му-то продать эти шинели. Я не видел, чтобы он ходил в этих шинелях. Каких-либо надписей на этих шинелях я не видел. Шинели он покупал в с. Волконском. После того как он ушел в последний раз, у меня дома шинелей осталось только три».
«Мы это знаем…»
Кепка?
— «Обычно он носил кепку, которая темного цвета, ближе к черному, изготовленную из вельвета. Кепка была без козырька. Данной кепки сейчас у меня в доме нет, видимо, он в ней ушел».
«Все сходится на Николае Аверине…»
— «Кроме этого, он еще был одет, когда уходил из дома, в зеленую рубаху военного образца, в серые в полоску брюки и кроссовки. В кроссовках он обычно бегал».
«На крыше след от кроссовок».
Обрез?
— «Раньше у меня было охотничье ружье, двуствольное, 12-го калибра. Лет десять назад это ружье у Николая отобрал охотовед Нилов. Это ружье у Нилова я не стал забирать. У сына ни холодного оружия, ни огнестрельного я не видел, но Николай сам говорил, что у него есть обрез двуствольного охотничьего ружья 16-го калибра».
Ножи?
— «На террасе в моем доме лежали две металлические полосы, примерно длиной 60 см. Вчера при обыске в нашем доме изъяли одну такую полосу, где находится вторая, я не знаю».
Сумки?
— «Каких-либо сумок у сына я не видел…»
Суицид?
— «До того как он побывал в психбольнице, он несколько раз пытался покончить с собой, резал вены на левой руке. Вся левая рука от локтя к кисти у него в шрамах. Он говорил, что жить не хочет. В этом году он купил костюм, ни разу его не надевал. Говорил, что 13 июня отпразднует свой день рождения и покончит с собой и просил в этом костюме его похоронить. О том, какие должны быть похороны, он не говорил. Так что все мы были готовы похоронить его и привыкли к мысли, что он жить долго не будет».
«Жуть! Жить с сыном, который собирается покончить с собой».
— «В последний раз я видел Николая около 22 часов 17 апреля 1993 года. Я с ним не разговаривал, так как он от меня убежал».
«Не ладятся отношения сына с отцом».
— «Моя дочь Лариса потом мне рассказала, что у нее были три маленькие бутылочки. Или в день, когда Николай ушел, или за день до этого, он попросил у нее одну бутылочку и, налив в нее водку, куда-то унес… Насколько я знаю, мой сын был награжден медалью “70 лет Вооруженных Сил СССР”… С моих слов…»
Отпуская отца, Мортынов попросил:
— Что узнаете, где сын, сразу нам…
— Ладно-ладно…
Хотел сказать не «ладно», а «есть», но промолчал и добавил:
— Будьте осторожны…
— Эх, если бы…
«Хочет внушить нам, что сына уже нет в живых и чтобы мы его не искали», — подумал Мортынов.
Мортынов прошел в приемную милиции и позвонил в Калугу.
К телефону позвали Грищенко.
— Лариса, как там?.. Вторую пачку докуриваете?.. Представляешь, Аверин Николай в 1991 году проходил по изнасилованию… И лежал потом в психушке… Может, в картотеке пальчики сохранились?.. Тогда нужна срочно экспертиза… Как сам?.. Думал, сегодня отосплюсь, да подняли. Папашу привезли… Да нет, допросил и его…
8. Погружение в монастырскую жизнь
В этот день милиционеры пошли по адресам, где мог появиться Аверин. В Козельске к родственнице Авериных, Вере Андреевне, пришел участковый и показал ориентировку с портретом «убийцы», но Аверина помолчала-помолчала и пожала плечами: «Не знаю…»
Милиционеры шли по всем возможным адресам.
— Где-то он должен о себе дать знать, — говорил Зубов.
— А если вздернулся? — предположил Мортынов.
— Тогда все равно труп найдем…
— Вот именно, найди, если утоп… Всплывет лет через пять…
Послушник на стене восстанавливаемого Казанского храма
Теперь, когда все стало более или менее устаканиваться и появился верный подозреваемый, Мортынов мог передохнуть. Хотя он не очень рассчитывал на милиционеров, которые склонны пускать пыль в глаза и могли создавать видимость поиска, но все равно время работало на следователя. Виновник убийств должен проявиться.
Мортынов поехал в монастырь и ходил по нему, озирая его старинные стены и соборы, и невольно, может, в сотый раз, представлял путь перемещения убийцы, подельников, которые могли быть, думал, где бы они могли находиться, и видел, как монастырь ожил после шока на Пасху.
Обходил обитель, мельком поглядывая на трудников, возившихся на лесах вокруг Казанского храма, таскавших доски на стройку, на снующих послушниц, на пробегавшего всегда в делах игумена Мелхиседека, на женщину в черном, которая сидела у могилы убиенного иеромонаха, на милиционеров в воротах…
Выходил за стену и бродил по дорожке в скит. Прикидывал, на сколько километров тянется сосновый лес и куда мог уже уйти, убежать, уехать убийца, его подельники.
Заходил в скит, где мог отметиться «зверь», и число убиенных в монастыре бы выросло…
Он ходил вовсе не для того, чтобы еще что-то уяснить по делу, а скорее, чтобы заглянуть в иное. Туда, что существовало и имело огромную силу притяжения. Что создало этот приют благочестия вдали от городов на речке Жиздре. Что наполняло его десятилетиями, собиравшимися в века.
Он подошел к черте, к которой подходил в каждом деле, когда юридическая сторона прояснялась и отходила на задний план, а возникала потребность постичь иные глубины, которые, может, и повлекли события, призвавшие его к разбирательству, но посмотреть на дело с другой стороны, дальше узких интересов следствия, заглянуть в окружение участников событий, в прошлое доселе неведомого уголка, окунуться в его мир, чтобы ощутить недостающую при следовательской работе широту, полноту и глубину.
Знал, что оказался в намоленном уголке России, с которым связано много испытаний и людских судеб. Знал поверхностно, и это коробило. Даже охватившие по периметру монастырь стены с башенками могли говорить о многом, не говоря уже о каждой постройке внутри обители и в скиту.
«Жизнеописание Амвросия Оптинского»
Мортынов зашел в монастырскую лавку. На стеллажах блестели, золотились предметы церковной утвари, иконы с ликами святых, книги с изображениями церквей. К своему стыду, заметил, как отстал от жизни.
Спросил у послушника с козьей бородкой за стойкой:
— Что почитать посоветуете?
— Вот только привезли «Жизнеописание… Амвросия» Оптинского, — показал на книжку в яркой мягкой обложке.
— А кто это? — спонтанно спросил.
Послушник прокряхтел и сказал:
— Наш старец…
— А, припоминаю, мне говорили о нем… А еще что-нибудь?
— Вот церковные словари… — Послушник понял, как дядя безграмотен, и спросил:
— Это вы ищете убивца?
— Да…
— А найдете?
— Думаю, найдем. Шило в мешке не утаишь.
— Шило-то — да… А вот Меня убили…
— Делом Меня занимаются москвичи, — отрубил и сказал: — Дайте-ка мне этот и этот, — показал на талмуды. — И про старца…
Послушник проводил Мортынова с кипой книг долгим взглядом и перекрестил.
Мортынов прошел к воротам, поднялся в комнату в надвратной. Устроился в кресле в глубине комнаты.
Раскрыл первую книгу:
«Полный православный богословский энциклопедический словарь»
Полный православный богословский энциклопедический словарь
Глаза разбегались от неведомых терминов и названий.
«Монашество…»
Что это такое?
Читал дальше: «Ослабление строгости христианской жизни…» Хм, а что такое «христианская жизнь»? Туго у тебя с этим. Поискал в словаре «Христианская жизнь», но не нашел. Зато нашел: «Христиане — последователи Христова учения». Что мог сказать? По сути ничего. Вернулся к «монашеству» и читал дальше: «…вступление в церковь таких язычников, которые и в христианстве заботились только о мирских интересах, побуждало ревнителей благочестия уходить из городов и селений в пустыни, чтобы там, вдали от мирских волнений, проводить жизнь в подвигах самоотречения, молитв и размышлениях о Боге…»
Во!
Уходить, бежать…
Мортынову часто хотелось бежать хоть на край света от мирских ужасов, которые переполняли его жизнь. И душили…
«Вот и оказался я в Оптиной пустыни, — подумал Мортынов. — Только по трагическому поводу… Но особенному… Когда на ревнителей благочестия совершено нападение…»
Он приехал не совершать подвиг, молиться, размышлять о Боге, а защитить обитель.
Читал текст, о существовании которого не догадывался… «…Антоний Великий… продал свое имение, деньги раздал бедным, сам удалился к… старцу-отшельнику… Стремясь к совершенному уединению… скоро оставил старца и поселился… в развалинах старой крепости… Двадцать лет прожил в совершенном уединении, подвизаясь в посте и молитве и подвергая себя всевозможным лишениям…»
Амвросий Оптинский
Его передернуло: разве он сможет оставить свою квартиру в Калуге, семью, детей…
«…принял на себя обязанности руководителя в отшельнической жизни и вокруг него образовалось… общество… учеников… Антоний удалился… в пустыню и поселился в горной пещере… народ нашел его… люди всех сословий… приходили к нему… чтобы получить от него совет, утешение или исцеление… скончался в 356 г. (105 л. от роду) …»
Мортынов читал, забывался…
В голове кипели мысли об отличной, от просто трудовой, просто заводской, просто фабричной, просто следовательской, колготной, за кусок хлеба, может, и с получением удовольствий и наслаждений, выхолощенной, пустяшной жизни. Без чего-то важного. Не говоря уже о великом…
Мысли подхлестывал ставший привычным перезвон колоколов.
«Амвросий, — нашел имя в словаре, — …старец… Введенской Оптиной пусыни… по окончании тамбовской духовной семинарии был учителем оной. На 27-м году своей жизни тайно ушел в Оптину пустынь, оттуда написал тамбовскому преосвященнику о своем желании остаться там навсегда… В 1860 году избран старцем (руководителем совести)… Отличался особенною опытностью, широтою взгляда, кротостью и незлобием. К нему стекался народ со всей России…»
Старец…