Всматриваясь в фотографию убитого инока, который лежал на полу звонницы, поймал себя на мысли: тот словно замер на «ах». Глаза смотрели далеко-далеко, непутево сложенные на животе руки подчеркивали неожиданность происшедшего.
Это «ах» как бы обращалось к людям: ах, как вы живете; быть может — к его родителям: ах, как вам не повезло; — к монахам: ах, вот так вышло; да и теперь — к нему, судье: ах, вот вам попало мое дело, — и теперь нужно разбираться. Если подходить формально, то решение поднесли на блюдечке: освобождайте от уголовной ответственности убийцу, он невменяемый, — и в психушку лечить. И не нужны ни заседания, ни лишняя трата времени, а в Рогчееве что-то противилось, и он потихоньку листал, читал. Запоминал для себя новые имена и фамилии: инок Трофим — Татарников, инок Ферапонт — Пушкарев, иеромонах Василий — Росляков.
Через несколько дней Рогчеев на листке мелким почерком написал постановление о назначении судебного заседания и попросил своего секретаря напечатать.
— Все готово. — Моложавая секретарша положила напечатанный лист.
— Так-так, — пробегал взглядом Рогчеев, проверяя: — «Постановление… 17 ноября 1993 года… член Калужского областного суда… Назначить судебное заседание в отношении Аверина… на 30 ноября 1993 года, на 10 часов 30 минут… Дело рассмотреть в открытом судебном заседании с участием государственного обвинителя и адвоката… Вызвать… потерпевших… свидетелей…»
Калужская коллегия адвокатов
Подписал.
— Вызывайте по списку…
— Всех сразу?..
— Да нет, первую половину на 30 ноября, а вторую на следующий день…
Секретарь:
— А повестки успеют получить? Да и потерпевшие — один в Братске, другой в Кемеровской области…
— Успеют… Две недели в запасе…
И когда секретарь выходила, ей вслед:
— Про адвоката не забудьте…
— Как же про такого забыть! — чуть не засмеялась секретарь.
В этот день по стране разлетелись повестки о вызове потерпевших и свидетелей, ушло и в коллегию адвокатов приглашение для адвоката Лакусова.
Кому-то письма приходили вовремя, кому-то с опозданием, как отцу инока Ферапонта, Пушкареву, который сильно переживал по этому поводу и писал в суд: не могу приехать, вышлите приговор.
В коллегии случилась маленькая заминка: Лакусов улетел со стажеркой на Канары, но недоразумение быстро устранили и вместо Лакусова послали в суд адвоката Восиленко.
2. Первый день суда 30 ноября 1993 года
30 ноября 1993 года в Калужском областном суде должно было начаться слушание дела Аверина. Сюда, на улицу Баумана, вместе с монастырским врачом приехал игумен Мелхиседек. Он чувствовал себя возбужденным: должен выполнить наказ братии, не зря они всю неделю молились, и выложить все судье, добиться таких действий суда, чтобы никогда и в помине ни один сатанист не поднял руки ни на одного оптинского монаха.
Игумен с врачом зашли в холл суда и ждали начала заседания, удивляясь, что кроме них приехали только две женщины. Одна сразу подошла к Мелхиседеку и, сложив ручки ладошкой, попросила благословения, другая чуралась и держалась в стороне.
Вот в холл вышла секретарь:
— Кто явился по делу Аверина?
Переписав всех, пригласила:
— Заходите в зал…
Только зашли в зал и сели на скамьи, как секретарь произнесла:
— Прошу всех встать.
Все поднялись.
«Ваньки-встаньки…»
В глубину зала за длинный стол на возвышении прошел высокий, чуть сутулящийся, стриженный под канадку брюнет, он нес под мышкой три тома, и двое заседателей.
— Прошу всех сесть, — произнес брюнет. — Слушается дело Аверина Николая…
Мелхиседек с недоумением смотрел на клетку, в которой никого не оказалось: «А где убийца? Еще не привезли? Сбег?»
Брюнет продолжал:
— Судом в составе председательствующего судьи… и народных заседателей Преображанского, — посмотрел на кучерявого соседа, потом на полную соседку, — и Закуро… В деле участвует прокурор Полищук…
Улица Баумана в Калуге
Рядом с секретарем повела головой дама в синей форме.
— И защитник Восиленко…
«Еще какой-то Василек», — подумал Мелхиседек.
Судья:
— Прошу секретаря доложить явку.
Секретарь:
— Явились свидетели Артюхин, Старчак, Фомина и Матей… Не явились потерпевшие Татарников, Пушкарев, Рослякова…
«Брат Трофима, отец Ферапонта и мать Василия…» — заметил Мелхиседек.
Судья о чем-то пошептался с заседателями и сказал:
— Свидетелей прошу выйти… Мы вас пригласим…
В зале началось слушание дела.
Собравшиеся в холле из-за двери слышали монотонный, похожий на дребезжание, голос прокурора, который, казалось, нескоро прекратится, как вдруг дверь открылась и снова появилась секретарь:
— Артюхин, заходите…
Отец Мелхиседек перекрестился и, полный уверенности, что с честью выполнит свою миссию в суде, ступил в зал.
Судья:
— Назовитесь, кто вы…
— Артюхин Павел Дмитриевич. — Снял клобук и бойко отвечал: — Родился в 1962 году. Помощник наместника монастыря…
— Отец Мелхиседек…
— Да, именно…
— Подойдите к тумбе и распишитесь в листочке, что будете говорить правду и только правду…
Мелхиседек подошел к тумбе и расписался.
— Погибших отца Василия, — спросил Рогчеев, — иноков Трофима и Ферапонта знали?
— Знал.
— Отношения с ними…
— Хорошие.
— Аверина Николая знали?
— Аверина я не знал, — со странным выражением лица посмотрел на пустую клетку. — Видел только на предварительном следствии.
Он не мог понять, почему начали заседание без убийцы.
— Ну, слушаем вас, — наконец произнес судья. — Что произошло в монастыре…
— А чего слушать, я все следователю рассказал.
Он приехал в суд вовсе не за тем, чтобы давать в очередной раз показания, а с другой целью: довести до суда требование братии обители.
— Уважаемый, мы выслушать обязаны. Мало ли что вы там на следствии наговорили…
— Я не наговаривал… Я говорил, как на духу…
— Вот мы «на духу» и послушаем…
Артюхин на какую-то секунду замялся.
Он впервые выступал в аудитории без икон, без алтаря и сначала сорвавшимся голосом затараторил, но Рогчеев остановил его:
— Не спешите… С чувством, с расстановочкой. Секретарь записывает…
В протоколе судебного заседания появилось:
«18 апреля 1993 года в монастыре “Свято-Введенская Оптина пустынь” г. Козельска в 5 часов утра пасхальная служба окончена, в шестом часу вся братия пошла в трапезную разговеться. В 6 часов утра трапеза была окончена. Иноки Трофим и Ферапонт пошли на звонницу звонить. Несколько высших служителей монастыря пошли к наместнику, в том числе и я. Через некоторое время прибежал послушник Петров Александр и сказал, что в монастыре что-то произошло. Мы все побежали на улицу узнать, что случилось. Я прибежал первым и у скитских ворот увидел лежащего на земле о. Василия. До звонницы было метров 30. Около нее увидел еще одного лежащего из братьев, затем второго. Это были иноки Ферапонт и Трофим. Так как я ранее работал в Москве на “скорой помощи”, решил оказать помощь. Пошел в лазаретную башню, взял ящик “скорой помощи” и вернулся назад. Отца Василия отнесли в храм, где я стал оказывать ему помощь. Приехала “скорая помощь”, и отца Василия отвезли в Козельскую больницу. Когда вернулись обратно в монастырь, сказали, что жив инок Трофим. Его положили в “скорую помощь” и отвезли в ту же больницу. Когда привезли его в больницу, врач сказал, что инок Трофим мертв. Умер в больнице и отец Василий. Вот все, что могу сказать по этому делу. Свидетелем убийства братьев нашего монастыря я не был, а оказывал только медицинскую помощь. Когда я подошел к месту происшествия, инок Ферапонт был уже мертв».
Вот что записали из пояснений Мелхиседека.
3. Наказ обители
Конечно, отец Мелхиседек лукавил: об иноках и иеромонахе он мог говорить часами, вспоминая их благочестивую жизнь в обители, и самой обители, живших вопреки проискам иноверцев и ненавистников, но промолчал, стараясь не забыть то, что должен был сказать. И когда Рогчеев склонился к списочку, собираясь вызвать следующего свидетеля, Мелхиседек произнес:
— Я хочу сделать заявление…
«Какое еще заявление?» — выпучил глаза Рогчеев.
Мяукнула что-то, словно проснулась, прокурор.
А адвокат вздрогнул, словно его укололи в одно место.
Игумен Мелхиседек
Мелхиседек:
— В этом деле была предыстория, на которую никто не обратил внимания. Были звонки в монастырь, грозили убить определенных лиц. Я об этом говорил на предварительном следствии. Убили не тех лиц, по поводу которых были звонки. На каждую Пасху у нас что-нибудь происходит, и я хочу, чтобы на это обратили внимание…
Сказал, держа клобук на руке, как царские офицеры фуражку на параде, и высоко подняв голову.
Судья посмотрел на прокурора, которая пожала плечами.
А Мелхиседек продолжал:
— Я считаю, что у Аверина были подстраховщики. Работала группа людей. Это целая система, на которую следует обратить внимание.
В душе Рогчеев с ним соглашался. Когда он изучал дело, им владело ощущение, что кто-то ходил рядом с Авериным. Спрашивается: кто же приезжал к нему накануне поездки в монастырь, кто ходил около звонницы и угрожал, кто грозил в трапезной, кто со знанием дела рассказывал об убийстве в кафе «Встреча», кто, в конце концов, навел на Оптину?
Недоговоренностью веяло от следствия, в котором Мортынов ловко свел концы с концами. По анонимке с угрозами отказал в возбуждении уголовного дела, след сатанистов в Киеве вообще проигнорировал. Понятное дело, накал страстей в стране мешал полноте следствия. И теперь попытка списать убийства на «дурака» его явно не устраивала.
Пристально поглядывал на прокурора, которая делала вид, что не замечает вопросительных взглядов.
Мелхиседеку казалось, что сейчас судья прервет заседание и начнет звонить прокурору области, начальнику областной милиции, поднимет волну, потребует заново создать следственную бригаду, включить туда самых лучших следователей, и с ней искать «подельников», «организаторов», «застрельщиков», на худой случай вызовет того же следователя Мортынова и будет с пристрастием его допрашивать, воздаст ему встрепку, но… тот поступил иначе.