— Брат позвал… И как работка?
— Да жуть. Рыбу перебираешь целые сутки — руки все в крови…
— Дальше.
— Вместе с ним проработал до 1980 года, а потом Алексей уехал, а я еще остался до 1982 года.
— А что его так мотало?
— У Алексея был непоседливый характер. Он не мог на одном месте долго работать. Был очень увлеченным человеком. Много читал. Везде, где он в последующем работал, о нем отзывались хорошо и жалели, что он менял место работы. Он любил работу. У него были золотые руки. Был общительным и добрым человеком. Алексея всегда интересовало что-нибудь неизвестное.
— Пытливые ребята… А после базы куда?..
— После базы Алексей поехал в Братск и работал там фотографом на фотофабрике. Примерно в 1982 году, когда я вернулся в Братск, он уволился с фабрики. Алексей поработал год в сапожной мастерской и поехал в Алтайский край.
— Что-то не очень вяжется. Если нравится работа, его ценят, что ж шило на мыло менять?..
— Конечно… Вот сапожником был. Так, в мастерской к нему идут, а другим-то нет… Его шпынять. А он все близко принимал к сердцу. Вот и бросил… Причем, когда он уезжал из Братска, он сам не знал конкретно, куда едет. Просто сказал: «Поеду в Алтайский край».
Алеше Татарникову пять лет
Алексей Татарников перед уходом в монастырь
Инок Трофим, в миру Татарников
Мортынов прикусил губу: он там не был.
Татарников:
— К тому времени он очень много начитался книг об этом крае и об его «цветущих садах в долине». Писать письма Алексей не любил и писал редко, потому я не знаю, как он жил в Алтайском крае. Несколько лет мы не знали, где он жил. Со слов нашего дяди… мы узнали, что Алексей шабашничал на восстановлении старой церкви. Увлекся чтением церковной литературы. После восстановления церкви он поехал в Бийск и там стал работать в бийской церкви. Это было примерно в 1988 году. После Бийска примерно в 1989 году он приехал в Оптину пустынь.
— Достиг цели…
— Все это время мы не переписывались и даже не знали адреса Оптиной пустыни. Как-то случайно я решил поинтересоваться адресом Алексея у батюшки Братской церкви Анатолия. К моему удивлению, у отца Анатолия оказался адрес Алексея. В мае 1992 года мы с братом Татарниковым Александром ездили к брату Алексею в гости. Его новое имя стало отец Трофим. Встретились мы очень хорошо. В разговорах с нами Алексей сказал, что он в религии нашел все, что искал в этой жизни.
Алексей Татарников послушник
Алексей Татарников с уловом
«А ты, следак, нашел? Чем в конце жизни отчитаешься: скольких посадил…» — как обожгло Мортынова.
Геннадий Татарников:
— Трудится и рад. На тракторе перепахал всем бабулям в округе огороды… В общем, погостили мы в монастыре четверо суток и уехали.
Мортынов перешел к цели допроса:
— А кто бы мог совершить убийство?
— Насколько мне известно, врагов у Алексея ни в мирской, ни в монастырской жизни не было. Он по характеру был порядочным и добрым человеком… Я вас хочу спросить, кто убил?
— Думаю, скоро узнаем…
Когда составили протокол, Татарников посмотрел на смятую пачку сигарет в углу и сказал:
— Знаете, как Трофим сигареты называл?
— Нет.
— Труба сатанинская…
— Хм…
— Он ведь как смолил! А бросил… А знаете, что ему снилось? Бесы его вместе с трактором столкнуть в овраг хотят, а он сопротивляется. Знаете, чем спасся? Иисусовой молитвой…
— Вы к чему это говорите?
— А просто так… Я свободен?
— Да…
— Маманя с братом на могиле Трофима заждались…
Мортынов снова остался один. Встал, поднял пачку и бросил в урну, взял другой протокол, принесенный Сенищевым:
«Татарников Александр Иванович… 1959… Место работы Братск-строй… допрос начат — 17 час. 40 мин… Отец Трофим является моим родным братом… Родился в селе Едогон…»
«Что-то бурятское», — пронеслось в голове следователя.
Читал:
«…Брат много читал технической литературы… Занимался каратэ, танцами, в яхт-клубе… В 1982 году в городе Бикей, в совхозе “Бикей” работал скотником… Через некоторое время стал работать сапожником в Братске в филиале Иркутской обувной фабрики… Через некоторое время уехал в Алтайский край. Там у него возникли трудности — его нигде не прописывали… Потом мы его потеряли из виду… Слышали, что он увлекся религией и стал монахом. О том, где он находится, мы узнали только в прошлом году… Были у него в гостях в Оптиной пустыни… 19 апреля 1993 года, после обеда, мы получили телеграмму о том, что он погиб».
«Видимо, монастырь прислал».
Читал показания Александра Татарникова:
«Он был холостым. Детей у него не было. Друзей у него всегда было много… Насколько я знаю, чего-нибудь криминального в его жизни не было…»
К протоколу было приложено постановление:
— Александра признали потерпевшим…
Отложил бумаги в кипу других бумаг.
Осталось найти родню инока Ферапонта.
На душе заныло…
Инок Трофим… помощник машиниста, солдат, рыбак, скотник, фотограф, сапожник, путешественник, строитель, послушник… Сколько искал по жизни… И вот нашел…
Мортынов ощутил какую-то свою ущербность. Его разъедала не то что зависть, а какая-то неполноценность… Вот человек жил… Искал… А он не искал… Жил, как по накатанной… Ментовка, прокуратура… И все однообразно… И тоскливо… ИВС, СИЗО, суд, колония… Какое-то жуткое окружение… от уголовного чтива тошнит и выворачивает…
А глаза Трофима радовали пути-дороги… Горы прибайкальские… Что стоит одна дорога вдоль Байкала… Остров Ольхон посередине… А алтайские «долины»!.. И Японское море… Сахалин… Корсаков… Тихий океан… И Оптина, где каждый день наполняет душу… А тебя от каждого дня воротит…
От одного перечисления посещенных Трофимом мест кружилась голова.
На монастырском дворе
Голова у Мортынова могла закружиться от еще большего числа мест, где он допрашивал, обыскивал, арестовывал… По которым его нес подневольный труд… А Трофима несло вольным… Он ехал, плыл, летел, куда сердце зовет. И путь творил в нем Человека, а «карцерная» жизнь следователя выдавливала из Мортынова последние оставшиеся от человека соки…
И кто счастливее: он, еще живой, тянущий лямку, или Трофим…
В деле лежал осмотр трупа инока Трофима в бане.
С ним нужно было Мортынову познакомиться.
А его терзало: вот бросить бы все…
Но вставал вопрос: куда, в монахи?
Трофим прошел длинный путь, а он только в самом начале пути…
Упустил время и возможность…
Мортынов встал, подошел к окну и молча смотрел на лучистые купола, на таскавших кирпичи трудников, на копавших канаву монахов, на дощатый дом у стены, где жил отец Василий, на тропинку, где на него напали.
Теперь он допрашивал сам себя, жестко, хлестко, нелицеприятно…
Вечером на совещание к Зубову он не поехал.
11. 23 апреля 1993 года
Отключиться от дела Мортынову снова не удалось.
Его носило по Козельскому району… Вот привезли в прокуратуру…
— Вас ждет подельник Аверина…
— Какой еще подельник?
— Он подвозил Аверина в монастырь…
— Ах да, мне говорил о нем участковый из Волконского…
Молодой человек с выпученными глазами сидел на стуле, как на жаровне, и то и дело спрашивал:
— Меня посадят?..
— Да угомонись, — цыкнул Мортынов.
Азовское море
Записывал:
— «Карнаух Игорь Николаевич… Родился в 1971 году в Запорожской области, Мелитопольском районе, в селе Светлодолинское…»
«На Азовском море…»
Записывал:
«Работаю в колхозе “Дружба” дояром… Живу в селе Волконск…»
— Николая Аверина знаешь? — спросил Мортынов.
Карнаух рассказывал, следователь записывал:
«Аверина Николая Николаевича я знаю. Отношения нормальные, соседские… 17 апреля 1993 года, вечером, я находился на дне рождения у Дудрова… в Волконске. В 23 часа я, Дудров и еще кто-то… стояли на крыльце дома Дудрова и курили. В это время на террасу зашел Аверин. Он подошел ко мне и попросил довезти до Козельска. Я согласился. Аверин мне сказал, чтобы я на мотоцикле подъезжал к его дому, он пойдет одеться. Я сходил домой и затем на мотоцикле подъехал к дому Аверина. Аверин уже меня ждал… Было темно, и точно сказать, во что он был одет, не могу, так как не разглядел. Помню только, что на голове у него была фуражка, из верхней одежды на нем было что-то длинное. В руках у него была полотняная сумка… темно-синего цвета. В сумке что-то было, но что, я не понял. По крайней мере, в ней что-то лежало. После того как он сел на заднее сиденье, мы поехали в сторону Козельска. Когда подъехали к Козельску, я спросил: “Куда ехать?” Аверин ответил: “До Оптиной”. Доехав до оптинского поворота, я остановил мотоцикл. Остановил его, не доехав примерно сто метров до автопарка СПТУ. Аверин слез с мотоцикла и пошел по дороге в сторону монастыря. В это время по дороге в сторону монастыря шло много народа. Я развернул мотоцикл и поехал обратно в Волконск».
— Зачем Аверин собрался в Оптину? — спросил Мортынов.
— Аверин не говорил мне…
— А если все-таки говорил?
— Вот крест, — перекрестился Карнаух, и его лицо сделалось пунцовым.
— Ладно. Дальше…
— Когда я вернулся на день рождения, моя подруга (Стенченко Алена) сказала, что я отсутствовал 35 минут. Когда она спросила меня, где я был, я ответил, что отвозил Аверина до Козельска… Распознать сумку и кепку Аверина я не могу, так как было темно, и я их не разглядел. Ничего особенного или необычного в поведении Аверина я не заметил. Был ли Аверин выпивши, я также не заметил…
Мортынова подмывало отдать Карнауха операм, чтобы они с ним поработали, но он боялся, что тогда придется возиться с новым подозреваемым, изымать мотоцикл, откатывать Карнауха с его с родней: авось чьи-то отпечатки на ножах, дело бы разрослось…
А ему не хотелось, тем более в этот день все валилось из рук, и он сказал: