— Да нет, не в этом дело, сэр. Но их ведь собирались пускать два вечера, и мы с Уильямом отпросились на следующий вечер и хотели сходить в город и поглядеть оттуда.
— Понятно. А слышали вы, как мадемуазель Мегги искала свой жакет и не могла его найти?
— Я слышала, как мисс Ник побежала наверх, сэр, и как мисс Мегги кричала ей из передней, что не найдет чего-то, а после сказала: «Ну, ладно, возьму шаль…»
— Пардон, — перебил ее Пуаро. — И бы не предложили поискать жакет или посмотреть, не забыли ли его в автомобиле?
— Я была занята работой, сэр.
— Да, верно… А молодые леди к вам, разумеется, не обратились, так как считали, что вы любуетесь фейерверком?
— Да, сэр.
— Так, значит, в прежние годы вы ходили на него глядеть?
Ее бледные щеки вдруг вспыхнули.
— Я не пойму, к чему вы клоните, сэр. Нам всегда разрешают выходить в сад. И если в нынешнем году у меня не было такого желания и мне захотелось управиться с работой и лечь, то это, полагаю, мое дело.
— Ну, конечно, конечно. Я не хотел вас обидеть. Вы могли делать все, что вам угодно. Перемена всегда приятна.
Он помолчал и добавил:
— Между прочим, не смогли бы вы мне помочь еще в одном небольшом деле? Это ведь очень старый дом. Вы не слыхали, есть здесь тайник?
— М-м… тут есть какая-то скользящая панель, вот в этой самой комнате. Мне, помнится, ее показывали, когда я была девушкой. Да только не помню где. Или в библиотеке? Нет, не скажу наверняка.
— За ней мог бы спрятаться человек?
— Да что вы, сэр! Этакий шкафчик вроде ниши. Квадратный фут, никак не больше.
— О! Я имел в виду совсем другое.
Она снова покраснела.
— Если вы думаете, что я где-то пряталась, так вы ошиблись! Я слышала, как мисс Ник сбежала по лестнице, и выбежала из дома, и как она закричала, и я пошла в прихожую узнать, не… случилось ли чего. И это истинная правда, сэр. Истинная правда!
Глава 13Письма
Распростившись с Эллен, Пуаро повернулся ко мне. Вид у него был довольно озабоченный.
— Вот интересно: слышала она выстрелы? По-моему, да. Она их услыхала, открыла кухонную дверь. А когда Ник побежала по лестнице и выскочила в сад, Эллен вышла в прихожую узнать, в чем дело. Все это вполне естественно. Но почему она не пошла глядеть на фейерверк? Вот что я хотел бы узнать.
— Зачем вы стали спрашивать ее о тайнике?
— Так, чистая фантазия. Мне подумалось, что мы, возможно, не разделались еще с «К».
— С «К»?
— Ну да. Он стоит последним в моем списке. Наш вымышленный незнакомец. Допустим, что вчера он — я полагаю, мы имеем дело с мужчиной — пришел сюда, чтобы встретиться с Эллен. Он прячется в тайнике. Мимо него проходит девушка, которую он принимает за Ник. Он идет следом за ней и стреляет. Non-c'est idiot!1 К тому же тайника не существует. То, что Эллен не захотела уйти из кухни, — чистая случайность. Полно, давайте-ка лучше поищем завещание.
В гостиной не оказалось никаких документов. Мы перешли в библиотеку, полутемную комнату, выходящую окнами на подъездную аллею. В ней стояло большое старинное бюро орехового дерева.
Мы довольно долго изучали его содержимое. Там царила полная неразбериха. Счета, перемешанные с долговыми расписками. Письма пригласительные, письма с требованиями вернуть долг, письма друзей.
— Сейчас мы наведем здесь идеальный порядок, — непререкаемо заявил Пуаро.
Через полчаса он с удовлетворенным видом откинулся на спинку стула и оглядел дело наших рук. Все было аккуратно рассортировано, надписано, разложено по местам.
— Cest bien, lа[124]. Нет худа без добра. Нам так внимательно пришлось их разбирать, что мы, конечно, ничего не пропустили.
— Ваша правда. Хотя, впрочем, ничего и не нашли.
— Разве что это.
Он перебросил мне письмо. Оно было написано крупным, размашистым, очень неразборчивым почерком.
«Милочек!
Вечеринка была — прелесть. Но сегодня мне что-то не по себе. Ты умница, что не притрагиваешься к этой дряни: никогда не начинай, дорогая. Бросить потом чертовски трудно. Приятелю я написала, чтоб поскорей возобновил запас. Какая гнусность наша жизнь!
Твоя Фреди».
— Февраль этого года, — задумчиво заметил Пуаро — Я с первого взгляда понял, что она принимает наркотики.
— Да что вы? Мне и в голову не приходило!
— Этого трудно не заметить. Достаточно взглянуть ей в глаза. А эта удивительная смена настроений! То она взвинчена, возбуждена, то вдруг безжизненная, вялая.
— Пристрастие к наркотикам влияет ведь и на нравственность, не так ли? — сказал я.
— Неизбежно. Но я не считаю мадам Райс настоящей наркоманкой. Она из начинающих.
— А Ник?
— Не вижу ни малейших признаков. Если она и посещает иногда такие вечеринки, то не для того, чтобы принимать наркотики, а лишь ради забавы.
— Рад слышать.
Я вдруг вспомнил, как Ник сказала, что Фредерика иногда бывает не в себе. Пуаро кивнул и постучал пальцами по письму.
— Вне всякого сомнения, она имела в виду именно это. Ну что ж, здесь мы вытащили пустой номер, как у вас говорят. Теперь поднимемся в комнату мадемуазель.
В комнате Ник стоял письменный стол, ко в нем было довольно пусто. И снова никаких признаков завещания. Мы нашли паспорт на машину и оформленный по всем правилам сертификат месячной давности на получение дивиденда. Иными словами, ничего интересного для нас.
Пуаро вздохнул — он был возмущен.
— Молодые девицы! Как их воспитывают нынче? Не учат ни порядку, ни методичности! Она очаровательна, наша мадемуазель Ник, но ведь ока ветрогонка. Право же, ветрогонка.
Он знакомился теперь с содержимым комода.
— Но, Пуаро, — сказал я с некоторым замешательством, — это нижнее белье.
— Ну и что ж, мой друг?
— А вам не кажется, что мы, так сказать, не имеем…
Он рассмеялся.
— Нет, право же, мой бедный Гастингс, вы человек викторианской эпохи[125]. Будь здесь мадемуазель, она сказала бы то же самое. Наверное, она бы заметила, что у вас мозги набекрень. В наши дни молодые леди не стыдятся своего белья. Лифчики и панталоны перестали быть постыдной тайной. Изо дня в день на пляже все эти одеяния сбрасываются в двух шагах от нас. Да почему бы и нет?
— Я все-таки не понимаю, зачем вы это делаете?
— Ecoutez[126], мой друг. Можно не сомневаться, что мадемуазель Ник не держит свои сокровища под замком. А где же ей прятать то, что не предназначено для посторонних глаз, как не под чулками и нижними юбками? Ого! А это что такое?
Он показал мне пачку писем, перевязанную выцветшей розовой ленточкой.
— Если не ошибаюсь, любовные письма мосье Майкла Сетона.
Он хладнокровно развязал ленточку и начал раскрывать конверты.
Мне стало стыдно за него.
— Нет, так не делают, Пуаро! — воскликнул я. — Что это вам, игра?
— А я ведь не играю, mon ami. — Его голос стал вдруг жестким и властным. Я выслеживаю убийцу.
— Да, но читать чужие письма…
— Может быть, бесполезно, а может быть, и кет. Я ничем не должен пренебрегать, мой друг. Между прочим, мы могли бы читать вместе. Две пары глаз видят больше, чем одна. И пусть вас утешает мысль, что преданная Эллен, возможно, знает их наизусть.
Все это мне было не по душе. Однако я понимал, что в положении Пуаро нельзя быть щепетильным. Я постарался заглушить голос совести, вспомнив в утешение прощальные слова Ник: «Можете осматривать все что угодно».
Письма были написаны в разное время, начиная с прошлой зимы.
1 января
Ну, вот и Новый год, родная, и я полон самых лучших замыслов. Я так счастлив, что ты меня любишь, я просто поверить боюсь своему счастью. Вся моя жизнь стала другой. Мне кажется, мы оба знали это — с той самой первой встречи. С Новым годом, хорошая моя девочка.
8 февраля
Любимая моя!
Как мне хотелось бы видеть тебя чаще. Идиотское положение, правда? Я ненавижу эти мерзкие уловки, но я ведь рассказал тебе, как обстоят дела. Я знаю, как тебе противно лгать и скрытничать. Мне тоже. Но мы и в самом деле могли бы все погубить. У дяди Мэтью настоящий пунктик насчет ранних браков, которые губят мужскую карьеру. Как будто ты могла бы погубить мою карьеру, ангел мой милый!
Не падай духом, дорогая. Все будет хорошо.
2 марта
Я знаю, что не должен был писать тебе два дня подряд. Но не могу. Вчера в самолете я думал о тебе. Я пролетал над Скарборо. Милое, милое, милое Скарборо, самое чудесное место на свете. Родная моя, ты и не знаешь, как я люблю тебя.
18 апреля
Любимая!
Все решено. Окончательно. Если я выйду победителем (а я им буду), то с дядей Мэтью можно будет взять твердую линию, а не понравится — его дело. Ты прелесть, что интересуешься моим длинным описанием «Альбатроса».
Как я мечтаю полетать с тобой на нем. Дай срок! Бога ради, не тревожься обо мне. Все это и вполовину не так опасно, как кажется. Я просто не могу погибнуть теперь, когда знаю, что ты меня любишь. Все будет хорошо, голубонька, поверь мне.
20 апреля
Ты ангел, я верю каждому твоему слову и вечно буду хранить твое письмо. Я не стою такого счастья. Как не похожа ты на всех остальных! Я обожаю тебя!
На последнем письме не было даты.
Ну все, любимая, завтра в полет. Жду не дождусь, волнуюсь и абсолютно убежден в успехе. Мой «Альбатрос» в полной готовности. Старик меня не подведет.
Не падай духом, дорогая, и не тревожься. Конечно, я иду на риск, но ведь вся наша жизнь — риск. Между прочим, кто-то сказал, что мне следовало бы написать завещание. (Тактичный парень, что и говорить, но у него были хорошие намерения.) Я написал завещание на половинке почтового листка и отослал старому Уитфилду. Заходить в контору у меня не было времени. Мне как-то рассказали, что один человек написал в завещании всего три слова: «Все моей матери», и оно было признано вполне законным. Мое не очень отличается от этого, но я был умник и запомнил, что твое настоящее имя Магдала. Двое ребят засвидетельствовали завещание.