— Вот я и спрашиваю! Тут вопросы задаю я, а не вы! Понятно? — нервно дергая щекой, спросил Мейзлик.
Арестант кивнул.
— Во время обыска инспектор нашёл вот эти стихи. Вы, оказывается, ещё и поэт.
Он зло усмехнулся, взял в руки школьную тетрадь и принялся её листать.
— Тоже мне, Ян Неруда[18] нашёлся! Сейчас мы посмотрим, что вы тут накрапали, сударь.
— Вы не имеете права. Это личное!
— Ну да, как же! Ага, вот, — откинувшись на спинку стула, следователь закинул ногу за ногу и с кривой усмешкой начал декламировать:
Мне жалко прощаться с прошедшими днями,
хотя, может быть, мне они не нужны,
Божена, не скрою, увлёкся я вами,
Вы, кажется, были со мною нежны.
Мне нравился голос, манеры, привычки,
и запах духов, и насмешливый взгляд
но осень пришла, дни сгорели, как спички,
поникли цветы и осыпался сад.
Счастливые ночи со счёта не сбросишь,
от ласки кружилась тогда голова,
и кажется мне, что ты снова попросишь.
Остаться с тобой в эту ночь до утра.
— Покойной Божене Плечке посвятили. А почему без названия?
Ярослав молчал.
— А как вы объясните найденные у вас предметы женского туалета: заколка для волос и носовой платок с вышитыми инициалами «Б» и «П»?
Ответа не последовало.
— Уверен, что пан Плечка их опознает.
Юноша закрыл лицо ладонями.
— Стыдно? А чего стыдится? Влюбились, понятное дело. Мадам Плечка — ещё та вертихвостка. Шлюха.
— Вы не смеете так говорить! — Ярослав вскочил и, дрожа от негодования, потряс кулаками. Плотные желваки заходили ходуном под острыми скулами, губы передёрнуло судорогой.
Распахнулась дверь. Охранник молниеносно обхватил арестанта сзади и усадил на место.
— Вы мне тут балаган не устраивайте. А не то прикажу заковать вас в ножные кандалы. Так я, простите, повторюсь: шлюха эта Божена. И правильно, что отравили её. Пусть в аду мается. А вот её спутник ни при чём. Зря вы его в могилу свели.
— Я никого не убивал, — глядя в стену, мимо следователя, упрямо вымолвил Ярослав, усилием воли едва сдерживал слёзы.
— А как вы объясните ваш внезапный приезд в Брандис-над-Орлице? И скандал, который вы учинили в отеле?
— Вам и это известно?
— Мы знаем больше, чем вы можете себе представить. Так что советую не юлить, а честно во всём сознаться.
Следователь придвинул лист бумаги и спросил:
— Вы находились в интимных отношениях с Боженой Плечкой?
— Да.
— С какого времени стали с ней встречаться?
— Два месяца назад.
— Где встречались?
— У меня.
— Замечательно! — следователь потёр ладони и обмакнул перо в чернильницу.
— Ну-с, продолжайте!
— Она попросила меня уехать к родителям в Пардубице на выходные и «заболеть» испанкой перед самым их отъездом на курорт. Пояснила, тогда муж останется в магазине и не сможет сопровождать её. Сказала, что он ей надоел, и она не вынесет видеть его физиономию двадцать четыре часа в сутки. Я так и сделал. Но через пять дней сам поехал Брандис-над-Орлице. Ещё на станции купил розы. Надеялся, что оставшиеся две с лишним недели мы проведём вместе. Я только зашёл в отель, поинтересоваться у портье, в каком номере она живёт, как увидел Божену с каким-то фатом. Они сидели на диване, и он шептал ей на ухо так, что касался уха губами. А она млела от удовольствия. Я шагнул к ним, швырнул цветы и сказал, что она предала нашу любовь. Её спутник схватил меня за пиджак и толкнул. Я упал. Божена помогла мне подняться. Она отвела меня в сторону и стала отчитывать. Говорила, что я плохо воспитан. Уверяла, что любит меня по-прежнему. Что с ней — её кузен. Он отдыхает здесь со своей женой. Просто ей нездоровиться, она осталась в номере, и они решили выпить в фойе по чашке кофе. Что в этом плохого? А я своим дурацким поступком выдал нашу тайную любовь. Теперь ей придётся убеждать кузена, что, на самом деле, её ничего со мной не связывает. Просто юноша влюбился. С кем этого не бывает в этом возрасте. Она заставила меня подойти к нему, извиниться и поднять букет. Я так и сделал. И тотчас же уехал назад, к родителям.
— Какой вы молодец! Подробнейшим образом изложили мотив убийства этой развратной парочки — ревность. И поделом им! — не поднимая голову от стола, воскликнул Мейзлик.
— Я же сказал вам, пан следователь, что я никого не убивал, — глотая волнение, катающееся по горлу, проговорил арестант.
— Убивали-убивали! Отравитель вы этакий! Юный Отелло, — хохотнул Мейзлик. — Жду подробностей. Откуда взяли яд? Как выслеживали пани Плечку в поезде? Как проникли в купе? Не тяните, друг мой, извольте чистосердечно, признаться. Помогите себе, облегчите душу.
— В таком случае, — голос Ярослава хоть и задрожал, но приобрёл стальной оттенок, — я больше не скажу ни слова. И ничего не подпишу.
— И скажете, и подпишете. И никуда не денетесь. Для начала распоряжусь, чтобы вас перевели в холодную камеру. К крысам. Посидите, подумаете, а потом и поговорим.
Следователь собрал бумаги в портфель и вызвал дежурного стражника.
Глава 15Старый знакомый
Ардашев стоял у окна и видел, как к агентству подкатил серый «Laurin & klement». Из автомобиля вышел немолодой господин среднего роста в длинном плаще и широкополой шляпе. Дверь в кабинет открылась, и Мария почти по-военному доложила:
— Пан Гампл. Просит принять по срочному делу.
— Пригласите. Я пройду в приёмную.
В дверях возник господин лет около сорока. Он следил за своей внешностью. Об этом говорила тонкая вертикальная ниточка бороды и аккуратные усы.
— Позвольте представиться: Патрик Гампл, капитан контрразведки.
— Прошу, — Ардашев указал на кресло.
Усаживаясь напротив, с лёгкой улыбкой Клим Пантелеевич спросил:
— Чем частный сыщик может помочь такой всесильной организации?
— Вы преувеличиваете наши возможности, пан Ардашев.
— Разве?
— Действительно, ещё пару-тройку лет назад мы, и вправду, были сильны. А теперь — нет. Приходится начинать с нуля и формировать новую службу. Молодёжь совершенно неопытная. Настоящих профессионалов почти не осталось. Хоть иди в полицию и набирай кадры.
— Временное явление.
— Возможно.
Капитан тяжело вздохнул.
— Как вы понимаете, я навестил вас совсем не для того, чтобы жаловаться на жизнь.
Ардашев кивнул, улыбнувшись.
Капитан глянул внимательно и спросил:
— Чем вы занимаетесь?
— Странный вопрос и уст от человека, только что вошедшего в детективное агентство. — Коньяку не хотите?
— С удовольствием. А у вас хорошее чувство юмора. Надеюсь, мы поймём друга.
— Не сомневаюсь.
Ардашев достал из шкафа рюмки, наполнил их и поставил на журнальный столик.
— Прошу.
— Признаться, коньяк мой любимый напиток.
Гость, сделал два глотка и, глядя в глаза Ардашеву, сказал:
— Наслышан о вас ещё с двенадцатого года. Я тогда работал в русском отделе и участвовал в обмене австрийского резидента в России на бывшего российского консула в Кенигсберге — действительного статского советника Полятковского. Это ведь вы тогда раскрыли в Ялте полковника Генштаба Людвига фон Бокля?[19]
Ардашев пригубил рюмку, откинулся на спинку кресла и ответил:
— Ну что ж, откровенность на откровенность: я отыскал не только его, но и завербованного им агента.
— Именно, — кивнул Гампл. — Наше руководство тогда же заочно приговорило вас к смертной казни.
— Я знал об этом.
— В самом деле? — Гампл удивлённо поднял брови. — И вы не опасались мести?
— В то время, как вы, наверняка знаете, я вёл адвокатскую практику в небольшом губернском городе на Юге России. Там каждый человек на виду. Ни одна разведка не стала бы рисковать и посылать в эту глушь агента, чтобы прикончить провинциального защитника.
— Вы правы. Так и вышло. Временно отложили.
Ардашев вновь наполнил коньячные рюмки и спросил:
— А вот в Тегеране[20], в четырнадцатом году, вы могли это сделать довольно легко. Передумали?
— Мы надеялись на людей Магнуса Хольма, но вы их тогда переиграли. Снимаю шляпу.
— Благодарю. И всё-таки, что привело вас сюда, дорогой коллега? — Ардашев сощурился с простодушным лукавством.
— Хорошо, я объясню. Для нас не секрет, что ваша разведывательная деятельность продолжается и здесь, в Праге. Но, слава Богу, сегодня интересы нашей республики и Белого движения совпадают. Вчерашние враги стали союзниками. Я хоть и служил верой и правдой Австро-Венгрии, но в тайне всегда испытывал к России искренние симпатии. И рад, что Чехословакия помогает русским эмигрантам, как ни одна другая страна.
Ардашев благодарно кивнул.
— Поверьте, мы ценим это.
Капитан допил коньяк, облизал губы и продолжил:
— Неделю назад мои люди вышли на коминтерновского связного. Он находился на конспиративной квартире. Пытались его взять, но не смогли; погиб во время перестрелки. Нашли шифровку, которую он, как мы подозреваем, должен был отправить в центр. Нам удалось подобрать к ней ключ. В ней большевистский шпион запрашивает разрешение на ваше устранение. Связные, как известно, расходный материал. Убили одного, пришлют другого. Вам надо соблюдать осторожность, в противном случае посланец Москвы попытается с вами расправиться, конечно, если Центр даст на это добро.
— Примите моё искреннее почтение, господин Гампл. Чем я могу вас отблагодарить за такое предупреждение?
Капитан поднялся, подошёл к окну, засунул руки в карманы, качнулся с носков на пятки, потом повернулся и сказал:
— Если отыщите резидента Кремля раньше меня, вы позволите лично мне его арестовать?
— Безусловно!
— Тогда по рукам! — обрадовался гость.
— По такому случаю не грех опрокинуть ещё по рюмочке! Не возражаете?