– Господи, что у вас еще стряслось? – спросила она.
Агафонов протянул ей заключение судебно-медицинской экспертизы.
– Зоя Петровна! Фурман сказал вам не «ноги», а «помоги»! Он доживал последние минуты. Неужели вы, медицинский работник, не заметили его состояния?
– Если бы он не был пьяным, то я обратила бы внимание на его странное поведение, но он-то был пьян! Мне что, у него надо было пульс пощупать и попросить язык показать? Вы войдите в мое положение. Я пришла серьезно поговорить с ним, а он лыка не вяжет. Откуда бы мне было знать, что он отравился метиловым спиртом? Надеюсь, вы меня в его отравлении не подозреваете? Я бы никак не смогла ему бутылку с отравой подсунуть.
– Кто мог подсунуть? Жена могла?
– Зачем? – в недоумении пожала плечами Маслова. – Я уже вам объясняла треугольник или многоугольник, сложившийся между нами. Он до поры до времени всех устраивал. Он даже жену Фурмана устраивал. Она знала, что муж волочится за каждой юбкой, и хотела быть уверенной в том, что его похождения не закончатся ни сифилисом, ни разводом. Зачем ей травить мужа, отца своих детей? Фурман семью не обижал и из дома вещи не выносил. Если бы она хотела с ним расстаться, то подала бы на развод. Хотя какой может быть развод с двумя детьми? Кто детей будет содержать?
– Вернемся к вашей последней встрече.
Маслова тяжело вздохнула, собралась с силами, чтобы держаться в рамках приличия, и повторила то, что уже рассказывала этому же человеку в этом же кабинете.
– Я зашла в домик. Фурман сидел за столом. Рядом с ним, на столе, была наполовину пустая бутылка водки. Он поднял голову. Взгляд был мутный, речь заплеталась. Он пробормотал: «Ноги!» Я решила, что он возмущен, что я зашла и не вытерла ноги на веранде. Я рассердилась и вернулась к своим гостям. Надеюсь, вы их не подозреваете? У них, как и у меня, не было возможности отравить Фурмана. Если бы я принесла ему водку, то он бы не стал ее пить один. Он бы потребовал, чтобы я выпила с ним. Согласитесь, странно бы выглядело, что он один пьет, а я рядом сижу.
Агафонов положил перед свидетельницей подписку о неразглашении данных следствия.
– Никому о нашем разговоре ни слова! – предупредил он. – Никому! Ни Абызовой, ни дочери, ни Господу Богу, если он явится к вам во сне.
На другой день Агафонов получил предварительное заключение химической экспертизы. На внутренней стороне пробки, изъятой в садовом домике Фурмана, были обнаружены следы метилового и этилового спирта.
13
Хорошо быть единоличным начальником в своем коллективе! Хозяин, он и есть хозяин. Посреди недели, не ставя руководство в известность, Агафонов отправил Семенюка проведать Пряникова, соседа Ковалева по мичуринскому участку. Семенюк по легенде в этот день отдыхал после дежурства. Пряников работал посменно. Близилась садово-огородная страда, так что встретиться, поговорить бывшие одноклассники могли только в будний день. В субботу оба уезжали на мичуринский участок. За бутылкой водки приятели разговорились и от садоводческих тем перешли к убийству Фурмана. Об отравлении его Семенюк не упоминал.
– Там как было дело! – рассказывал Пряников. – Считай, что моя жена сына Фурмана от верной смерти спасла. У жены, когда она жила в деревне, был дед, который много лет маялся паховой грыжей. Лечиться ему было некогда: то покос, то картошку копать пора. Как-то прихватило, и он слег. На «Скорой помощи» его доставили в больницу в поселок, и там он умер от перитонита: кишка вылезла из мышечной складки, и ее спазмом зажало. Грыжа была запущенной, так что назад кишка уже не вправлялась. Прошлым летом, в июле, у нас в садах людей было полным-полно. Считай, на каждом участке кто-то ночевал. Отпуска, все такое. К тому же клубника поспела, и ее надо было по ночам охранять, а то воры так участок обчистят, что ни ягодки не оставят. Фурман, как всегда, летом с сыном был на садовом участке. Жены его с дочкой не было. Маслова была с мужем, так что шуры-муры он с ней крутить не мог. Ты, кстати…
Семенюк кивнул: «Я в курсе их отношений».
– У Фурмана был пунктик: он пил воду только из родника, – продолжил Пряников. – Водопроводной водой брезговал, считал, что она по трубам ржавая идет. За водой для чая или супа он своего сына гонял. Идти до родника не близко. Примерно километр в одну сторону. Пацан его с десятилитровой канистрой класса с шестого за водой ходил. Здоровому мужику и то полную канистру тащить в такую даль затруднительно, а он ребенка гонял. Естественно, тот ходил за водой по часу, а то и больше. Обратный путь для него был нелегким. Без нескольких остановок дойти не удавалось.
– Он таскал полные канистры, чтобы два раза не ходить? – догадался Семенюк.
– Конечно! – подтвердил приятель. – У меня сосед-буденновец. Лет ему очень много, около девяноста, наверное. Про себя он говорил, что с самим Буденным был знаком, вместе в Гражданскую войну в Первой конной армии воевал. Старик этот маялся от недостатка общения. Поговорить он ох как любил, а не с кем! Кому интересны его старческие разговоры? К тому же у старика был сложный характер, вспыльчивый. Короче, каждое лето старик вытаскивал на аллею к своему забору лавочку и сидел там днем в тени от ранетки. Кто мимо идет, того остановит, о жизни расспросит. Сын Фурмана стал у его участка останавливаться, со стариком парой слов перекидываться, потом они, если так можно выразиться, подружились. Старик стал его в свою усадьбу приглашать, чаем угощал, о своей боевой молодости рассказывал. Пока никто не видит, папироску даст, а когда пацану домой идти, то сорвет ему перышко чеснока, тот закусит, и запаха табака нет! Сын Фурмана от одиночества страдал еще больше, чем буденновец. Представь, тот хоть с соседями мог поговорить, позубоскалить, а подростку с кем в садах общаться? Ровесников нет, а если есть, то они на дальних участках. Со взрослыми он говорить не будет, домой, в город, не вырваться. Папаша его словно цепного кобеля при себе держал, работать на участке заставлял, за водой гонял и считал, что он правильно воспитывает сына, к труду приобщает. Короче, в то лето шел пацан мимо аллеи, встал у лавочки у дома буденновца и руку в кармане держит, к паху прижимает, от боли морщится. Моя жена тут же выскочила на аллею и говорит:
«Что с тобой? А ну, руку убери и показывай!»
Пацан покраснел, штаны снимать не хочет. Вышел старик и говорит:
«Снимай штаны, паскудник! Что ты там спрятал?»
Тут я вышел, на него надавил, и паренек вынужден был снять штаны, а там грыжа вылезла! У меня жена как взбесилась. Помчалась к Фурману и переполошила всю округу. Говорит:
«Ты что, сволочь, с ребенком делаешь? У него грыжу в любой момент защемить может, а ты его за водой гоняешь?»
Подбежал старик-буденновец и тоже стал Фурмана костерить:
«Отвечай, сукин сын! Я зачем кровь на войне проливал? Чтобы ты, буржуйское отродье, подрастающее поколение угробил? Какой из него теперь боец, если он винтовку в руках держать не сможет?»
Фурман за словом в карман не полез и таких матов в ответ наговорил, что мы с ним чуть не подрались. Он кричит:
«Вы в мои дела не лезьте! Мой сын, как хочу, так и воспитываю».
Прибежала Маслова. Узнала, в чем дело, велела парню снять штаны и показать, что случилось. Как увидела, что у пацана грыжа вылезла, так тут же взяла все в свои руки. Ее муж отвез парнишку в больницу, и его в тот же день прооперировали. Врач сказал: еще немного, и зашивать грыжу было бы уже поздно.
– Врачи всегда так говорят, цену себе набивают. Сколько я слышал про экстренные операции, всегда упоминают, что еще бы чуть-чуть – и все, умер бы пациент.
– Я за что купил, за то и продаю. Спорить не буду, смертельная опасность была или пацан еще бы неделю пожил, но шишку у него слева от лобка я сам видел. Вот такая здоровая, как грецкий орех, вылезла. Слушай дальше! Дальше интереснее было. Прошло три недели. Смотрю и глазам своим не верю: идет сын Фурмана по аллее с коляской, а в ней канистра. Я – к Масловой. Говорю:
«Зоя, он угробит мальчишку! Ему после операции тяжелое поднимать нельзя, а он его опять за водой посылает».
Маслова не пошла к Фурману разбираться. У ее мужа отпуск заканчивался, и ей не до соседей стало. Мы решили парня пожалеть. Как решить проблему с водой, догадался буденновец. Делать стали так. Парень доходил до его участка, закатывал коляску внутрь, садился за домом, курил, отдыхал. Старик в это время через тряпочку наливал в канистру воду из водопроводной трубы. Тряпка ржавчину задерживала, а в остальном вода она и есть вода! Родниковая вода только свежая особый вкус имеет, а как постоит, так ее от водопроводной воды не отличишь. В городе вода из крана иногда привкус хлорки имеет, а в садах ее в трубы из скважины закачивают, так что она, в некотором роде, природного происхождения, без химии.
– Никогда не задумывался, откуда вода в садах берется.
– Слушай дальше! Фурман до конца лета так и не догадался, что его дурачат. То гурманом был, только хрустальной чистоты воду признавал, а тут пил обычную воду и подвоха не заметил.
Мужчины еще выпили. Пряников продолжил:
– Мальчишка больше всего расстраивался, что теперь ему на год отсрочку от армии дадут, а через год в десантные войска не возьмут. Он героем-десантником хотел быть, а грыжа все перечеркнула. Старик-буденновец не со зла, а по старческому слабоумию мог и бензина в огонь плеснуть. Сказал однажды: «Жаль мне тебя! Теперь ни одна справная девка в твою сторону не посмотрит. Инвалидом ты стал! Я бы тебя только в обоз принял, кашу красноармейцам варить». У пацана после этих слов слезы на глаза навернулись. Жалко мне его было, по-человечески жалко, но что поделать, если ему такой отец попался? Родителей не выбирают!
– Зря Фурман так над парнем издевался! Мог бы сам за водой ходить.
– Он считал, что если сын не работает на огороде с утра до вечера, то ему всякая ерунда в голову лезть начнет. Чушь, по-другому не скажешь! Летом он его на мичуринском участке держал, а с осени парень был предоставлен сам себе. Курить-то он научился! Старик-буденновец говорил, что Фурман собирается после школы устроить сына в институт на инженера учиться. Спрашивается: если ты его не в колхозные бригадиры-полеводы готовишь, то на кой черт подростку твои грядки сдались? Он после тупого принудительного труда начнет землю ненавидеть, а сельский труд презирать. У меня дети поначалу на мичуринский участок с удовольствием ездили, а сейчас дочь подросла, и ее палкой на садовый участок не загонишь.