Он направился к выходу, но что-то вспомнил и вернулся.
— Вот ведь голова! Забыл именно то, что интереснее всего для вас и о чем сам же хотел с вами посоветоваться.
Он снова сел, вытащил из кармана исписанный клочок бумаги и отдал его Пуаро.
— Мои полисмены нашли это, когда прочесывали участок неподалеку от того места, где все вы любовались фейерверком. По-моему, это единственное, что может хоть в чем-то нам помочь.
Пуаро расправил бумажку. Буквы были крупные и расползались в разные стороны:
«…сейчас же нужны деньги. Если не ты… что случится. Предупреждаю тебя».
Пуаро нахмурился. Он два раза перечитал написанное.
— Интересно, — сказал он. — Я могу это взять?
— Конечно. Здесь не осталось отпечатков пальцев. Я буду рад, если это вам как-то пригодится.
Полковник Уэстон снова встал.
— Мне, право же, пора. Так, значит, завтра следствие. Да, кстати, вас не включили в число свидетелей — только капитана Гастингса. Мы не хотим, чтобы газетчики пронюхали о том, что в этом деле участвуете вы.
— Понятно. Между прочим, что слышно о родственниках той несчастной девушки?
— Ее отец и мать сегодня приезжают из Йоркшира. Поезд прибудет около половины шестого. Бедняги! Я им сочувствую от всей души. Завтра они увезут тело.
Он покачал головой.
— Скверная история. Мне она не по душе, мосье Пуаро.
— Кому же она может быть по душе, мосье полковник? Вы правильно сказали, скверная история.
После его ухода Пуаро снова осмотрел клочок бумаги.
— Важная нить? — спросил я его.
Он пожал плечами.
— Как знать? Немного смахивает на шантаж. У одного из тех, кто вчера вечером был с нами, кто-то весьма бесцеремонно вымогает деньги. Не исключено, конечно, что это потерял кто-то из незнакомых.
Он принялся рассматривать записку в маленькую лупу.
— Вам не кажется, Гастингс, что вы уже где-то видели этот почерк?
— Он мне немного напоминает… ах! Ну, конечно, записку миссис Райс.
— Да, — с расстановкой вымолвил Пуаро — Сходство есть. Бесспорное сходство. Но я все же не думаю, что это почерк мадам Райс.
В дверь кто-то постучал.
— Войдите! — сказал Пуаро.
Это оказался капитан Челленджер.
— Я на минутку, — пояснил он. — Хотел узнать, насколько вы продвинулись вперед.
— Parbleu! — ответил Пуаро. — Сейчас мне кажется, что я заметно отодвинулся назад. Я как бы наступаю еn reculant[133].
— Скверно. Но вы, наверно, шутите, мосье Пуаро. Вас все так хвалят. Вы, говорят, ни разу в жизни не терпели поражения.
— Это неверно, — возразил Пуаро — Я потерпел жестокую неудачу в Бельгии в тысяча восемьсот девяносто третьем году. Помните, Гастингс? Я вам рассказывал. Дело с коробкой шоколада.
— Помню, — ответил я и улыбнулся.
Дело в том, что, рассказывая мне эту историю, Пуаро просил меня сказать: «коробка шоколада», если мне когда-нибудь почудится, что он заважничал. И до чего же он был уязвлен, когда уже через минуту после того, как он обратился ко мне с этой просьбой, я произнес магическое заклинание.
— Ну, знаете ли, — отозвался Челленджер. — Такие давние дела не в счет. Вы намерены докопаться до самой сути, верно?
— Во что бы то ни стало. Слово Эркюля Пуаро. Я та ищейка, что не бросает следа.
— Прекрасно. И что-то уже вырисовывается?
— Я подозреваю двоих.
— Мне, очевидно, не следует спрашивать, кто они?
— Я все равно вам не скажу! Вы сами понимаете, я ведь могу ошибаться.
— Мое алиби, надеюсь, не вызывает сомнения? — спросил Челленджер; в глазах у него зажегся смешливый огонек.
Пуаро снисходительно улыбнулся загорелому моряку.
— Вы выехали из Девонпорта около половины девятого. Сюда прибыли в пять минут одиннадцатого, то есть через двадцать минут после убийства. Однако от Сент Лу до Девонпорта всего тридцать миль с небольшим, дорога хорошая, и у вас обычно уходило на этот путь не больше часа. Как видите, ваше алиби вообще никуда не годится.
— Так я же…
— Поймите, я проверяю все. Как я уже сказал, ваше алиби не годится. Но алиби — это еще не все. Мне кажется, что вы не прочь жениться на мадемуазель Ник?
Моряк покраснел.
— Я всегда хотел на ней жениться, — сказал он хрипло.
— Совершенно верно. Eh bien[134] — мадемуазель Ник была помолвлена с другим человеком. Возможно, для вас это достаточное основание, чтобы отправить его на тот свет. Но в этом уже кет необходимости — он умер как герой.
— Так это правда, что Ник была помолвлена с Майклом Сетоном? Сегодня утром по городу прошел такой слушок.
— Да. Удивительно, как быстро распространяются всякие вести. Значит, вы прежде ничего такого не подозревали?
— Я знал, что Ник с кем-то помолвлена — она сказала мне об этом два дня назад. Но я не мог догадаться, кто он.
— Майкл Сетон. Entre nous[135], если не ошибаюсь, он оставил ей весьма круглое состояние. О! Это, разумеется, вовсе не причина для того, чтобы лишать ее жизни — во всяком случае, с вашей точки зрения. Сейчас она оплакивает возлюбленного, но ведь не век же ей плакать. Она молода. И мне кажется, мосье, что вы ей очень симпатичны.
Челленджер заговорил не сразу.
— Если бы это случилось… — прошептал он.
Раздался негромкий стук в дверь. Это была Фредерика Райс.
— А я ищу вас, — обратилась она к Челленджеру. — И мне сказали, что вы здесь. Я хотела узнать, не получили ли вы мои часы.
— Ох, ну конечно, я заходил за ними нынче утром.
Он вынул из кармана часики и отдал ей. Они были довольно необычной формы круглые, словно шар, на простой ленточке из черного муара. Я вспомнил, что на руке у Ник видел какие-то очень похожие.
— Надеюсь, что теперь они будут идти лучше.
— Они мне надоели. Вечно в них что-то ломается.
— Их делают для красоты, а не для пользы, мадам, — заметил Пуаро.
— А разве нельзя совместить и то и другое?
Она обвела нас взглядом.
— Я помешала совещанию?
— Ни в коем случае, мадам. Мы толковали о сплетнях, а не о преступлении. Мы удивлялись, как быстро распространяются слухи: все уже знают, что мадемуазель Ник была помолвлена с этим отважным пилотом.
— Так Ник и вправду была помолвлена с Майклом Сетоном? — воскликнула Фредерика.
— Вас это удивляет, мадам?
— Немного. Сама не знаю почему. Я, конечно, видела, что он очень увлекся ею прошлой осенью. Оки часто бывали вместе. Но позже, после Рождества, они как будто охладели друг к другу. Насколько мне известно, они даже не встречались.
— Это была их тайна. Они хорошо ее хранили.
— А! Наверное, из-за старого сэра Мэтью. Мне кажется, он и в самом деле стал выживать из ума.
— И вы ни о чем не догадывались, мадам? Такая близкая подруга…
— Ник — очень скрытный дьяволенок, когда захочет, — чуть слышно прошептала Фредерика — Так вот почему она так нервничала в последнее время! Да, а на днях она сказала мне такую вещь, что я вполне могла бы догадаться.
— Ваша приятельница очень привлекательна, мадам.
— Старик Джим Лазарус одно время тоже так считал, — вставил Челленджер и довольно некстати захохотал.
— А, Джим… — Фредерика пожала плечами, но мне показалось, она была задета.
Она повернулась к Пуаро.
— А что, мосье Пуаро, вы не…
Вдруг она смолкла, покачнулась, ее лицо стало еще бледней. Она, не отрываясь, глядела на середину стола.
— Вам дурно, мадам?
Я пододвинул кресло, помог ей сесть. Покачав головой, она шепнула: «Все в порядке», — и уронила голову на руки. Мы смотрели на нее, чувствуя себя весьма неловко.
Наконец она выпрямилась.
— Боже, какая глупость! Джордж, голубчик, у вас такой испуганный вид. Давайте лучше поговорим об убийстве. Это так интересно. Вы уже напали на след, мосье Пуаро?
— Пока еще рано говорить, мадам, — уклончиво ответил тот.
— Но вы ведь уже сделали какие-то выводы. Не так ли?
— Возможно. Однако мне не хватает еще очень многих улик.
— О!
Ее голос звучал неуверенно. Внезапно она встала.
— Голова болит. Пожалуй, мне надо лечь. Может быть, завтра меня пропустят к Ник.
Она быстро вышла из комнаты. Челленджер насупился.
— Никогда не поймешь, что на уме у этой женщины. Ник, может быть, ее и любит, но сомневаюсь, чтобы Фредерика отвечала ей тем же. Женщины, кто их разберет? Все «милая» да «милая», а сама небось думает: «Чтоб тебя черти взяли». Вы куда-то уходите, мосье Пуаро?
Пуаро встал и тщательно счищал со шляпы пятнышко.
— Да, я собрался в город.
— Я сейчас свободен. Можно мне с вами?
— Конечно. Буду очень рад.
Мы вышли. Пуаро извинился и вернулся в комнату.
— Забыл трость, — пояснил он.
Челленджер поморщился. Трость Пуаро с чеканным золотым набалдашником и в самом деле была несколько криклива.
Первым долгом Пуаро направился в цветочный магазин.
— Я хочу послать цветы мадемуазель Ник, — объявил он.
Он оказался привередливым клиентом.
Но вот наконец выбрана роскошная золоченая корзина, отдано распоряжение наполнить ее оранжевыми гвоздиками и обвязать лентой с большим голубым бантом.
Продавец дал ему карточку, и мой друг начертал на ней: «С приветом от Эркюля Пуаро».
— Сегодня утром я тоже послал ей цветы, — заметил Челленджер — А можно было фрукты.
— Inutile![136] — воскликнул Пуаро.
— Как?
— Я сказал, что это бесполезно. Съестное — под запретом.
— Кто это вам сказал?
— Я говорю. Я ввел такой порядок. Мадемуазель уже поставлена в известность. И все поняла.
— Силы небесные! — охнул Челленджер.
Он, видимо, порядком напугался и не сводил с Пуаро вопросительного взгляда.
— Так вот оно что. Вы все еще… боитесь?