– По-моему, это сомнительно, – не согласилась Ялович. – Как бы Митченко объяснила, зачем она требует деньги, и передаёт компрометирующие. Что же она, дура, соглашаться на такую странную проверку?
– Да, ей было бы очень тяжело, – признался Зубриков, но я сейчас лишь фантазирую, что было бы, если бы. Любое убийство, друзья, сопряжено с риском, нельзя влезть на ёлку, и не уколоться. Вся суть в том, насколько оправдан риск. В данном случае они рискнули и выиграли.
– Где же они выиграли, – не согласился прокурор района. – Их разоблачили вы, как раз тот человек, случайно появившийся в очереди. Примите мои поздравления и восхищение, Пётр Петрович. Блестящая дедуктивная работа. Нам, профессионалам, остаётся только завидовать.
– Пётр Петрович имел в виду, что их не разоблачили сразу, в этом заключался выигрыш, Олег, – пояснила Лидия Валерьевна.
– А твой комплимент я полностью поддерживаю и ещё раз подчеркну, что моё доверие к Петру Петровичу сыграло решающую роль в раскрытии дела.
– Ваша интуиция на этот раз не подвела вас, Лида, – вставила шпильку Ялович, – но вообще так доверять подозреваемым – это нонсенс. А Пётр Петрович, пусть и формально, был на подозрении.
– Победителей не судят, Тамара, – широко улыбнулась Седельцева и положила себе на тарелку ещё кусок торта.
– Скажите, Пётр Петрович, а Митченко и Башевич собирались и дальше заниматься шантажом?
– Ну откуда же я знаю, Олег Васильевич, даже гадать не буду. Об этом вы у них спросите на допросе. Надеюсь, они признаются. В конце концов, доказательств для суда хватит.
– Уж мы докажем, не сомневайтесь, – уверенно заявил прокурор.
– А что они сейчас говорят? – поинтересовался Зубриков. – Как реагируют на обвинение?
– Пока оба отрицают, – ответила Ялович. – Ничего, я сделаю им очную ставку. Теперь, после вашего объяснения, я чётко представляю себе картину преступления, а то у меня в голове был сумбур. Прижучим мы их, никуда не денутся.
– Очень хорошо, – сказал Зубриков. – Ещё вопросы, соображения?
– Я скажу вот что, – медленно проговорила Бернингсен. – В глубине души я никогда не верила, что Поилова кого-то шантажировала. Я знаю, знала, – поправилась участковая, – Марию Ильиничну много лет, и то, что она занялась шантажом, у меня в голове не укладывалось.
– Вот видишь, ты была права, – улыбнулся подруге Зубриков. – Ну а тебе, Алл, есть что сказать?
– Да нет, кроме как поздравить тебя, Пётр. Не ожидала, не ожидала. Вот разве что любопытно узнать, кто кого подозревал по ходу дела. Я лично Митченко и Крылова, а господа следователи?
– Ну, кого подозревала Тамара Викторовна, мы все знаем, – вернула шпильку Седельцева. – Что касается меня, то я грешным делом, заподозрила Веру Григорьевну Кольцову, подругу убитой Разумовской. Мне пришло в голову, что она могла либо участвовать в шантаже, который Разумовская, как бы лучше выразиться, устроила Митченко, (а в этом факте, я думаю, уже никто не сомневается), либо просто выдумать весь разговор с Ириной и историю про призрака Поиловой и слова «Это была не она, я её не видела». Потом смерть Котеева. Он тоже встречался с Кольцовой, расспрашивал её. Мало ли что он мог заподозрить? Тот факт, что у Котеева до последнего дня не было никакой чёткой версии, ни о чём не говорит. Во-первых, он мог вспомнить что-то из разговора, о чём-то догадаться только в день гибели. Вот Пётр Петрович тоже ведь не сразу понял, что к чему. Во-вторых, я всё время повторяла: «Мы же точно не знаем, с кем ещё общался и общался ли Котеев в день, когда его убили». Он вполне мог разговаривать с Кольцовой.
– Но объясните, Лида, как бы Кольцова могла отравить Поилову? – поинтересовалась Ялович.
– Этого, конечно, я не знала. Тут могли быть разные варианты. Например, Поилова отравилась сама или выпила цианид случайно. А другой вариант – главврача отравила Разумовская с ведома Кольцовой, а затем Кольцова избавилась от Разумовской.
– Но какой мотив, дорогая?
– Ах, Олег, не приставай. Я же говорю лишь о своих предположениях по ходу дела, не более. Не стоит относиться к этому всерьёз. Ты-то сам кого подозревал?
– Да я, честно говоря, никого. Много было другой работы. Разве что Воронцова, уж очень он нервный, эмоциональный. Невольно задумаешься, а не играет ли он роль?
– Так, с тобой всё ясно, ну, а вы, капитан?
– Даже не знаю, Тамара Викторовна. Сначала никого, а в последнее время, пожалуй, Нину Анатольевну Башевич. Подпал под влияние Тамары Викторовны.
– Я тоже подозревала Митченко, – вступила в диалог Бернингсен.
– Но по другой причине. Я всё ждала, что её кто-нибудь назовёт. Но не судьба. Так вот, мотив у неё мог быть, и я думаю, частично присутствовал, такой: после смерти Поиловой она, вероятнее всего, что и произошло, становилась главврачом поликлиники. Сейчас я понимаю, что для Ольги Алексеевны это было не просто повышением в должности. Она избавлялась от шефа, и ей открывалось свободное поле для шантажа. Так что на вопрос, собирались ли Митченко и Башевич шантажировать фигурантов по нашему делу, я отвечу так: «Зачем доить уже выдоенных, пусть не до конца, если вокруг гуляют новые потенциальные объекты для шантажа?»
– Браво, Галя, – оценил Зубриков, – это мысль. Думаю, так бы они и поступили. Очень хорошо. Ещё кто-нибудь выскажется?
– Боюсь, время позднее, – посмотрел на часы прокурор.
– Всё уже выпито и съедено. (Сам он с удовольствием доедал кусок торта и запивал кофе). Думаю, нам осталось только попрощаться и поблагодарить Петра Петровича за неоценимую помощь. Согласны, Тамара Викторовна?
– Безусловно, Олег Васильевич.
– Ну что ж, я надеюсь, и в будущем вы не откажетесь проконсультировать нас, если возникнет сложный случай?
– С удовольствием, Олег Васильевич, – улыбнулся хозяин квартиры.
– Прежде чем вы уйдёте, я бы хотел обратить внимание на ещё один интересный момент. Я заподозрил Митченко, когда у неё одной (Башевичей мы договорились не считать) оказалось алиби на время убийства Разумовской и Котеева. Здесь она перестаралась и вызвала подозрения. Ей достаточно было иметь алиби на любое из двух последних убийств. Ведь ясно же, что это было делом рук одного и того же человека или людей, а значит, если у Митченко неопровержимое алиби на одно убийство, то оно автоматически распространяется и на второе. Согласны, друзья?
– Очень тонкая мысль, Пётр Петрович, – восхитилась Лидия Валерьевна. – Ну что я могу сказать? Коллеги, читайте побольше хороших детективов!
– Ах вы шутница, – рассмеялся Зубриков. – Ладно, не буду вас больше утомлять. Только вы уж держите меня в курсе дела, хорошо? Мне очень интересно, как поведут себя Митченко и Башевич.
– Конечно, мы будем держать вас в курсе, – заверила Зубрикова Ялович.
– Я обязательно их расколю, посвящу этому всё своё время и силы, не сомневайтесь.
– Хочу отметить, что у вас есть и другие дела, требующие вашего драгоценного внимания, Тамара Викторовна, – напомнил прокурор.
– Ну, ну, Олег, не порти нервы Тамаре, – похлопала мужа по руке Лидия Валерьевна. – Я думаю, Тамара права – довести до конца дело о трёх убийствах важнее.
– Что ж, – поднялась Бернингсен, – пора и честь знать.
Остальные последовали её примеру. Зубриков ловко и почти одновременно помог облачиться в пальто Дергень и Бернингсен. Кораблёв поухаживал за супругой шефа, а сам шеф за следователем Ялович.
Уже в самых дверях капитан Кораблёв замешкался.
– Слушайте, пока мы не ушли, я тут подумал, а что если гардеробщица отдала бы Петру Петровичу пальто без номерка или взяла бы минимальный штраф?
– Вы не знаете Марью Андреевну, капитан, – засмеялась Дергень.
– Она никому ничего просто так не выдаст! Цербер, кремень. Хотя, помнится, был один случай, да я вам расскажу… – дверь квартиры захлопнулась, и Зубриков остался один. Он медленно прошёл в гостиную и рухнул в кресло. Сил хватило только на то, чтобы предварительно включить телевизор и настроить политическую программу. Теперь он мог спокойно посвятить своё время анализу ситуации в стране и за рубежом.
Эпилог
Через две недели, сразу же после дня Советской Армии, Зубрикова пригласила в ресторан «Охота» Лидия Валерьевна Седельцева. Пётр Петрович настоял, чтобы пришли также Бернингсен и Дергень.
– Ну как я могу вам отказать, – рассмеялась Лидия Валерьевна.
Зубриков, Бернингсен и Дергень появились в ресторане чуть раньше назначенного времени. Выбрав уединённый столик у окна, троица взялась за изучение меню.
– А кто будет платить? – поставила животрепещущий вопрос Дергень.
– Ну уж во всяком случае не мы, – фыркнул Зубриков.
По такому случаю он надел свой лучший костюм и даже оставил дома палку. Дергень и Бернингсен тоже приоделись. Немного потеплело, и Алла Михайловна кокетливо, слегка набекрень, нацепила весенний берет. Бернингсен, напротив, облачилась в лучшую шубу и очень важно выглядела, особенно в своих больших очках.
Зубриков, изучавший меню, краем глаза следил за улицей. От него не укрылось остановившееся такси и показавшаяся из него, как всегда элегантная Лидия Валерьевна Седельцева. Через полминуты стеклянные двери впустили в ресторан супругу районного прокурора.
– Мы здесь, – помахала ей рукой Бернингсен.
Лидия Валерьевна улыбнулась и приблизилась к столику. Зубриков поспешно пододвинул ей стул.
– Спасибо, вы так галантны, mon cher, – улыбка Седельцевой стала ещё шире.
Она села на предложенный стул и углубилась в меню.
– Вы уже выбрали? – спросила она, закрывая меню.
– Да, конечно, – за всех ответила Дергень.
– Заказывайте, не стесняйтесь, – поощрила Лидия Валерьевна.
– А чего стесняться, – в тон ей ответила Дергень, – платить-то, как я понимаю, вам.
– А вот и ошибаетесь, – расцвела Лидия Валерьевна. – Но не волнуйтесь, вам тоже не придётся платить. Мы ждём ещё одного гостя, вернее, гостью. А вот и она.
Все взгляды повернулись в сторону стеклянных дверей. Зубриков от удивления чуть не присвистнул. Кого-кого, а Нину Анатольевну Башевич увидеть он не ожидал. Она медленно подошла к столику и негромко поздоровалась. Одета она была, как всегда, шикарно, но в её облике уже не чувствовалось былой вальяжности, гонора, хотя несомненно, угадывалась порода.