«Вот, воин!»
— Когда в Козельске была экстрасенс, я ходил к ней, и она мне сказала, что голова у меня вся черная от грехов. Одна гадалка мне сказала, что я был черным дьяволом. Но я знаю, что я добрый. Понятия «Бог», «Сатана» выше понятий «добро» и «зло». Есть только война, борьба. Богу и Сатане нужны души, а не жизни. Идет война за души. Из своих сослуживцев я встречался только с одним Володей (фамилию его я уже не помню). Это было или в 1983-м, или в 1984 году.
— Чем занимался после армии?
— После службы в армии я работал в Волконском ДК художественным руководителем, но ушел из-за стены между мной и бюрократией. Потом учился на шофера в Оптиной пустыни, а затем работал в колхозе «Дружба», но уволился из-за того, что мне не заплатили за вредность. Затем работал грузчиком. Мне это надоело, и я вновь ушел. После этого учился в СПТУ-22 Калуги на киномеханика. Здесь я стал верующим. Я думаю, таких верующих, каким был я, очень мало, а в монастыре Оптина пустынь нет.
«Судьба привела в монастырь иноков Ферапонта и Трофима, отца Василия, а Николая Аверина отвела», — подумал следователь.
— Были случаи, когда меня могли убить, но Бог спас меня.
«В армии». — Мортынов заглянул в вопросник.
— Что из религиозной литературы читали?
— Библию. Ветхий Завет я не прочитал, так как во время чтения после каждого слова «Бог» я слышал нецензурное выражение. Новый Завет я прочитал полностью. Когда я учился в СПТУ-22 в Калуге, мне стало казаться, что то, что я делаю, это не я делаю. Голос Бога заставлял меня делать то, что я не хотел. Голос издевался надо мной. Тогда я понял, что мы роботы. Об этом я подробно написал в своем дневнике. Видел я и летающие тарелки. Об этом я говорил окружающим, но мне никто не верил. Больше религиозных книг я не читал.
— Когда поверили в Сатану?
— Несколько позже, когда понял, что Бог — это зло, и когда Голос мне сказал, что я — Сатана. Я ходил в монастырь, говорил, что слышу голос Бога, но мне сказали, что это не Бог, а Сатана.
Мортынов заглянул в вопросник:
— Есть ли у вас женщина?
— Я всегда любил женщин, искал свою женщину, но не нашел. Любил одну женщину в Калуге — Марию. Мне нравится секс.
«Вроде нормальный», — подумал Мортынов.
Аверин продолжал:
— Человек — это красота, а Сатана заботится о красоте.
Мортынов снова посмотрел в вопросник:
— Когда к вам пришла мысль убить монахов в монастыре?
— Не знаю. Всей своей жизнью я готовился к этому. Я хотел достать Бога на земле этим убийством. Я совершил это преступление, никаких мук никогда терпеть не буду. Я отношусь к властелинам Ада.
«Властелин Ада».
Мортынов снова спросил Аверина про оружие и цифры на нем.
Аверин рассказывал:
— Финку я купил в августе 1992 года на колхозном рынке в Калуге у незнакомого парня за тысячу рублей. В тот же день я зашел в магазин «Калуга» и в граверной мастерской попросил сделать гравировку на ноже в виде трех цифр «6». Гравировку делала женщина.
Дорожка в монастырь
Мортынов внимательно слушал, хотел на чем-нибудь поймать Аверина, если он скажет что-то иначе, но тот повторял рассказанное.
— Этот нож я показывал своему зятю Мосину… Кому еще показывал этот нож, я не помню. Ружье, из которого потом я сделал обрез, я сначала украл у Ляшко, а затем мне стало ее жалко, и я купил у нее ружье за восемь тысяч рублей.
Мортынов: «А говорил мне на допросе, что купил, а теперь — сначала украл, а потом купил».
— Это произошло или в конце 1992 года, или в начале 1993 года. Обрез сделал дома примерно через неделю после покупки. Ствол я отпилил ножовкой по металлу, а приклад — продольным полотном. Сразу же я на срезе приклада гвоздем выжег три цифры «6». Все это, скорее всего, видел один Мосин, а другие родственники не видели.
«Все как и раньше…»
— Кроме этого, я приготовил меч.
Мортынов снова бросил взгляд в вопросник:
— А из чего?
— Заготовки для меча я взял у своего брата Аверина Александра Николаевича, который проживает в Калуге.
«Про заготовки новое: надо брата допросить», — подумал следователь.
— Когда и для чего я брал две металлические пластины у брата, я не помню. Я хотел сделать меч. Меч я сделал в гараже колхоза «Дружба». При изготовлении меча никто не присутствовал, но когда я выходил из гаража с изготовленным лезвием меча, меня увидел сторож. Рукоятку я сделал из проволоки, ваты и изоленты. Меч я изготовил примерно за неделю до убийства. На лезвии ножа напильником я сделал надпись: «666 Сатана».
— А звездочка?
— Да, еще у меня была метательная звездочка — ниндзя. Эту звездочку я сам не изготовлял, а нашел на улице.
— Патроны?
— Патроны с патронташем я взял у Мосина. Это произошло вечером 17 апреля 1993 года. Мосин не видел, как я взял у него патроны.
Аверин курил-курил.
— Ночью 13 апреля 1993 года между 00.00 и 02.00 часами через подсобное хозяйство я проник на территорию монастыря Оптина пустынь, — перешел к рассказу о посещениях монастыря. — В монастыре я подошел к какой-то постройке. Дверь в помещение, на которой имелась надпись: «Братия», была открыта. Я хотел зайти туда и убить монахов. Но этого сделать не смог, скорее всего, потому, что у них не было оружия.
«При первом допросе говорил то же самое».
— А в чем одет был?
— На мне была та же одежда, что и в день убийства, и все мое оружие. Из монастыря я ушел тем же путем, что и вошел.
«Рассказал более подробно».
Мортынов бросил взгляд в вопросник:
— Приходил в монастырь через день?
— Да, 15 апреля 1993 года я вновь проник в монастырь.
— С какой целью?
— Убить монахов…
— Как проник?
— Через подсобное хозяйство. В монастыре я подошел к лазаретной башне и заглянул в окно. Внутри я увидел двух девочек, 12 и 13 лет. Я не стал их трогать и ушел из монастыря через сарай у скитских ворот. На мне была та же одежда и то же оружие.
Мортынов мог бы остановиться, он основное узнал, но нужно было довести допрос до конца, выяснить, где правду говорит Аверин, где привирает. Пока он потверждал ранее данные показания, и это говорило о том, что они достоверные.
— А что было 17 апреля?
— Вечером 17 апреля 1993 года я вновь решил добраться до монастыря и попытаться убить монахов. Я зашел на день рождения к Дудрову. Там был Игорь Карнаух. Я попросил довезти меня до Козельска. Игорь согласился. Затем я сходил домой, взял меч, обрез, патроны, финку и звездочку. Обрез в разобранном виде, финку и звездочку положил в синюю женскую сумку. Меч висел у меня под шинелью на специально сделанном приспособлении.
— В чем был одет?
— На мне была солдатская шинель без знаков отличия, зеленая рубашка, брюки в полоску, кроссовки, кепка вельветовая коричневого цвета без козырька (козырек я сам отрезал).
Мортынов заглянул в протокол прежнего допроса Аверина:
«То же самое».
Он понимал, что если бы Аверин обманывал, то на чем-нибудь споткнулся бы. Но Аверин повторял ранее сказанное.
— На мотоцикле Карнаух повез меня в Козельск. Когда мы доехали до Козельска, я попросил его довезти меня до монастыря. Карнаух довез меня до кордона на дороге недалеко от монастыря. Дальше я пошел в монастырь пешком.
Мортынов вспомнил, что забыл спросить про шинель.
— На первом допросе ты сказал, что купил шинели у Шахматова, Пищучьева, Юрова… И какие у них имена?
— У меня было пять шинелей. Часть из них я купил, а часть мне подарили. Шинели мне продавали или дарили Шахматов Александр, Пищучьев Николай, Касатов Михаил, Юров Николай. На той шинели, в которй я пошел в монастырь, я никаких подписей не делал..
Мортынов порылся в бумагах: «Вот допрос Касатова Михаила: продал за бутылку водки… Тазова Александра: обменял за бутылку водки. Он его не упомянул. Надо разобраться… Может, кто-то из них помогал?» И почему пять шинелей, когда все говорят о четырех? Хотя с Тазовым пять тех, кто продавал или подарил.
Аверин продолжал:
— В монастырь я пришел около 24 часов, вошел через центральный вход. Перед крестным ходом собрал обрез, зарядил его и положил в карман брюк, под шинель. Я хотел убить из обреза монаха, который будет нести флаг.
«Разве несут флаги? Несут хоругви, иконы».
Это для него знак впереди идущего.
Аверин продолжал:
— Но этого я не сделал, так как было много людей и я побоялся попасть в них, а не в монахов.
«Может оттого, что точно схватят».
— Затем, когда крестный ход пошел в скит, я остался в лесу, жег костер.
«Про костер не говорил».
— Голос Бога стал издеваться надо мной, обзывать меня. Мне показалось, что меня уже нет, не уйду, но сделаю, что задумал. Я опять вернулся в монастырь, зашел в храм, постоял там некоторое время и вышел на улицу. Стоял у храма с противоположной от входа стороны. Было около четырех часов ночи, когда ко мне подошли монах и еще какой-то мужчина. Монах стал спрашивать, не курю ли я, попросил дыхнуть. Я дыхнул. Они ушли.
«Рассказывал», — подумал следователь.
Аверин продолжал:
— Я зашел в сарай и задремал там. Проснулся я, когда уже начало светать. Где я оставил сумку, уже не помню. Вышел из сарая и подошел к звоннице и стал около сложенных кирпичей. На звоннице стояло два монаха и звонили в колокола. Больше никого я не видел. Вдруг я заметил, что кто-то задернул занавеску в административном корпусе. Я подумал, что меня заметили. Вытащил меч, подошел к звоннице и стал за спиной монахов, со стороны скитских ворот. Мне показалось, что все это уже было.
«Что-то новое…»
— Затем я ударил мечом в правый бок стоявшему слева от меня монаху. Потом сделал шаг в сторону и с разворотом ударил второго монаха, стоявшего справа от меня, мечом.
Инок Трофим на звоннице
Мортынов уже не чувствовал той остроты, какую ощущал при первом допросе Аверина. Она как бы затерлась, покрылась кожурой.