Призвали старцы академиста, говорят:
— Так нельзя самочинничать: этак и повредиться можно, в прелесть впасть вражескую. Исполняй, что тебе благословлено, а на большее не простирайся.
Но усердного не по разуму подвижника, да еще ученого, остановить уже было нельзя: что, мол, понимает монашеская серость? Я все лучше их знаю!
И действительно, узнал — дошел до таких степеней, до каких еще никто не доходил из коренных подвижников оптинских!..
Введенский храм до революции
Вскоре после старческого увещания певчими правого клироса была замечена явная ненормальность поведения академиста: он что-то совершил во время церковного пения такое, что его с клироса отправили в монастырскую больницу; а в больнице у него сразу обнаружилось буйное умопомешательство. Пришлось его связать и посадить в особое помещение, чтобы не мог повредить ни себе, ни людям. За железной решеткой в небольшом окне, за крепкой дверью и запором и заключили до времени помешанного, а тем временем дали о нем знать в его академию.
Событие это произошло 1 августа 1904 года, а 2 августа оно разрешилось такой катастрофой, о какой не только Оптина Пустынь, но и Церковь Русская не слыхивала, кажется, от дней своего основания.
Сергей Нилус
Во Введенском храме (летний оптинский собор) шла утреня. Служил иеромонах о. Палладий, человек лет средних, высокой духовной настроенности и богатырской физической силы. На клиросах пели “Честнейшую Херувим”; о. Палладий ходил с каждением по церкви и находился в самом отдаленном от алтаря месте храма. Алтарь был пуст, даже очередной пономарь — и тот куда-то вышел. В церкви народу было много, так как большая часть братии говела, да было немало говельщиков и из мирских богомольцев… Вдруг в раскрытые западные врата храма степенно и важно вошел некто совершенно голый. У самой входной двери этой с левой стороны стоит ктиторский ящик, и за ним находилось двое или трое полных силы молодых монахов; в трапезной — монахи и мирские; то же — и в самом храме. На всех нашел такой столбняк, что никто, как прикованный, не мог сдвинуться с места… Так же важно, тою же величественною походкой голый человек прошел мимо всех богомольцев, подошел к иконе Казанской Божией Матери, что за правым клиросом, истово перекрестился, сделал перед нею поклон, направо и налево, по-монашески, отвесил поклоны молящимся и вступил на правый клирос.
И во все это время, занявшее не менее двух-трех минут, показавшихся очевидцам, вероятно, за вечность, никто в храме не пошевельнулся, точно силой какой удержанный на месте.
Не то было на клиросе, когда на него вступил голый: как осенние сухие листья под порывом вихря, клирошане — все взрослые монахи — рассыпались в разные стороны, один даже под скамьей забился, гонимые паническим страхом. И тут во мгновение ока голый человек подскочил к Царским вратам, сильным ударом распахнул обе их половинки, одним прыжком вскочил на престол, схватил с него крест и Евангелие, сбросил их на пол далеко в сторону и встал во весь рост на престоле, лицом к молящимся, подняв кверху обе руки, как некто, кто в храме Божием сядет, как Бог, выдавая себя за Бога (2 Фес. 2, 4).
Мудрые из оптинских подвижников так это и поняли…
Этот голый человек был тот самый академист, что вопреки воле старцев и без их благословения затеял самовольно подвижничать и впал в состояние омрачения души, которое духовно именуется прелестью…
Тут сразу, как точно кандалы спали с монахов, все разом бросились на новоявленного бога, и не прошло секунды, как уже он лежал у подножия престола, связанный по рукам и ногам, с окровавленными руками от порезов стеклом, когда он выламывал железную решетку и стеклянную раму своего заключения, и с такой сатанинской, иронически-злой усмешкой на устах, что нельзя было на него смотреть без тайного ужаса.
Одного монаха он чуть было не убил, хватив его по виску тяжелым крестом с мощами; но Господь отвел удар, и он только поверхностно скользнул, как контузия, по покрову височной кости. Он ударил того же монаха вторично кулаком по ребрам, и след этого удара в виде углубления в боку у монаха этого остался виден и доселе.
Когда прельщенного академиста вновь водворили в его келью, где, казалось, он был так крепко заперт, он сразу пришел в себя, заговорил, как здоровый…
— Что было с вами? — спросили его. — Помните ли, что вы наделали?
— Помню, — ответил он, — все хорошо помню. Мне это надо было сделать, и горе мне, если бы я не повиновался этому повелению… Когда, разломав раму и решетку в своем заключении и скинув с себя белье, я нагой, как новый Адам, уже не стыдящийся наготы своей, шел исполнить послушание “невидимому”, я вновь услыхал тот же голос, мне говорящий: “Иди скорее, торопись, а то будет поздно!”, я исполнил только долг свой перед пославшим меня.
Так объяснил свое деяние новейший Адам, сотворивший волю пославшего его отца лжи и духовной гордости.
Отправили прельщенного в Калугу, в “Хлюстинку” — больницу для душевнобольных, а оттуда его вскоре взял на свое попечение кто-то из его ближайших родственников. Дальнейшая судьба его в точности неизвестна. Слышно было, что он окончательно выздоровел, Духовную академию оставил и служит где-то по судебному ведомству.
Когда произошло это страшное событие, повлекшее за собою временное закрытие соборного Оптинского Введенского храма и малое его освящение, то и тогда уже наиболее одухотворенные из братии усматривали в нем прообраз грозного грядущего, провидя в нем все признаки предантихристова времени».
— По судебному ведомству, — произнес Мортынов, отдавая книжку.
— А я не о том, а о том, как повредиться можно… Если самочинничать… Слава богу, у академиста до насилия не дошло…
— Я вас понял… Аверин приходил в Оптину, но наставлениям монахов не внял… И его понесло…
Помнил признания Аверина о его ревностном служении Богу, а оказалось, он заблуждался…
— Да, себя Богом возомнил… Впал в прелесть… Отсюда и ненависть к Богу… Одним словом, его кумир Сатана, и пошло… — произнес Мелхиседек, забирая книжку. — Он душу свою сломал… — И добавил: — Может, с членами комиссии встретитесь?..
— Нет, ни за что… — как отрезал Мортынов, вспомнив крики о его сговоре с дьяволом и шанс оказаться побитым.
Мелхесидек убежал по монастырским хлопотам.
Мортынов остался один. Он какое-то время сидел, словно не зная, что делать, смотрел в окно и дожидался, пока опустела обитель, потом спустился по лесенке на монастырский двор и направился к погосту с тремя крестами убиенных монахов. Шел и не обращал внимания ни на редких насельников, ни на паломников.
Панихида на могилах убиенных братий
Стоял над могилами: «Сколько бед от таких вот ослушников… Новоявленных Христов… Вершителей чужих судеб!..»
Зашел во Введенский собор…
Поставил свечи…
Оттуда направился в скит…
У кельи Амвросия долго стоял…
Мортынова кинулся искать спохватившийся водитель. С монахами они нашли его в лесу на Пафнутьевском источнике. Опускался ли он в купель или нет, он ничего не сказал, но волос на голове блестел от влаги.
Когда «Волга» со следователем отъехала от ворот обители, водитель спросил:
— Ну как, Силуан опознал?..
Мортынов ничего не ответил.
Он напрочь забыл, что собирался еще провести опознание по фотографиям, его из него как выбили.
У Пафнутьевского источника
Хотя вряд ли такое получилось: братия укрыла коменданта монастыря на хоздворе, куда следователь не догадался бы сунуться.
Его не покидала мысль: и Аверин, и академист слышали голоса… Голоса стали ими руководить… И доруководились… И виновными они оказались сами… Но академиста вовремя остановили, а Аверина нет… И первый стал, может, судьей, может, поверенным, следователем, как страшный сон, вспоминая свой голый хадж в монастыре, а Аверин пошел дальше и переступил черту недозволенного…
Сильно переступил.
Событие августа 1904 года аукнулось зловещим образом почти через девяносто лет в апреле 1993‑го.
5. Происшествие 13 июня 1993 года
До следователя Мортынова, кроме слухов об угрозах в адрес насельников монастыря Оптина пустынь, дошли и слухи о чрезвычайном происшествии в обители 13 июня, куда он выехал 16 июня и где допрашивал свидетелей. Мортынову приходилось действовать на опережение, и, если бы он не принял мер, могли повториться печальные последствия, и его обвинили бы в халатности.
И теперь следователь подготовил письмо Калужской областной прокуратуры в областное управление внутренних дел.
«Нач-ку УВД Калужской области
генерал-майору милиции Астахову…
29.06.93
Прокуратурой расследуется…
Как стало известно в ходе предварительного следствия, 13 июня 1993 года на территории монастыря “Свято-Введенская Оптина пустынь”… произошел инцидент, потерпевшей стороной в котором были монахи монастыря.
Кроме того, в монастыре распространяются слухи о формировании группы боевиков, вооружении этой группы, с целью нападения на монастырь, убийства монахов и разгрома монастырских помещений.
На основании изложенного прошу Вас предпринять меры по проверке указанных сведений, а также предпринять меры по обеспечению нормальной работы монастыря и безопасности монахов.
О принятых мерах…
И.о. прокурора Калужской области… Беляк».
Подписал у и.о. прокурора, и оно ушло в милицию.
Тем временем Аверина отправили в Москву, в Институт им. Сербского на судебно-психиатрическую экспертизу. Выполнить поручение коллеги из Московской областной прокуратуры — взять образцы почерка Аверина — Мортынову не удалось.
Мортынов направил ответ следователю Лещенкову:
«07.07.93
Прокуратура Московской области
Следователю…
Лещенкову…
В ответ на Ваше отдельное поручение от 07.06.1993 года… сообщаю следующее.
Обвиняемый Аверин … в настоящее время находится на стационарной судебно-психиатрической экспертизе в … им. Сербского в г. Москве. Там же находятся и все его дневники.