассуждение, но не более, — промолвила миссис Брэдли, что-то записывая в блокнот. — И все же мисс Феррис кто-то убил, причем до антракта. При этом вас можно из списка подозреваемых спокойно вычеркнуть, верно?
— А полиция? Разве туда не следует сообщить? — удивился Хэмстед.
— Вы правы, — согласилась миссис Брэдли. — Но в данный момент мы не можем представить серьезных доказательств, опровергающих вердикт коронерского суда.
— Понимаю. — Хэмстед кивнул. — Тогда почему не оставить все, как есть? Эту несчастную женщину уже не воскресишь. Так какая разница, было это самоубийство или убийство?
Миссис Брэдли рассмеялась.
— Странно слышать это от творческого человека, музыканта. Пойдите в церковь, и вам там скажут, что между этими двумя деяниями существует большая разница. И это важно прежде всего для самой покойной.
— Да, вы совершенно правы. Мне не следовало так говорить, тем более что я католик.
— И поэтому не можете жениться на миссис Бойл?
Хэмстед вздохнул.
— Не могу. При живой жене.
— Она в клинике, в Дербишире?
— Да, — ответил Хэмстед, глядя в пространство перед собой. — Она запила очень давно, после того как умер наш ребенок. Я не мог оставаться там, где мы жили. Где меня все знали и жалели. Переехал сюда и встретил Алкесту.
— То, что мисс Феррис знала о ваших отношениях, вам чем-то угрожало?
Хэмстед отрицательно покачал головой.
— Алкеста так сначала и подумала, но это все чепуха. Если бы мисс Феррис хотела рассказать директору, то давно бы это сделала. Тем более что у нас с ней были довольно теплые отношения. Она часто приходила к Алкесте советоваться и разным делам.
— И даже если бы она что-то и сказала директору, вряд ли он стал бы предпринимать какие-то действия, — заключила миссис Брэдли. — Не такой он человек.
«Конечно, во всем этом можно усмотреть мотив для убийства, но очень незначительный, — рассуждала миссис Брэдли после ухода Хэмстеда. — Чтобы решиться убить Келму Феррис, да еще таким изуверским способом, нужен другой стимул».
Теперь пришла пора встретиться с мисс Камден.
Миссис Брэдли прошла в спортзал, где та проводила занятия, и присела в углу, наблюдая за происходящим.
Мисс Камден, несмотря на все свои личные недостатки, педагогом была превосходным. Сегодня она занималась с четырнадцатилетними. Миссис Брэдли отметила, с какой охотой ребята выполняли все ее указания. И у них неплохо получалось.
Учительница, ничем не выдав, что заметила присутствие визитерши, продолжала весело вести урок до самого конца. Затем, отпустив учеников, с улыбкой подошла к миссис Брэдли.
— Вы хотите со мной поговорить?
Миссис Брэдли тоже улыбнулась.
— Да, моя дорогая. Когда вам удобно?
Мисс Камден бросила взгляд на стенные часы.
— Десять минут вам хватит? Дело в том, что у меня перед ленчем тренировка по баскетболу.
— А вас может кто-нибудь заменить?
Мисс Камден усмехнулась.
— Вы думаете, это так просто?
— А разве нет?
— Кто же меня заменит? Кому это надо? — Мисс Камден посуровела. — И прежде всего директору. В такой большой школе должно быть несколько тренеров по разным видам спорта. А я тут одна, совмещаю все в одном лице. И в школе ничего не изменится, пока директор не поменяет своего отношения к физкультуре. Девочкам еще повезло, у них есть я. А у мальчиков нет даже квалифицированного педагога. Летом, правда, приходил один профессионал по крикету. Но это всего лишь эпизод. Футбол у нас вообще в загоне. Хоккей тоже. Просто стыд и позор. Я пытаюсь что-то делать, и в результате у меня вообще нет ни минуты отдыха.
Миссис Брэдли видела, что нагрузка у мисс Камден действительно непомерная. Лицо осунувшееся, под глазами темные круги.
— Я поговорю с мистером Клиффордсоном, — сказала она.
Мисс Камден кивнула.
— Было бы неплохо. — Выражение глаз миссис Брэдли внушало надежду, что разговор с директором не будет бесполезным. — Но я должна идти. Мои девочки уже собрались.
Она поспешила к выходу из зала, красиво сложенная, в изящной тунике. Миссис Брэдли двинулась следом.
На улице было солнечно, но довольно прохладно. Как-никак декабрь. Полтора десятка девочек в темно-синих спортивных костюмах отрабатывали точность паса. Мисс Камден в яркой фланелевой спортивной куртке с большими нагрудными карманами время от времени свистком подавала им команды.
Миссис Брэдли ничего в этой игре не понимала, но с интересом наблюдала некоторое время, пока холод не дал о себе знать. Она совсем забыла, что вышла на улицу раздетой. Надо было возвращаться в здание, но тут она увидела юного Харствуда, бредущего вдоль баскетбольной площадки, и направилась к нему.
— Деточка.
Харствуд, который, как и большинство старшеклассников в школе, испытывал симпатию к этой невысокой пожилой красивой даме, с улыбкой остановился. Утренний инцидент в кабинете директора, видимо, был полностью забыт.
— Сходи, пожалуйста, в учительскую, — попросила миссис Брэдли, — и принеси мое пальто, оно темно-зеленое, и шляпу — она висит на том же крючке. Не забудь шарф и перчатки. Бог знает, куда я их положила, но ты найдешь.
Харствуд, понимая, что дама замерзла, припустил со всех ног и вскоре вернулся.
— Скажи мне, — спросила миссис Брэдли, одеваясь с его помощью, — у вас тут есть секция бокса?
— Нет, — ответил Харствуд. — Ребята уговаривают мистера Пула, чтобы он с ними занялся, но он не соглашается.
— Мистер Пул — боксер?
Харствуд улыбнулся.
— Ну, не совсем, но он достаточно крепкий и знает приемы.
— В самом деле? — насторожилась миссис Брэдли. — И откуда это тебе известно?
— Мистер Пул любит о себе рассказывать. Этим летом, например, в Марселе участвовал в потасовке в пабе. Рассказывал нам об этом на уроке. С ним тогда был мистер Смит. Мы вообще, как только устаем от математики, тут же переключаем его на воспоминания. Он легко поддается, любит похвастаться. Думаю, мистер Пул привирает, в смысле приукрашивает, где-то процентов на шестьдесят. Но и оставшихся сорока хватает, чтобы понять, что они летом здорово провели время.
— Ты, я смотрю, умеешь анализировать услышанное? — похвалила миссис Брэдли.
Харствуд широко улыбнулся.
— Привык на уроках истории. Я ее сдал на «отлично», наш учитель, старина Кембелл, хорошо меня подготовил. Я ему очень обязан.
Миссис Брэдли кивнула. А затем неожиданно спросила:
— Ты не знаешь, кто бы тут мог починить мой переносной приемник? Мне кажется, там не в порядке шнур питания. Думаю, с этим мог бы справиться тот, кто разбирается в электричестве.
Прежде чем ответить, Харствуд долго молчал.
— Наверное, ребята из физического кружка. Они в этом семестре много занимались электричеством.
— Хорошо, я учту.
Они двинулись вдоль беговой дорожки, огибавшей футбольное поле.