Остановились у монастырской стены.
Мортынов:
— Здесь видели человека, который прыгал за стену и убегал…
На крыше сарая на рубероиде обнаружили след обуви.
— А ну-ка, вырежи… — скомандовала прокурорша.
Мортынов поднялся по поленице на крышу, вырезал кусок рубероида, завернул в газету и утопил в пакет.
Теперь он обвесился вещдоками, как елка.
Через калитку вышли из монастыря.
— Как здесь дышится… — вырвалось из Мортынова.
Сосны окружали обитель.
— Можно без эмоций? — осадила коллегу прокурор-криминалист. — Самой от всего тошно…
Беспокойный образ жизни удручал Грищенко. Мотаясь по преступлениям, она уже забыла, когда в последний раз ходила на прогулку в лес.
Обошли монастырскую стену.
Грищенко:
— «…примерно в 50 метрах от угловой юго-восточной башни… на внешней стене ограждения монастыря на высоте 1,80 метра от земли на побелке ограды имеются два продольных следа-полоски…»
— Прыгал здесь…
Грищенко:
— «Кроме этого внизу на земле имеется еще след обуви…»
Выдернула фотоаппарат из-за спины и сфграфировала.
4. В бане. Опознание по двум пускам
Когда прокурор-криминалист и следователь с понятыми вернулись в монастырь, в калитке их ждал игумен Мелхиседек.
— Какие новости? — спросила Грищенко.
— Пока никаких, — сказал игумен и подал листок: — Список убиенных…
Грищенко забрала листок и спросила:
— А где остальные?
Игумен:
— Инок Трофим в бане…
— А где баня?
— Здесь, в монастыре…
— Коллега, — Грищенко обратилась к Мортынову, — не будем даром терять время. Вы с собачкой поработайте с кепочкой, а мы продолжим осмотр… Вещдоки с собой заберите, потом привезете. А мой «сундучок» оставьте, их ребятки понесут. Да? — глянула на понятых.
— Да-да, — хором ответили абхаз и москвич.
И чуть не подрались из-за чемоданчика.
Следователь Мортынов с пакетом вещдоков, портфельчиком и кепкой поспешил к кинологу.
Грищенко с понятыми за игуменом пошла к монастырской бане.
Дверь в баню отомкнул Мелхиседек:
— Входите…
Прокурор-криминалист понятым:
— Закрывайте носы…
Знала трупные запахи в закрытом помещении.
— Время 12 часов 7 минут… — заметила Грищенко, когда зашли в моечное отделение.
Снова устроила на руке папку, сменила лист, записывала:
— «…в банном помещении на лавке лежит труп инока Трофима… Нижняя челюсть подвязана белыми платками с темными рисунками… Труп лежит на спине… На трупе одето: бушлат темного цвета… — Приседала, раздевала. — Под ним ряса… испачканы кровью. Сапоги кирзовые… — Доставала линейку, мерила. — На бушлате со стороны спины имеется повреждение ткани… длиной около 4 см с ровными краями… На рясе на этом же уровне имеется аналогичное повреждение ткани…»
«Сзади били», — окончательно помрачнели понятые.
Мелхиседек молился.
Прокурор:
— «…Туловище и одежда испачканы кровью вниз от повреждения…»
Тем временем в монастыре около УАЗа происходило завораживающее действо. Сержант-кинолог забрал у затолканных на заднее сиденье мужичков головные уборы, снял мохнатую шапку с бородача, разложил на пустырьке рядком.
Взял у следователя Мортынова вельветовую кепку, поднес к носу собачки:
— Марк, нюхай…
И пустил собачку на пустырек:
— Искать!
Овчарка походила-походила и… отошла в сторону. Кинолог занервничал. Снова потыкал в нос собаке кепкой. Марк пошел, походил-походил, вернулся и сел около мохнатой шапки.
— …«по счету», — записал в блокнотик кинолог.
Оперок подскочил и от радости захлопал в ладоши.
— Чего это с ним?.. — Сидевшие в УАЗе переглянулись.
А хозяин мохнатки задергался.
Догадался, к чему все идет, и дернулся, подумывая бежать, но вряд ли мог скрыться в наручниках, и только бледнел.
— Чья шапка? — Мортынов поднял шапку.
— Моя, — глухо произнес бородач.
— Фамилия?
— Карташов, — ответил бородач, теряя голос.
— Имя, отчество…
— Александр Иванович, — произнес еле слышно.
Кинолог записал: «Карташов…»
В ворота монастыря въехали «жигули».
Ворота монастыря
Из них выскочил кинолог-лейтенант с похожей на волкодава собакой.
— На подмогу, — сказал Мортынов сержанту-кинологу.
Лейтенант вальяжной походкой подошел к сержанту:
— Ну что, собачку пускали? — спросил и скомандовал волкодаву: — Рекс, сидеть!
Теперь на пустырьке, как перед расстрелом, стояли пятеро мужиков и среди них бородач в бушлате. В стороне, словно ожидая чего-то, покачивались милиционеры с автоматами.
Когда кинолог-лейтенант дал понюхать Рексу кепку из вельвета, потом скомандовал: «Искать!» и пустил овчарку на людей, пес походил-походил между замершими бедолагами и — никого не отметил. И только со второго пуска остановился и сел около бородача.
Тот закачался.
— Фамилия? — снова спросил Мортынов.
— Карташов… — прошелестел голос того.
Мортынов подошел к бородачу. Пригляделся к бурым пятнам на бушлате.
«Похоже, кровь…»
— Откуда пятна?
Бородач окончательно потерял голос.
Трех опознаний собачками оказалось достаточно, чтобы бородач попал в число стопроцентных подозреваемых.
5. В морге в Козельске
Осмотрев в бане инока Трофима, Грищенко с понятыми и игуменом вышли на улицу. Понятые не могли отдышаться. Игумен часто крестился.
— Это еще не все… — сказала прокурор-криминалист, поправляя перчаточки. — Где третий жмурик?
Мелхиседек прокашлялся и ответил:
— В морге, в Козельске.
— Тогды туды…
Сняла перчатки. Закурила.
Понятые плотоядно смотрели на прокуроршу, сами желая закурить, но им папироски не предлагали.
Игумен стоял в стороне и отмахивал рукой разлетавшийся дым.
Грищенко покурила, бросила папиросу и притушила каблуком сапога.
— Отче, вы оставайтесь на хозяйстве, — понимала, сколько у игумена хлопот, — а мы в город имени одного парнокопытного…
Лес вокруг Оптиной
Река Жиздра
Оставив игумена в монастыре, наказав Мортынову работать «по горячим следам», Грищенко прошла к воротам и плюхнулась на переднее сиденье «Волги».
— Братец, к Козлам!
— Куда-куда? — вмиг проснулся водитель и схватился за руль. — А, понял-понял…
Понимал прокурора-криминалиста с полуслова.
Понятые забились на заднее сиденье, устроили между собой чемоданчик.
Легковушка отъехала от монастыря и сквозь лесную чащу, громыхая на кочках и рытвинах в асфальте, понеслась в город.
Когда въехали на мост через реку Жиздру, дорогу преградили военные с автоматами.
— Уже армию подняли по тревоге! — Грищенко показала майору с петлицами артиллериста алую корочку: — Калужская прокуратура…
«Волга» рванула вперед.
Водитель:
— Еще бы, зверюга где-то насается!
— Вот утоп бы, тогда не пришлось бы нам насаться… — сказала меланхолично прокурорша.
Водитель:
— Я с багором в речку не полезу…
От шуточек блюстителей порядка у понятых то и дело возникал рвотный позыв.
А за раздольем поймы реки Жиздры из оправы густого леса, зеркала воды и синюшного неба выглядывала Оптина пустынь. Она словно высматривала все вокруг, боясь кого-то не увидеть, что-то проглядеть в глухой тишине.
Прокурорская «Волга» въехала в Козельск, свернула на горку и, поднявшись, завиляла по улочкам к больнице на выезде из города.
В воротах у шлагбаума шатался то ли охранник, то ли бродяга.
— Где тут морг? — спросила Грищенко.
— А тама, — показал в глубину двора с домиками старой постройки. — За прачечной. Через пустырь…
Кое-как нашли санитара, который долго крутил ключом в замке, пока открыл морг.
Прачечная
Морг
В морге от зловонного запаха понятых опять замутило, а прокурор-криминалист как ни в чем не бывало снова натянула перчаточки.
Говорила и записывала:
— «14.28… осмотр места происшествия… продолжен в морге… центральной районной больницы, куда из госпиталя был доставлен труп иеромонаха Василия… Трупное окоченение хорошо выражено в мышцах лица, рук, в мышцах нижних конечностей… Трупные пятна расположены на задней поверхности туловища… При надавливании исчезают и восстанавливаются…»
Понятые морщились. Переглядывались.
«Отцу Василию тоже удар в спину. С такой силой, что лезвие вышло спереди. Бил зверь!»
Когда понятые наконец расписались в конце протокола, Грищенко взяла за руку москвича:
— Теперь никому ни-ни, — поднесла палец к своим губам.
— А я что, маленький, не понимаю… — обиделся москвич.
Прокурор пригрозила пальцем абхазу.
Милиция
«Волга» повезла назад, свернула на спуск и внизу завернула к двухэтажкам козельской милиции.
Расставаясь, москвич осторожно спросил:
— Так я вне подозрений?
На что Железная Лариса разразилась смехом, чем вызвала среди понятых панику.
Абхаз всплеснул руками:
— Еду в Абхазию! Лучше воевать, чем здесь…
Грищенко не сдерживалась:
— Туда тебе и дорога!
Понятые заметались и кинулись к железнодорожному мосту, проскочили под ним и тигулями, дворами через лужайку побежали к реке Жиздре. На повороте поймали попутку и помчали в монастырь собирать пожитки…
Грищенко стянула перчаточки с рук и сунула в карман:
— Вот… Дурью маются, молятся, режутся, а нам разгребай. Ни житья, ни покоя…
— На что учились, на то и пригодились… — прогнусавил водитель.
Он тащил за прокурором-криминалистом чемоданчик.
В Козельске и в его окрестностях развернулась охота. Искали убийц. Хватали кого ни попадя. Вернувшиеся после Пасхи в город паломники собрались на остановке ехать в Москву, но автобус не пришел. Подлетели на машинах военные с автоматами, покидали первых попавшихся на глаза мужчин в кузов и отвезли в милицию.