– Ну что ж, Тамара Викторовна, удачи вам, – заключил прокурор, – кажется, мы обсудили всех подозреваемых.
– Это тебе только кажется, дорогой, – заметила Лидия Валерьевна.
– А что, кого-то мы забыли? – резко повернулся к жене прокурор.
– Конечно. Веру Григорьевну Кольцову.
– А она-то тут при чём?
– Она могла запросто убить свою подругу Разумовскую. Мотив нам неизвестен, но исключать её, я считаю, нельзя. Она встретилась с Котеевым, и вскоре его убили.
– Но ведь она сама рассказала нам об этой встрече, Лида.
– Ну и что? Во-первых, о факте встречи мы могли узнать, мало ли кому Котеев мог рассказать. Во-вторых, это отличный способ передать суть беседы в своей интерпретации. Ты слишком доверчив, Олег, ведь содержание их беседы мы знаем только со слов Кольцовой.
– Но зачем ей было убивать Разумовскую, а затем Котеева? – с сомнением спросила Ялович. – Разве Котеев мог догадаться, если она, действительно, убила свою подругу? Я имею в виду…
– Я поняла, что вы имеете в виду, кивнула Седельцева. – Тут в самом деле есть пробуксовка. Но мы же по сути ничего не знаем. Вдруг Котеев заподозрил её после разговора, мало ли что она могла сболтнуть. А может, он заподозрил её раньше и встретился с ней только для того, чтобы подтвердить или рассеять подозрения.
– Ты правда думаешь, Лида, что их убила Кольцова?
– Откуда я знаю, Олег. Просто показываю вам ещё одного подозреваемого. Кстати, Тамара, позвольте предложить идею для расследования.
– Слушаю, Лида.
– Надо собрать всех наших подозреваемых и попросить секретаршу Котеева опознать голос звонившего.
– Но ведь голос-то был намеренно изменён, – возразила Ялович.
– Ну и что? Попробовать можно.
– А что если разговор записывался на плёнку? Сейчас конторы это практикуют. Можно записать голоса наших подозреваемых и сравнить с записью, а если нет, то дать послушать секретарше, или можно в живую.
– Я подумаю, – сказала Ялович, – спасибо.
– Не за что. У меня лично всё.
– Ну что ж, тогда будем работать, – подытожил Седельцев. – Тамара Викторовна, капитан, дорогая, – попрощался он со всеми.
Следователь, капитан и Седельцева покинули прокурорский кабинет и разошлись по своим делам. Уходя, Лидия Валерьевна на секунду заколебалась, не поделиться ли с коллегами ещё одной мыслью, но потом решила, что обсудит её непосредственно с человеком, которого это касается.
Глава 30
В субботу 3 февраля Зубриков сидел в глубоком кресле в своей квартире на Благодатной улице и держал в руках газету. Сказать, что он её читал, было бы явным преувеличением, он просто смотрел сквозь текст. Трагические события в районной 45-й поликлинике выбили его из привычной колеи. Он практически перестал интересоваться текущей политикой, ходить в Публичку, созваниваться с друзьями и обсуждать последние новости. Два убийства и смерть при загадочных обстоятельствах, произошедшие чуть ли не на его глазах, конечно, не могли оставить равнодушным пытливый ум Зубрикова. Великолепный знаток детективов, блестящий аналитик, человек с отличным дедуктивным умом, он тщетно искал разгадку этих преступлений, не находил и от этого злился. Зубриков уже в сотый раз перебирал в уме обстоятельства дела, прокручивал в мозгу все разговоры, воспроизводил вслух интонации. Три трупа то и дело вставали перед его глазами, и Зубриков мысленно смотрел на них безо всяких эмоций, со спокойствием паталогоанатома. Больше всего его раздражало отсутствие у него какой-либо обоснованной версии. По поводу смерти Поиловой у него были весьма чёткие подозрения, Зубриков считал, что её убили. Его подозрения в тот момент были обращены на одного человека, но последующие убийства Разумовской и Котеева разметали его версию в прах. Накануне в пятницу у него были Бернингсен и Дергень. Они рассказали о допросе в прокуратуре, Зубриков в свою очередь рассказал о своей встрече с Ялович.
– Ну так всё-таки, Пётр, кто убийца? – спросила Дергень, глядя на Зубрикова, как на всеведающую пифию.
– Ну а ты, Алла? – огрызнулся Зубриков.
– Я лично думаю, что это Крылов, – безапелляционно заявила медсестра. – Противный тип, и глаза бегают.
– У тебя есть доказательства? – холодно спросил Зубриков.
– Доказательств нет, только женская интуиция, – гордо ответила Дергень.
– Ну а у тебя, Галя?
– Я не знаю, – ответила та, – ты же у нас детектив.
– Хреновый я детектив, – огрызнулся Зубриков. – Плохо, что Ялович не ответила на мои вопросы. Она видит во мне врага, а я хочу помочь следствию.
– Мы для неё обычные подозреваемые, – заметила Бернингсен. – И с точки зрения формальной логики она права.
– Вот именно формальной, – подчеркнула Дергень.
– Как же всё-таки убийце удалось скрыться незаметно? – принялся рассуждать вслух Зубриков. – Когда он пришёл в поликлинику и знал ли он, что входная дверь будет открыта? Вы ведь никому не говорили? – на всякий случай уточнил он.
– Нет, никому, – заверили его подруги.
– Значит, у него были ключи, вряд ли он рассчитывал на везение.
– Но они же всё обыскали, – сказала Бернингсен.
– Он мог уйти до их прихода.
– Или она, – сказала Дергень.
– Или она, – эхом повторил Пётр Петрович.
В пятницу троица детективов-любителей так и не придумала ни одной убедительной версии. В субботу, однако, у Зубрикова появилась надежда на прорыв – ему позвонила жена районного прокурора Лидия Валерьевна Седельцева и договорилась о встрече в тот же день вечером дома у Зубрикова.
Седельцева пришла без опоздания, как всегда элегантно одетая. Настроена она была на этот раз более серьёзно, чем в предыдущий визит. Лидия Валерьевна решительно отказалась от коньяка и выбрала крепкий заварной кофе.
– Ну, Пётр Петрович, – сделав небольшой глоток, начала разговор Седельцева, – я надеюсь, вы готовы назвать мне убийцу?
– Лихо берёте, Лидия Валерьевна, – вздохнул Зубриков. – Разве что с Божьей помощью.
– Насчёт Божьей не знаю, а вот свою предложить могу.
– Одна голова хорошо, а две лучше, – кивнул Пётр Петрович.
– Я принесла копии протоколов допроса, – раскрыла объёмистую папку Седельцева. – Надеюсь, это вам поможет.
– Ещё как, Лидия Валерьевна, но почему вы мне так доверяете? А ваш муж знает, что вы передаёте материалы дела одному из подозреваемых?
– Какое это имеет значение? А что касается моего доверия вам, то считайте это женской интуицией, не более того.
– Спасибо, я в ближайшее время прочту и позвоню вам. Кстати, куда вам позвонить?
– Запишите номер моего мобильника.
– Готово, – записал Зубриков. – Больше ничего для меня не припасли?
– Существенного нет, но так, обсудить кое-какие идеи бы хотелось.
– Слушаю вас, – поудобнее устроился в кресле хозяин квартиры.
– Что вы думаете о Нине Анатольевне Башевич? – медленно проговорила Седельцева, делая ещё глоток кофе.
Зубриков ответил не сразу. Он пригубил коньяк и задумчиво стал разглядывать рубиновую жидкость.
– В хорошем детективе автор не сделал бы её убийцей, – наконец сказал он.
– А в нашей истории?
– В нашей всё сложнее, Лидия Валерьевна. Сейчас я уже не знаю, что и думать. Но после убийства Разумовской мои подозрения вынужденно отпали.
– А кого вы подозревали, Пётр Петрович?
– Какое это имеет значение?
– Любопытно.
– Это прошлое, наше дело настоящее. А сейчас у меня нет хорошей версии. Что касается Башевич, то для убийцы она действует слишком прямолинейно. Тут, как мне кажется, работает более тонкий ум, чья-то закулисная инсценировка.
– И кто же подходит на эту роль?
– Не пытайте меня, госпожа прокурор. Давайте, я прочту протоколы, и тогда, возможно, меня осенит.
– Будем надеяться, Пётр Петрович.
– Ну а что думаете вы, Лидия Валерьевна? Раскройте ваши карты.
– Меня интересует вопрос денег. Кто их забрал из кабинета покойной Поиловой?
– Да, это важный вопрос, – согласился Зубриков. – Думаю, вы, как и я, понимаете, что деньги мог взять только человек, который был в курсе шантажа, а это означает, точнее, предполагает наличие сообщника.
– Я думала об этом, – кивнула Седельцева. – Правда, сначала я задавала себе вопрос, а были ли деньги. В конце концов я ответила утвердительно. Потому что все, кроме Башевич, признались, что отдали деньги Поиловой. Не могли же они все сговориться, как в «Восточном экспрессе»!
– Это вряд ли, – сказал Зубриков, – но что если Поилова их спрятала?
– Мы же обыскали кабинет.
– Да, но вначале вы не искали деньги. Тот, кто их взял, мог сделать это позже.
– Не думаю, – покачала головой Седельцева, – это было рискованно, вдруг бы мы нашли деньги сразу. Тогда выходит, – развила она свою мысль, – что Поилову отравили, чтобы получить деньги, которые она присвоила шантажом. Это интересная версия, Пётр Петрович.
– Интересная, но недоказуемая.
– Да, верно. А заметьте, мы говорим об убийстве Поиловой, как о доказанном факте. А ведь мы до сих пор наверняка не можем отбросить версию самоубийства или несчастного случая.
– А что говорит ваша интуиция?
– Подсказывает мне, что Поилову убили.
– У вас есть подозреваемые?
– Меня настораживает поведение Кольцовой, подруги покойной Разумовской. Также мне подозрителен Воронцов, не покидает ощущение, что он играет роль, но это всё бездоказательно.
– Ну а что думают ваш супруг и следователь?
– Супруг мой ничего не думает, он ведёт пустые монотонные разговоры с Ялович. Знаете, я поражаюсь его наивности! Столько лет в органах, прокурор, и так верит проходящим по делу.
– Вы же верите мне, – заметил Зубриков.
– Это другое дело. Кстати, как я поняла, у вас алиби на время убийства Разумовской.
– Есть алиби, но если постараться, его можно подвергнуть сомнению.
– Можно, но не нужно. Я верю вам, и всё. Если я ошибаюсь и вы убийца, то больше никогда не буду лезть в расследования.
– А как вы узнаете правду, даже если я убийца? – лукаво улыбнулся Зубриков.