отическое состояние как парафренный этап шизофрении».
Аверин на допросе
Фантастический бред…
Война…
Брат Сатаны…
С этими терминами Мортынов уже как-то сжился…
А вот с парафренным этапом шизофрении никак…
«У подэкспертного выявляются все виды психических автоматизмов: сенсорные (сделанность и чуждость ощущений), моторные (насильственные движения и речь) и идеаторные (слуховые псевдогаллюцинации, открытость мыслей, “сделанность” эмоций, чувство овладения им со стороны “высших сил”)».
Читал, механически улавливая чем-то знакомые, но малопонятные фразы.
Скоро ли конец этому заключению?..
«В психическом состоянии Аверина Н.Н. также определяются и типичные для шизофрении негативные расстройства в виде эмоциональной неадекватности, холодности, нарушения мышления в виде его аморфности, непродуктивности, а также отсутствие критики к своему состоянию и содеянному».
Холодность — да.
Нарушение мышления — если бы.
Своя сатанинская критика!
Одобрял убийство служителей Бога.
«Потому, как страдающего хроническим психическим заболеванием Аверина Н.Н., в отношении инкриминируемого ему деяния, совершенного в период указанного психического заболевания, лишавшего его возможности отдавать отчет в своих действиях и руководить ими…»
Институт им. Сербского
И как ошпарило: лишен возможности отдавать отчет… руководить действиями…
И как приговор:
«…следует считать невменяемым».
Мортынов откинулся на спинку стула, который заскрипел, грозя поломаться. Молча смотрел на тома дела, на печатную машинку, которая словно ждала чего-то, на окно, за которым не шелохнулась ни одна ветка, на лампу на потолке, застывшую на длинном проводе.
— Нев-ме-ня-ем… Хочешь вырваться, Коля-Коля-Николай из расставленных вокруг тебя сетей… Думаешь, вырвался?..
В этот момент он даже не мог представить, что тип, которого называли: афганец, меченый, сатанист, шизик, трус, черт с колючими глазами… избежит наказания.
«По своему психическому состоянию в настоящее время Аверин Н.Н. также не может отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими…»
— А эти тома? — Мортынов подбросил их на столе… — Все логично, все им объяснимо… И все это пустое!
Все проведенные с Авериным следственные действия, допросы, осмотры, очные ставки летели в тар-та-ра-ры.
«…и как представляющий особую социальную опасность, в связи с актуальностью бредовых идей, диссимулятивными тенденциями, глубиной личностных изменений, отсутствием критики к своему состоянию и тяжестью инкриминируемого ему деяния, он нуждается в направлении на принудительное лечение в психиатрическую больницу со строгим наблюдением».
Снова в психушку!
Мортынов вскочил…
Неизвестно откуда попалась ему под руку пачка папирос…
Зажигалка болталась в кармане…
Он не просто закурил, а чуть не зажевал папиросу…
Кондратьев
Смотрел в конец акта на подписи членов комиссии:
— Горинов… Кондратьев… Ильинский… докладчик Клембовская… Твари вы этакие! А если бы вас на звонницу бить в колокола и Колюшку с заточкой подослать… Чтоб вы тогда написали?..
Дымил.
— Что делать? Что? Другую назначить… — надрывно закашлял от копоти в легких.
Не заметил, как опустился на стул, как положил папироску на стол, как одной рукой взял пачечку листов акта, другой поднес зажигалку…
Вспыхнул огонек…
— Ты что?! — по руке с зажигалкой ударил Ерков: — Сжечь хочешь?
— Да лажа написана… — пришел в себя Мортынов.
Он не заметил, как появился шеф.
— Вот хочу повторную назначить…
— Болван!! — взорвался Ерков. — Сшивай дело и в суд!
— Так его ж снова в психушку…
— А ты что, самый умный?.. Видишь, что понаписали…
— Умный — не умный, но повторную могу…
— И где же?!
— Да хоть в самой задрипанной психушке…
У Еркова перехватило дыхание. Он не мог и представить себе, что его подчиненный вздумает воевать с выводами святая святых психиатрии Института имени Сербского…
Его крик:
— Доктора наук!.. Профессора!.. Светила!.. — летал по этажам прокуратуры.
А крик Мортынова:
— Эти профессора липовые!.. Они прятали в психушку диссидентов… Сектантов… И теперь прячут…
— Ты что мелешь?!.
— А про карательную психиатрию забыли…
Если бы не окончание дела, в этот же день Ерков выгнал бы Мортынова из прокуратуры.
— Сегодня дело должно уйти в суд… — прошелестел его пропавший хриплый голос.
Ерков вышел из кабинета следователя с трясущимися руками. Ему было что вспомнить, кого, когда и почему упрятывали в психбольницы.
Что бы ни писали эксперты, Мортынов сомневался в невменяемости человека с прищуренными глазками, рассказывавшего ему о своих «проделках» с легкостью нашкодившего мальчишки, словно ему ничего не грозит. Он не просто сомневался, а видел какую-то скрытую истину, которую не увидели доктора наук и врач, не вывели ее на поверхность, а еще больше утолкали вглубь. Хотя опыт общения Мортынова с психиатрами даже на уровне области говорил о том, что, куда бы он ни сунулся, получит аналогичный акт, он не сдавался. Ему в этот момент даже стало наплевать на неполное служебное и даже на увольнение.
Руки потянулись к машинке:
— Надо писать в Генеральную прокуратуру… Писать…
Но… руки сами собой и опустились. В какую Генеральную? Когда там черт знает что. В Москве запахло жареным. Туда гнали милицию. Подтягивали воинские части. Что-то назревало. Того и гляди, бои начнутся…
— Война Сатаны и Бога, — вылетело у Мортынова.
Кто еще будет слушать какого-то следователя из Калуги.
На следующий день он позвонил в юридическую консультацию:
— Мне адвоката Лакусова…
А когда того пригласили к телефону, произнес:
— Это следователь… Расследование уголовного дела Аверина закончено… Да, признали невменяемым… Будете знакомиться?.. Хорошо, я график составлю…
2. Первый том уголовного дела. Горячий сентябрь 1993 года
Лакусов пришел в областную прокуратуру к следователю Мортынову:
— Что, с сигарет на папиросы перешли?
— Да вот, курю «трубу сатанинскую». — Мортынов ответил словами инока Трофима.
— Сатанинскую, не очень хорошо… Вот «Мальборо»…
— Это мне не по карману, — ляпнул Мортынов.
— Форточку бы открыли…
Когда в комнату из форточки потянуло свежим воздухом, адвокат спросил:
— Сколько томов?
— Три…
— Боженька троицу любит, — сказал и захихикал. — Начнем-с-с-с… Давайте с первого.
Мортынов выложил перед Лакусовым первый том.
— А ведь потомки потом листать будут и спросят: кто первый его читал? Адвокат Лакусов…
— Не-а, следователь…
— Ну, это не считается… А из нормальны… — Он не договорил.
Его перебил Мортынов:
— Не понял…
— …Извините, в смысле гражданских людей…
Лакусов надел очки и вместо того, чтобы взять том, развернул газету:
— А вы знаете, что процесс по ГКЧП только попер, еще один гэкачепист хлоп и свалился. Видимо, косит. Хочет дело затянуть… — показал заметку в газете.
— Все «Независимую» читаешь…
— А что же еще, я сам не-за-ви-си-мый…
— Если бы, — произнес Мортынов, а про себя подумал: «Воображал бы меньше».
И достал газету «Советская Россия»:
— Лучше почитайте, что Юрий Бондарев написал…
— Это который «Горячий снег…» нацарапал?
— Не только… — резко ответил Мортынов.
— А мне «Горячий снег» не нужен…
Долистав свою газетку, Лакусов сунул ее в карман куртки, снял очки и спрятал в очечник.
Теперь, пропуская по несколько страниц, листал первый том:
— Это возбудили… Это продлили… Это осмотрели… Ой, ножички-то какие острючие… А куда их труповозка увезла?
— Кого? — Мортынова обожгло от дикого словечка.
— Монашков со звонницы… — Адвокат ткнул в фотографии.
— Куда-куда, в морг…
— Хи-хи… А я думал, на Афон… Давайте график, распишусь…
— Сколько ознакомились?
— Том первый. Со странички первой и до странички тридцать третьей…
Мортынов посмотрел на часы и записал в графике:
«20.09.93 г. начато ознакомление в 9.00. Окончено в 10.00. Ознакомился том 1, страницы с 1 по 33».
Лакусов расписался в графике, бросил:
— До завтра. — И выскочил: — К Любашеньке надо поспеть.
«Вот у адвокатов работенка…»
Оставшись один, Мортынов курил и, как нравоучение кому-то, читал «Советскую Россию»:
— «….Иван Бунин возражал Адамовичу…: “Пора бросить идти по следам Толстого? А по чьим же следам надо идти?.. Неужто так беден Толстой…” Стоило бы удивляться… заявлению Адамович, если бы до этого Толстого не упрекали бы в неверном освещении народной жизни, незнании русского языка, в том, что “Война и мир” — сказки… что в романе “Анна Каренина” нет мысли… что герои Толстого — картонные герои… Двух историй не было… и не будет, в то время как дух сатанинства меняет направление… приспосабливаясь во все времена к божественному началу…» Липнет…
Мортынов притушил папиросу:
— Двух историй не бывает…
21 сентября 1993 года Лакусов снова явился к 9 часам утра. Прилизанный, счастливый. И снова сначала раскрыл «Независимую газету»:
— Смотрите, — показывал следователю на карикатуру, — наш главный парламентарий Хасбулатик на балалайке бренчит… А президент Ельцин его в шею гонит…
Мортынов, дымя папиросой, показал «Советскую Россию»:
— А здесь «Возродим великую державу». Выходит, жив Союз…
— Сдох ваш Союз, — бросил Лакусов. — Давайте первый том… Что-то мертвечиной запахло… — Прочитал заключения судебно-медицинских экспертиз, отряхнул руки. — На сегодня хватит.
В графике Мортынов записал:
«…9.00. Окончено в 10.00. Ознакомился том 1, страницы с 34 по 46».
— К Любашеньке? — спросил следователь.
— Зачем, сегодня к Марише… Бывай, до завтра!