Спросил:
— А какие вещи убийцы вы видели?
Мелхиседек сообщил:
— Говорят, Аверин прыгал через забор цементного склада. Я видел около склада солдатскую шинель. Кинжал лежал недалеко от отца Василия. В районе места происшествия нашли еще нож типа меча. Сумку нашли внутри цементного склада… Обрез видел в милиции… Найдена кепка без козырька.
— Спасибо, вы свободны…
«И все?!» — стали вопросом брови на лице игумена.
— Да-да, идите-идите, — затараторила прокурор, стараясь скорее отделаться от неугодного свидетеля.
Но судья смекнул, что к чему, и проговорил:
— Если хотите, можете присесть в зале…
Мелхиседек ухватился за спасительную палочку:
— Да, я подожду… Еще врач с монастыря приехал…
Прошел к скамье и сел.
Судья:
— Пригласите врача…
За стойкой стоял длинноволосый послушник:
— Старчак Владимир Викторович, врач монастыря «Свято-Введенская Оптина пустынь»…
Рассказал, кого, когда, где из убиенных увидел, кому, как, кто оказывал помощь, кого куда увезли.
Мелхиседек наблюдал за судьей, который внимательно слушал; бросал взгляды на заседателей. Как вперился в свидетеля, надеясь что-то узнать, кучерявый заседатель. Когда судья сказал: «Вы свободны» и врач направился к выходу, Мелхиседек махнул ему рукой: там подожди. Сам остался в зале, отчего прокурорша неодобрительно прокряхтела, а адвокат, витая в своих мыслях, кому-то улыбнулся.
«Вот тебе и противник прокуратуры».
Мелхиседек слушал, как допрашивали Фомину из Черноголовки, которая видела, как с ограды спрыгнул мужчина с бородкой, плешью и побежал и скрылся в лесу.
«Вот бы кому показать его», — пронеслось в голове Мелхиседека, но бородача в зале не было.
Он чувствовал, что его не послушали…
Недовняли…
И ему нужно снова говорить…
Допрашивали медсестру Матей, которая рассказала, как в реанимацию привезли раненого отца Василия, он в сознание не приходил, истекал кровью, спасти его не удалось…
Судья обратился к Мелхиседеку:
— Вы сказали, что на каждую Пасху у вас что-нибудь происходит… Можно подробнее?..
Оптина. 1990-е
Мелхиседек заметил, какой гневный взгляд бросила на судью прокурор Полищук, и подошел к тумбе:
— Да, с момента открытия монастыря. Каждый год на праздник Воскресения Христова происходят какие-нибудь инциденты. В 1992 году за два дня до Пасхи изнасиловали девушку…
Шумок пробежал по залу.
Почему-то затрещал стул под адвокатом.
Мелхиседек сообщил:
— В этом году убили трех братьев. В 1994 году опять может быть инцидент. Все приурочивается к Пасхе…
Весь его вид говорил: нужно что-то делать!
Заседатели в замешательстве переглядывались.
Судья продолжал:
— А сейчас вот вы приехали в суд, какая в монастыре обстановка?
— Сейчас хулиганства нет, но угрозы продолжают приходить в адрес наместника монастыря и в мой адрес. В деле есть письмо…
— Видели… «…в монастырь приедет цадик… произведет прокол темени… золотым шомполом…» — процитировал судья.
— Вот, видите, кому это понравится?..
Заседатели смотрели на игумена чуть ли не как на героя.
Приехал, не побоялся.
Мелхиседек всегда оказывался там, где дело касалось монастыря.
Закряхтела Полищук:
— Так что, на Пасху даже милиции нет?
— Отчего же… Во время пасхальных шествий порядок поддерживают милиционеры. В этом году на Пасху было их порядка тридцати. Но утром все они ушли, а убийство произошло в шесть утра. Их уже не было.
Прокурор злилась:
— А те, кто к вам приезжают, они что, малые дети?..
Мелхиседек:
— Помогают нам и паломники…
И тут началась перебранка с прокурором, которая выискивала огрехи в монастыре, а Мелхиседек отбивался:
— Паломники дежурили на проходной…
— У вас проходной двор…
— Не совсем, приезжие и гости регистрируются у коменданта…
— Не скажите!
— Да, те, кто живет в монастыре более трех дней. Так что мы всех практически знаем в лицо…
— А вы бы еще в тайгу забрались! Как вас там охранять?..
— Да, мы живем в лесу. Гарантий безопасности нет никаких…
На очередном всплеске эмоций судья остановил:
— Хватит-хватит… Понятное дело, что проглядели… Что уж теперь крайнего искать…
Прокурор Полищук заявила:
— А у меня и стоит задача — найти этого крайнего…
Судья ударил ладонью по столу:
— Объявляю перерыв до завтра, до полодиннадцатого…
— Так мне еще приезжать? — спросил Мелхиседек у покидавшего зал Рогчеева.
Полищук упредила ответ:
— Вас уже допросили… Вы больше не нужны…
И все-таки Мелхиседек подскочил к судье:
— А почему его… — Показал на клетку. — Нету?..
— А он ни «бе» ни «ме», — покрутил тот пальцем у виска.
— Понятно, — ужаснулся игумен.
— Где там паломница и медсестра? — искала Полищук. — Им нужно оплатить проезд в суд.
Вышла в холл, где ее ждали свидетельницы. Втроем уселись за столик писать заявления об оплате проезда — одной из Подмосковья в Калугу, другой — из Козельска. Проявить заботу о Мелхиседеке и Старчаке прокурор и не подумала.
— Забыл, сегодня ж у завконсультацией юбилей! — оббежал кумушек вокруг столика, прижимая к груди портфель, Восиленко.
«Змея», — прошел мимо Полищук Мелхиседек.
Им владели противоречивые чувства.
На улице остановился и не мог понять: с одной стороны, он потребовал искать-искать-искать, но с другой — судья ничем конкретным не обнадежил, а прокурор, как и в Козельске начальник милиции Зубов, обвинял во всех смертных грехах самих монахов.
— Батюшка, набросьте, — подал игумену накидку Старчак. — Не лето…
— В Оптину…
4. Второй день суда 1 декабря 1993 года
На следующий день, рано утром, к Рогчееву зашел Мортынов.
— Явился — не запылился, — недовольно проговорил судья.
— А что это вы так?..
— Что ты мне подсунул?.. — бросил взгляд на тома на столе. — Там одни белые пятна… Кто приезжал к Аверину перед нападением? Кто ходил вокруг звонницы? Что там в Киеве за сатанисты? — выпалил собиравшуюся со вчерашнего вечера тираду.
Мортынов резко сказал:
— А флаг вам в руки!!!
Его самого измучили эти вопросы.
— Ладно, что там у тебя? — помягчел Рогчеев.
— Да вот, москвичи никак не угомонятся, — протянул запрос. — Прислали писулю отобрать у Аверина образцы почерка…
— Зачем?
— Его по убийству Меня отрабатывают…
— О боже! Банду нашли…
— Во, и я об том же… Только кто в ней пахан? Аверин-то исполнитель…
— Не знаю, — развел руками Рогчеев.
Поставил визу на запросе: оформить разрешение.
Встал.
— Все, бегу! — Схватил тома под мышку. — Народ уже собрался…
Не поспевая за Мортыновым, бросил ему вслед:
— Может, придешь, дашь показания. Зал номер…
— Боже упаси! — как отрезал следователь.
Он теперь и мысленно избегал обращаться к делу.
Аверин (слева) на границе
Следователь исчез в одном крыле суда, Рогчеев — в другом.
Он сбегал по лесенке и бубнил себе под нос:
— И чего это москвичи заколготились? Он же «невменяем». Не соображал ни раньше, ни теперь, какие «образцы»…
В зале два ряда заполнили свидетели.
Когда судья с заседателями расселись за столом президиума, секретарь доложила:
— Явились… — Минуту перечисляла фамилии явившихся и минуту, кто не явился: — Не явились…
Судья повеселел:
— Явка неполная, но приличная. А то вчера четыре душонки…
На что прокурор заметила:
— Пришлось автобус с ОМОНом в Козельск послать. Все сразу нашлись…
Судья при слове «ОМОН» прокашлялся и спросил:
— А потерпевшие?
Секретарь ответила:
— Снова нет… Видимо, повестки не дошли…
— Ну, будя-будя… — Судья обратился к залу: — Продолжаем слушание дела… Всех свидетелей прошу покинуть…
Люди столпились у выхода, направляясь в холл.
Судья продолжил:
— С кого начнем?
Прокурорша Полищук:
— С родни Аверина…
Судья посмотрел на сидящего с закрытыми глазами адвоката:
— Человек утомился…
Потом заглянул в списочек:
— Позовите мать обвиняемого Аверину Татьяну Ильиничну…
Зашла коренастая женщина и, видимо, не в первый раз участвуя в суде, сразу прошла к тумбе.
Теперь секретарь записывала ее показания:
«Свидетель Аверина Татьяна Ильинична… 1935 г. р… Сын поступал учиться на шофера в училище на территории монастыря в Оптиной пустыни… После работал шофером в колхозе “Дружба”… шофером в райпотребсоюзе… стал учиться на киномеханика в Калуге… После училища работу в деревне не предоставили. В Каменке он не хотел работать. Стал работать шофером на молокозаводе…»
Рогчеев изучающе смотрел на женщину… Он хорошо помнил восьмерых приговоренных им к расстрелу чьих-то детей, и теперь перед ним вставал вопрос: будет ли девятый.
Магазин «Калуга»
Секретарь записывала:
«В это время поехал с другом в Москву, в институт имени Ганнушкина, где лечился месяц. Написал, чтобы его забирали, т. к. вылечился. Мы его забрали. Поработал в колхозе. Сказал, что слышит голоса. Стал плохо спать. Вскакивал ночью. Чтобы не снились кошмары, стал ночью читать… Странности после армии… В Бога стал верить в 1988 году. Он говорил, что в Афганистане его спас Бог».
«На войне».
Адвокат вдруг захрапел.
Судья секретарю:
— Разбудите защитника…
Секретарь подошла к Восиленко и постучала по спине, тот вскочил:
— А, я, выступать?..
Судья:
— Нет, еще рано…
Секретарь вернулась за столик, писала за Авериной:
«Когда учился в Калуге, ходил в церковь. Ходил по Калуге, проповедовал, что он святой. В той жизни был Лениным».
«Напроповедовался… Иисус Христос — Ленин».
Слева Аверин Николай Кузьмич
Секретарь:
«В 1989 г. стало хуже…. Преследовали голоса… Появились галлюцинации… Сын говорил, что Бог над ним издевается… Перестал верить в Бога, возненавидел его… Дважды лечился в психбольнице в Калуге…»