— Ну… — Секретарь выжидательно смотрела на судью.
— Что глаза таращишь?.. — глубоко въехал в кресло Рогчеев, а потом встал. — Что я пришлю?!!
— Не знаю…
— Иди-иди! Делай с ним что хочешь… Но чтобы он ничего не узнал… — Сунул письмо секретарю в руку.
— Что-что?..
— Порви! Выбрось эту бумажку! Сожги! Я ее не видел, я ничего не слышал о Пушкареве и слышать не хочу…
Чуть не в пинки выпроводил секретаря.
И грузно сел в кресло, расстегнул воротник рубашки.
— Прислал… Вот Татарников не пишет, Рослякова молчит, а этот проснулся. Ранение у него, контузия. У меня тоже после суда ранение и тоже контузия!
В этот день судью Рогчеева доставали. В дверях снова появилась секретарь.
— Что тебе еще надо? — исподлобья посмотрел на нее судья.
— К вам следователь по особо важным из Москвы…
Еще не успела закончить, как судья резко поднялся и отскочил к стене.
Секретарь успокоила:
— Да не пугайтесь, у него запрос…
— А, запрос. — Губы у Рогчеева тряслись.
Вошел усатый амбал:
— У меня дело Меня, и ваш жулик подозревается… Мне бы с ним встретиться и взять образцы…
Вспомнил, как к нему заходил с таким же вопросом Мортынов, но напоминать не стал:
— Хоть образцы, хоть огурцы…
Поставил визу на запросе.
Секретарь:
— Вот надо еще разрешение…
— А чего мне суешь, видишь, зампредседателя должен подписать… — Ткнул в фамилию внизу.
— А вы должны визу поставить, что согласны…
Когда секретарь с амбалом вышли, Рогчеев воскликнул:
— Какой допрос, он ведь дурак! Все что говорит, враки… Ну, чокнутые там в Москве…
Когда секретарь зашла в третий раз, судья ошалело глянул на нее.
— Подпишите, — сказала она.
— Это что еще?
— Посылаю решение…
— Пушкареву?!! — взвизгнул Рогчеев.
— Да нет, в следственный изолятор… Должны же они знать, что с Авериным…
— Должны, — судья рассупонил ворот рубашки… — Тут тоже зампредседателя…
— А визы вашей нет…
Рогчеев чиркнул, и секретарь вышла.
Закрыл кабинет на ключ.
Подался к сейфу.
Долго рылся в глубине.
Достал иконку и поставил на крышку металлического ящика:
— Боже! Помоги… Спаси меня, грешного…
7. Определение вступило в силу
Определение о направлении на принудительное лечение можно было обжаловать в течение семи суток, и судья с нетерпением ждал, когда они истекут. Успокаивал себя, что потерпевшие ничего не ведают о его решении и жалобу не напишут; адвокату вообще все до фени; прокурорша зубами вцепилась в выводы комиссии психиатров и тоже писать не будет, а монастырь, он бы стал дальше биться, но по делу он не более чем свидетель, хотя по сути, пострадал не меньше других, но потерпевшим следователь его не признал.
— Мудрый следак, — оценил дальновидный шаг Мортынова Рогчеев.
Судья позвал секретаря:
— Сегодня какое число?
— Тринадцатое декабря… Понедельник…
— И я об том же. Мы определение вынесли третьего числа. Семь дней истекло, десятое. Это пятница. Субботу, воскресенье откидываем, получается 13‑е…
— Я поняла… Рассылаем решение…
— Да, поторопись…
Через пятнадцать минут он читал:
— «Начальнику… ИЗ 37/1…
Распоряжение
Об исполнении вступившего в законную силу приговора…» — возмутился. — Опять приговора, а надо определения…
— А у нас таких бланков нету…
Дальше:
— «Об исполнении вступившего… Николаевича, 13 июня 1961 года рождения… о применении принудительных мер медицинского характера вступило в законную силу 13 декабря 1993 года и подлежит немедленному исполнению… И.о. председателя Калужского областного суда… Краснов». Чего ты мне снова, здесь и. о…
— Визу вашу…
— Ладно. — Расписался.
Взял второй листок:
— «Начальнику информцентра… Определение…. Вступило в законную силу…»
Расписался.
Секретарь:
— Это не все…
И снова настроение Рогчееву испортила.
— Звонила из прокуратуры Грищенко и ругалась, что вы не все отдали…
— Что не все?
— А она просила одно, а вы… Ну, посмотрите ее письмо…
— Где оно?
— В конце третьего тома…
— Дело закончить спокойно не дадут, — бурча, достал третий том. — Ну, где оно? А вот… «Прокуратура… ходатайствует», — посмотрел в низ листа: — Во-первых, не прокуратура, а Грищенко… «…перед судом о передаче… в музей криминалистики прокуратуры… обреза…» Ну, я им отдал.
— Как же, обрез в УВД…
— «…меч… нож… звездочку… металлические полосы… кепку… тетради…»
— Вы им отдали.
— Так что ж ей надо?
— А патроны…
— Ах да, пишет: «…патронов, гильз, пуль, дробь и т. п.».
— Вы их в ментовку… Она еще просит шинель, сумки, они у нас в суде…
— Передайте Грищенко, — вспылил Рогчеев, — пусть радуется, что ей перепало. А то перепишу определение и отдам все в ментовку или уничтожу…
— Хорошо, так и передам…
— Совсем обнаглела! А откуда я знаю, потом в музее билеты за вход продавать будут, а кто ей экспонаты дал? Судья Рогчеев. Он что, свою долю с продаж имеет?.. Вот тварь, и эта норовит подлянку подсунуть…
— А тут какая еще оказия: все оружие-то в прокуратуре…
— Во-во! Пусть и цапаются менты с прокуратурой…
— А если до стрельбы дойдет? — произнесла секретарь, уходя.
— А если дойдет, всех посадим… Иди, разгребайся…
Секретарь как здравая женщина решила свой нос в разборку между прокуратурой и милицией не совать и послала обоим только определение: исполняйте. А как поделят, им виднее.
Поссорилась ли калужская прокуратура с калужской милицией, когда делили кому обрез, кому ножи, кому звездочку, кому патроны и прочее, дошло ли дело до стрельбы, она не интересовалась.
Секретарь определялась с тем, что имелось в суде. Судья поручил одежду Николая Аверина возвратить его отцу, вот и исполняла.
Быстро напечатала:
«…Волконск…
Аверину Николаю Кузьмичу
Калужский областной суд сообщает, что Вам необходимо явиться по адресу: г. Калуга, ул. Баумана, 19… для получения вещественных доказательств (одежды Аверина Н.Н.) по уголовному делу Аверина Н.Н…»
Через несколько дней после отправки письма от Авериных приехали за одеждой.
В деле появилась:
«Расписка
Я, Гришина Ирина Вячеславовна, вещественные доказательства (сумку матерчатую, сумку хозяйственную, солдатскую шинель) получила. Претензий не имею. Подпись…»
Отдав шинель и сумки, секретарь предпочла скрыть от Гришиной, что вещи хотели забрать в музей криминалистики прокуратуры, и Грищенко сообщать об этом не стала.
Если музею надо, пусть сами хлопочут.
Одежду убиенных Татарникова и Пушкарева суд определил передать в монастырь.
Секретарь напечатала запрос:
«Монастырь Свято-Введенская Оптина пустынь…
Калужский областной суд сообщает, что представителю монастыря необходимо явиться по адресу: г. Калуга, ул. Баумана, 19… для получения вещественных доказательств (одежды Татарникова… и Пушкарева…) по уголовному делу Аверина Н.Н. При себе необходимо иметь доверенность…»
Приехали ли за вещами убиенных из монастыря, не знаю, но известно другое, что каждая самая малая вещичка иноков шла нарсхват и считалась среди верующих бесценной святыней.
Остатки Библии, рубероида и бутылки суд решил уничтожить.
Секретарь позвала коллег, и в деле появился акт:
«…АКТ
Мы, секретари судебного заседания… произвели уничтожение вещественных доказательств по уголовному делу Аверина Н.Н… — остатки Библии, кусок рубероида, бутылочку из-под спирта, в чем удостоверяем…»
В коровнике
Так разошлись, разлетелись, исчезли вещественные доказательства по делу об убийстве монахов Оптиной пустыни.
8. Дело не прекращается
Как ни искал покоя судья Рогчеев, стараясь забыть, вычеркнуть из памяти дело об убийстве монахов, ему о нем напоминали.
Вот появился адвокат Восиленко.
— У меня заявленьице… Нужно мой труд оплатить…
Будь воля Рогчеева, он бы выгнал этого бездельника-защитника в шею, но зная настойчивость этой братии добиваться своего, взял листок:
— «…Прошу взыскать… — читал каракули, — за участие адвоката… в судебном заседании… 20 тысяч рублей. Адвокат…»
Не в силах выговорить: «У тебя совесть есть такое писать?!», он помахал перед носом адвоката листиком.
— А чё, я зря старался?..
— Так сколько ты хочешь? — наконец выдавил из себя судья.
— Двадцать тысяч рублей… — не моргнул глазом Восиленко.
— А не много ли?..
— Как вы можете? Я ночь не спал, готовился, выступал, вы решение вынесли, какое я просил… Я выиграл дело!
— Ну, погнал…
Когда судья заполнил определение об оплате, то протянул:
— Иди, получай в кассу…
Весь вид его говорил: «Да подавись ими…»
Не забывали судью и гонцы из прокуратуры.
Полищук позвонила:
— Свидетельницам из Черноголовки и из Козельска надо проезд оплатить…
На это судья рыкнул:
— Обращайтесь к секретарю!
Когда секретарь принесла определение об оплате судье на подпись, тот подписал и теперь ждал, что объявятся приехавшие на суд другие свидетели и придется готовить бумаг видимо-невидимо…
К счастью, не объявились…
Не попросили оплаты за приезд игумен и врач.
Пришлось судье снова встретиться и с матерью Аверина…
Та вошла в кабинет и упала ему в ноги:
— Спаситель… Благодетель… Спас…
Тот отодвигался, она ползла следом, готовая целовать ноги.
Вот на столе появилась бумажка:
— Свидание позвольте с сыном…
Через час с разрешением она на такси поспешила в следственный изолятор.
Ни Татарниковы, ни Рослякова в суде не появились. А вот отец Пушкарева, контуженный в войну разведчик-гвардеец Леонид Пушкарев, добрался до Калуги. Пытался пройти в суд к Рогчееву, но его не впустили. Ловил судью на улице, но тот ходил через черный ход… Караулил перед СИЗО автозаки, надеясь наткнуться на тот, в котором повезут Аверина, но тоже безуспешно. Его заметили караульные с вышки и схватили. Спасли контузия и ранение: после нудной разборки разгоряченного сибиряка отпустили.