— Когда что?.. — спросил Нарракот, потому что майор вдруг замолчал.
— Ничего, — сказал Барнэби.
Инспектор Нарракот пристально посмотрел на него. Очевидное смущение, замешательство майора Барнэби не ускользнули от него. Он чуть было не проговорился. А о чем?
«Всему свое время, — сказал себе Нарракот. — Сейчас не стоит раздражать его».
— Так вы, сэр, говорите, что были в Ситтафорд-хаусе. Давно эта дама живет там?
— Около двух месяцев.
Майору очень хотелось сгладить впечатление от своих неосторожных слов. Это стремление сделало его более разговорчивым, чем обычно.
— С дочерью?
— Да.
— Как она объясняет выбор своей резиденции?
— Да вот… — Майор задумался и потер нос. — Она из тех женщин, что очень много говорят — красоты природы… вдали от остального мира… что-то вроде этого. Но…
Наступила неловкая пауза. Инспектор Нарракот пришел ему на помощь:
— Вас поразила неестественность ее поведения?
— Да, похоже, что так. Она — светская женщина. Одевается весьма изысканно, дочь — изящная, красивая девица. Естественным для них было бы остановиться в «Ритце», или в «Кларидже», или еще в каком-нибудь большом отеле. Вы представляете себе, в каком?
Нарракот кивнул.
— В общем они не из тех, что держатся особняком, так? — спросил он. — Не считаете ли вы, что они, скажем, скрываются?
Майор Барнэби решительно замотал головой:
— Нет, нет! Ничего подобного. Они очень общительны, даже, пожалуй, слишком общительны. Я считаю, что в таком маленьком местечке, как Ситтафорд, ни к чему слишком частые встречи, и когда приглашения так и сыплются на вас, то немного неловко. Они чрезвычайно сердечные, гостеприимные люди, но, по английским представлениям, по-моему, чересчур.
— Колониальная черта, — сказал инспектор.
— Думаю, да.
— У вас нет оснований считать, что они раньше были знакомы с капитаном Тревильяном?
— Решительно никаких.
— Вы убеждены в этом?
— Джо бы мне сказал.
— А вы не думаете, что тут могло иметь место стремление познакомиться с капитаном?
Это была несомненно неожиданная для майора идея. Он размышлял над ней несколько минут.
— Да-а, такое мне никогда в голову не приходило. Конечно, они были очень приветливы с ним. Но этим они ничего не добились от Джо. Впрочем, это их обычная манера держаться. Чрезмерная приветливость присуща жителям колоний, — добавил этот истый защитник Британии.
— Ну ладно. Теперь относительно дома. Как я понимаю, его построил капитан Тревильян?
— Да.
— И никто в нем никогда больше не жил? Я хочу сказать — он раньше не сдавался?
— Никогда.
— Тогда не похоже, чтобы интерес проявили именно к дому. Загадка. Почти наверняка дом не имеет никакого отношения к этому случаю, и справедливо заключить, что это случайное совпадение. А дом, который занял капитан Тревильян, «Орешники», он кому принадлежит?
— Мисс Ларпент, дама средних лет. Она уехала на зиму в пансион в Челтенхем. Каждый год уезжает. Дом обычно запирает. Или сдает, что удается нечасто.
Здесь, кажется, ничто не подавало надежды. Инспектор обескураженно покачал головой.
— Вильямсоны, как я понимаю, были посредниками? — спросил он.
— Да.
— Их контора в Экземптоне?
— Рядом с «Уолтерсом и Кирквудом».
— А! Тогда, если вы не против, зайдем по пути.
— Не возражаю. Кирквуда все равно не застанете в конторе раньше десяти. Вы же знаете, что такое адвокаты.
— Значит, отправляемся.
Майор, который уже давно покончил со своим завтраком, кивнул в знак согласия и поднялся.
Глава 7Завещание
В конторе Вильямсонов навстречу им услужливо поднялся молодой человек:
— Доброе утро, майор Барнэби.
— Доброе утро.
— Ужасная история, — бойко заговорил молодой человек. — Подобного в Экземптоне давно не случалось.
Майор только поморщился.
— Это инспектор Нарракот, — сказал он.
— О! — восторженно произнес молодой человек.
— Мне нужна информация, которой, я думаю, вы располагаете, — сказал инспектор. — Насколько мне известно, вы занимались наймом Ситтафорд-хауса?
— Для миссис Уиллет? Да, занимались.
— Пожалуйста, сообщите мне подробности о том, как это происходило. Дама обратилась лично или письменно?
— Письменно. Она написала… Дайте вспомнить… — Он выдвинул ящик, порылся в картотеке — Да, из Карлтон-отеля, Лондон.
— Она упоминала Ситтафорд-хаус?
— Нет, в письме просто говорилось, что она хочет снять на зиму дом, и что он должен находиться в Дартмуре, и в нем должно быть по меньшей мере восемь комнат. Близость железнодорожной станции и города не имела значения.
— Ситтафорд-хаус значился у вас в списках?
— Нет. Но он оказался единственным домом, который соответствовал этим требованиям. Дама упомянула в письме, что она может платить до двенадцати гиней. Это обстоятельство окончательно убедило меня, что надо написать капитану Тревильяну и спросить, не захочет ли он сдать дом. Капитан ответил утвердительно, и мы порешили дело.
— И миссис Уиллет даже не смотрела на дом?
— Нет. Она дала согласие и подписала договор без предварительного осмотра. Позднее она приехала сюда, добралась до Ситтафорда, встретилась с капитаном Тревильяном, договорилась с ним насчет столового серебра, белья и всего прочего и осмотрела дом.
— Она осталась довольна?
— Она пришла и сказала, что восхищена.
— А что думаете по этому поводу вы? — спросил инспектор Нарракот, пристально глядя на него.
Молодой человек пожал плечами.
— Бизнес с недвижимостью учит ничему не удивляться, — заметил он.
На этом философском заключении они и расстались. Инспектор поблагодарил молодого человека за помощь.
— Не за что, право, одно удовольствие, уверяю вас.
И он, вежливо улыбаясь, проводил их до дверей.
Контора «Уолтерс и Кирквуд», как и говорил майор Барнэби, была по соседству. Когда они явились туда, им сказали, что мистер Кирквуд только что прибыл, и провели к нему в кабинет.
Мистер Кирквуд был человеком почтенного возраста с кротостью во взоре. Уроженец Экземптона, он унаследовал от отца еще дедовскую долю в фирме.
Он поднялся, изобразил на лице печаль и за руку поздоровался с майором.
— Доброе утро, майор Барнэби, — сказал он. — Это страшное потрясение. Очень страшное. Бедный Тревильян.
Он пытливо взглянул на Нарракота, и майор Барнэби в двух словах объяснил его появление.
— Вы ведете это дело, инспектор Нарракот!
— Да, мистер Кирквуд. Я пришел к вам, так как по ходу следствия мне потребовались от вас определенные сведения.
— Я буду счастлив дать их вам, если мне надлежит это сделать, — сказал адвокат.
— Речь о завещании покойного капитана Тревильяна, — сказал Нарракот. — Я слышал, оно у вас тут, в конторе.
— Это верно.
— Оно было сделано давно?
— Пять или шесть лет назад. Я не ручаюсь сейчас за точность даты.
— Мне бы очень хотелось, мистер Кирквуд, поскорее познакомиться с содержанием этого завещания. Возможно, оно имеет важное значение для дела.
— Вы так думаете? — сказал адвокат. — Ну да, конечно, мне бы надо сообразить, что вам, разумеется, виднее, инспектор. Так вот, — и он взглянул на второго посетителя, — майор Барнэби и я, мы оба, являемся душеприказчиками по завещанию. Если он не имеет возражений…
— Никаких.
— Тогда, инспектор, я не вижу причин для отклонения вашей просьбы.
Взяв трубку телефона, стоявшего на столе, он сказал несколько слов. Через две-три минуты в комнату вошел клерк, положил перед адвокатом запечатанный конверт и тут же удалился. Мистер Кирквуд взял пакет, вскрыл его ножом для разрезания бумаги, достал внушительного вида документ, прокашлялся и принялся читать:
— «Я, Джозеф Артур Тревильян, Ситтафорд-хаус, Ситтафорд, графство Девон, сегодня, августа тринадцатого дня тысяча девятьсот двадцать шестого года, объявляю свою последнюю волю:
1. Я назначаю Джона Эдварда Барнэби, коттедж N 91, Ситтафорд, и Фредерика Кирквуда, Экземптон, моими душеприказчиками.
2. Я завещаю Роберту Генри Эвансу, который долго и преданно служил мне, сумму в сто фунтов стерлингов, свободную от налога на наследство, в его собственное распоряжение, при условии, что он будет у меня на службе в момент моей смерти и не получит предупреждения об увольнении.
3. Я завещаю названному выше Джону Эдварду Барнэби в знак нашей дружбы, а также моего расположения и любви к нему все мои спортивные трофеи, включая коллекцию голов и шкур зверей, кубки первенства и призы, которыми меня наградили за достижения в разных видах спорта, а также прочую принадлежащую мне охотничью добычу.
4. Я завещаю все мое движимое и недвижимое имущество, по-иному не размещенное этим завещанием или каким-либо дополнением к нему, моим душеприказчикам под опеку, чтобы они истребовали его, продали и обратили в деньги.
5. Я уполномочиваю моих душеприказчиков оплатить похороны, расходы по завещанию и долги, выплатить соответствующие суммы наследникам по этому моему завещанию или каким-либо дополнениям к нему, все пошлины, связанные со смертью, и иные денежные суммы.
6. Я уполномочиваю моих душеприказчиков остаток этих денег или средств, обращенных на время в ценные бумаги, переданный им под опеку, разделить на четыре равные части, или доли.
7. После упомянутого выше раздела я уполномочиваю моих душеприказчиков выплатить одну такую четвертую часть, или долю, опекаемого моей сестре Дженнифер Гарднер в ее полное распоряжение.
Я уполномочиваю моих душеприказчиков остающиеся три таких равных части, или доли, опекаемого выплатить по одной каждому из троих детей моей покойной сестры Мэри Пирсон, в полное распоряжение каждого из них.
В удостоверение чего я, вышеназванный Дусозеф Артур Тревильян, к сему приложил свою руку в день, и год, означенные в начале изложенного.