— Нет, только треск фейерверка и хлопанье петард[112].
— В том-то и дело! — воскликнул инспектор. — Когда вокруг творится такое, выстрела ни за что не услышишь. Я думаю, бесполезно спрашивать, есть ли у вас какие-нибудь подозрения?
— Никаких, — ответила Ник. — Представить себе не могу…
— Иначе и быть не может, — подхватил инспектор — Маньяк, одержимый манией убийства, — вот как я объясняю это дело. Паршивая история. Ну, я, пожалуй, больше не стану сегодня беспокоить вас. Не могу выразить, как я огорчен.
Доктор Грэхем сделал шаг вперед.
— Я бы не советовал вам оставаться здесь, мисс Бакли. Мы как раз говорили об этом с мосье Пуаро. Я могу вам порекомендовать отличную лечебницу. Ведь после такого потрясения вам необходим полный покой.
Но Ник смотрела не на него, а на Пуаро.
— И все дело… только в потрясении? — спросила она.
Пуаро подошел поближе.
— Я хочу, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, mon enfant. И сам хочу знать, что вы в безопасности. У вас будет сиделка — милая, деловитая, без всяких фантазий. Всю ночь она будет сидеть возле вас. Если вы проснетесь и вскрикнете, она будет тут как тут. Понимаете?
— Я-то понимаю, — ответила Ник. — А вы — нет. Я ведь уже не боюсь. И мне все равно — так или иначе. Если кто-то хочет меня убить — пусть.
— Тсс, — попытался я остановить ее. — Это нервы.
— Да вы же не знаете. Никто из вас не знает.
— Поверьте мне, мосье Пуаро дает вам превосходный совет, — вкрадчивым тоном стал убеждать ее доктор. — Я бы отвез вас в своем автомобиле. И мы бы дали вам что-нибудь такое, чтобы вы могли как следует поспать. Ну, соглашайтесь же.
— Мне все равно, — сказала Ник. — Делайте как хотите, мне безразлично.
Пуаро положил руку на руку девушки.
— Я понимаю, мадемуазель, я знаю, что вы сейчас чувствуете. Взгляните, я стою перед вами, убитый и опозоренный. Я обещал быть вашим защитником и не смог сдержать слова. Я потерпел неудачу. Я жалок. Но верьте, это поражение не дает мне покоя. Если бы вы знали, как я страдаю, вы обязательно простили бы меня.
— Конечно, — все так же безучастно отозвалась Ник. — И незачем вам взваливать вину на себя. Я уверена: вы сделали все, что могли. И никто бы тут не помог и не сделал бы больше. Не огорчайтесь, не надо.
— Вы очень великодушны, мадемуазель.
— Да нет, я…
Она не договорила. Дверь распахнулась, и в комнату влетел Джордж Челленджер.
— Что тут произошло? — закричал он — Я только что приехал. Возле ворот полиция, толкуют, что кто-то умер. Что это все значит? Да скажите же мне, ради Бога. Это… Ник?
В его голосе прозвучала невыносимая мука. Я вдруг сообразил, что Пуаро и доктор совершенно загородили от него девушку. Прежде чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, он снова заговорил:
— Скажите мне… ведь это невозможно… Ник умерла?
— Нет, mon ami, — ласково ответил ему Пуаро. — Она жива.
И он отступил так, чтобы Челленджер смог увидеть девушку.
С минуту он оторопело разглядывал ее. Потом зашатался, как пьяный, бормоча:
— Ник… Ник…
И вдруг рухнул на колени перед диваном, закрыл лицо руками, и мы услышали его сдавленный голос:
— Ник, родная, я подумал, что вас нет в живых.
Ник попыталась сесть.
— Ну будет, Джордж. Бросьте валять дурака. Я цела и невредима.
Он поднял голову и растерянно огляделся.
— Но ведь кто-то умер? Так сказал полицейский.
— Мегги, — ответила Ник. — Бедная душенька Мегги… Ох…
Ее лицо свела судорога. Пуаро и доктор подошли к девушке, помогли ей подняться и, поддерживая с обеих сторон, увели из комнаты.
— Вам надо как можно скорее лечь, — говорил ей доктор. — Я отвезу вас сейчас в своей машине. Я уже попросил миссис Райс собрать для вас все необходимое.
Они вышли. Челленджер схватил меня за руку.
— Ничего не понимаю. Куда они ее повели?
Я объяснил.
— А! Ясно. Ну, а теперь расскажите же мне, ради Бога, обо всем. Какая ужасная трагедия! Бедная девушка!..
— Вам надо выпить, — ответил я. — А то вы сами не свой.
— А, ерунда!
Мы перешли в столовую.
— Понимаете, — объяснил он мне, подкрепляясь почти не разбавленным виски, — я ведь решил, что это Ник.
Я понимал. Ни разу в жизни я не встречал влюбленного, который скрывал бы свои чувства так неумело, как капитан Джордж Челленджер.
Глава 9От «А» до «К»
Едва ли я когда-нибудь забуду эту ночь. Пуаро впал в такое самоуничижение, что я не на шутку встревожился. Он неустанно шагал по комнате, призывая хулу на свою голову и оставляя без малейшего внимания все мои благие попытки его утихомирить.
— Так вот что значит слишком возомнить о себе! Я наказан, да, я, Эркюль Пуаро, наказан. Я слишком полагался на себя…
— Ну что вы, — перебил я его.
— Но кто предположил бы… кто мог предположить такую беспримерную наглость? А я-то думал, что принял все меры предосторожности. Предупредил убийцу…
— Предупредили убийцу?
— Mais oui. Я ведь привлек к себе его внимание. Дал ему понять, что подозреваю… кого-то. Я сделал все — во всяком случае, я так думал, — чтобы он не осмелился на новое покушение. Я оградил мадемуазель кордоном. Но он все-таки проскользнул через него. Дерзко, чуть ли не на наших глазах! И это несмотря на то, что все мы были настороже! И все-таки добился своего!
— Но ведь не добился же! — напомнил я.
— Чистая случайность! В моих глазах это одно и то же. Унесена жизнь человека, а чья — безразлично.
— Конечно, — ответил я — Я не то хотел сказать.
— Хотя, с другой стороны, вы были правы. Но это еще в десять раз хуже. Ибо убийца дальше, чем когда-либо, от своей цели. Вы поняли, мой друг? Ситуация изменилась, но к худшему. Теперь уж может получиться так, что оборвется не одна, а две жизни.
— Вы этого не допустите, — решительно сказал я.
Он остановился и стиснул мою руку.
— Merci, mon ami, merci![113] Вы все еще полагаетесь на старика, все еще верите в него. Вы вливаете и в меня новое мужество. Эркюль Пуаро больше не подведет. Второго убийства не будет. Я еще исправлю свою ошибку. Я ведь не сомневаюсь, что в мою обычно безупречную систему вкралась какая-то ошибка, что я допустил какой-то логический просчет. Я все начну сначала. Да, я начну с самого начала. И на сей раз уже не промахнусь.
— Стало быть, вы считаете, — заговорил я, — что жизнь Ник Бакли по-прежнему в опасности?
— Друг мой, зачем же я, по-вашему, послал ее в лечебницу?
— Так дело вовсе не в потрясении?
— Потрясение! Ба! От потрясения с тем же успехом, да что я говорю, с гораздо большим, можно оправиться и дома. Какое уж там веселье — полы, покрытые зеленым линолеумом, болтовня сиделок, еда на подносах и непрестанное мытье. Нет, кет, я думал о ее безопасности, и больше ни о чем. Я откровенно поговорил с доктором. Он со мной согласился и все устроит. К мисс Бакли не будут пускать никого, даже самых близких ее друзей. Мы с вами — единственное исключение. Pour les autreseh bien…[114] «Распоряжение доктора» — вот что им скажут. Очень удобно и не подлежит обсуждению.
— Так-то оно так, — заметил я — Да только…
— Что — только, Гастингс?
— Это не может длиться вечно.
— Замечание весьма справедливое. — Но мы хотя бы сможем немного осмотреться. Кроме того, я думаю, вы поняли, что изменяется самый характер кашей деятельности.
— Как так?
— Ну, если раньше мы должны были прежде всего обеспечить безопасность мадемуазель, то наша нынешняя задача намного проще и куда привычней. Нам надо всего-навсего выследить убийцу.
— И это, по-вашему, проще?
— Еще бы. Убийца, как я выразился на днях, уже поставил свою подпись под преступлением. Сейчас он играет в открытую.
— А вы не думаете… — Я замялся. — Вам не кажется, что прав полицейский инспектор? Что это дело рук маньяка, который рыщет по округе, одержимый манией убийства?
— Я никогда еще не был так убежден в обратном.
— И вы действительно думаете…
— …что убийца кто-то из близких друзей мадемуазель? — договорил за меня Пуаро. Он был очень серьезен. — Да, я думаю именно так, mon ami.
— Но ведь теперь такая возможность почти что исключается. Мы все были вместе…
Он перебил меня:
— А вы можете поручиться, что, когда мы стояли там, у обрыва, никто ни разу не отошел? Можете вы назвать хотя бы одного человека, который все время был у вас на глазах?
— Да нет, — ответил я, пораженный его словами, — пожалуй, не могу. Там было темно. И все мы переходили с места на место. Я видел временами миссис Райс, Лазаруса, вас, Крофта, Вайза… но так, чтобы все время, — нет.
Пуаро кивнул.
— В том-то и дело. А речь ведь идет всего о нескольких минутах. Две девушки идут к дому. Незаметно ускользнув, убийца прячется за растущим посреди лужайки платаном и видит, как из дома выходит мисс Бакли, во всяком случае, он думает, что это мисс Бакли. Ока проходит на расстоянии фута от него, и он стреляет три раза подряд.
— Три раза? — воскликнул я.
— Ну да. На сей раз он действовал наверняка. Мы нашли в теле три пули.
— Но ведь это было рискованно, правда?
— Во всяком случае, он рисковал гораздо меньше, чем если бы стрелял один раз. Выстрел из маузера не очень громок. К тому же он несколько напоминает треск фейерверка и отлично сливался со всем окружающим шумом.
— Вы нашли револьвер? — спросил я.
— Нет. И мне кажется, что именно это — неоспоримое доказательство того, что здесь замешан кто-то из своих. Мы ведь уже установили, что револьвер мисс Бакли первоначально был похищен с одной-единственной целью — придать ее смерти видимость самоубийства.
— Да.
— Это единственное правдоподобное объяснение, верно? Однако на сей раз, как вы, наверно, заметили, преступник и не пытался инсценировать самоубийство. Он знает, что нас больше не обмануть. Иными словами, ему известно, что мы знаем и чего не знаем.