— А потом, вы же не раз бывали на каких-то мероприятиях, вечеринках, юбилеях, концертах, там, где собиралась примерно та же самая публика, вы не встречали его больше?
— Может, он и был, да только ко мне точно не подходил. Словом, я его не видела. И вдруг незадолго до того трагического вечера в ресторане «Фог», когда убили Коблер, он вдруг появился в моей галерее. Я говорила, нет? Я же открыла свою галерею на набережной! Словом, занималась своими делами, параллельно училась на искусствоведа. Этот Горкин пришел ко мне в галерею, но, к счастью, я была там не одна, мы с одной художницей как раз готовили ее выставку, и у нас было полно работы. Так вот, он подошел ко мне, сказал, что нам надо поговорить, и назначил мне встречу в ресторане. Да, что удивило меня и чему я раньше не придавала значения. Он спросил меня, что я делаю в галерее, мне что, больше заняться нечем? Все это показалось мне странным. Он разговаривал со мной так, как если бы снова принял меня за другую женщину. Он сказал, что искал меня в отеле, хотел уточнить, не изменились ли у меня планы на вечер, но не нашел, а потом случайно увидел на улице и выследил, как я зашла сюда.
— Это было рано утром? — спросила Глафира.
— Нет, в том-то и дело, что нет. Я пришла в галерею утром, как обычно, к десяти, в половине одиннадцатого приехала Соня с мужем, они привезли картины, потом, где-то около трех часов, я вспомнила, что забыла заказать в одном ресторане испанское вино для фуршета. Я вышла из галереи, дошла до ресторана «Дон Карлос», что находится буквально в двух шагах от моей работы, заказала вино, мы с хозяином обо всем договорились, и я вернулась обратно. И вот тогда-то, спустя несколько минут, в галерею и вошел Горкин.
— Значит, он не звонил вам?
— Нет.
— Стало быть, он и номера телефона вашего не знает. Получается, что он действительно спутал вас с Коблер, которая проживала в гостинице и с которой он по какой-то причине не встретился. А как вы узнали место и время встречи?
— Он сам как бы напомнил мне, что встречаемся в ресторане «Фог» в семь часов, что дело важное, надо поговорить.
Разговаривая с Глафирой, я сама себе напоминала самоубийцу, отправившегося собирать землянику на минном поле. Очень уж боялась проговориться ей, что все это время, что я общалась с Горкиным, я постоянно спрашивала себя, где же я могла видеть этого человека, откуда он и как связан с моим покойным мужем. Мне неприятно было бы говорить, хотя они с Лизой и так все понимали, что я долгое время жила среди бандитов и что людей, которые бывали в нашем доме в Лисьем Носу, было предостаточно, чтобы кого-нибудь подзабыть. Разве могла я предположить, что меня перепутали с женщиной, носящей, как и я, прозвище, кличку ли, второе ли имя, называйте как хотите, — Соль? Я была уверена, что никто меня ни с кем не перепутал, что просто у меня переклинило мозг, и я напрочь забыла этого парня. Вот поэтому я, не раздумывая, приняла решение встретиться с ним и уже спокойно обо всем переговорить. А чтобы нам никто не мешал, я сказала Сереже, что отправляюсь на встречу с художником. Я должна была все выяснить, чтобы потом рассказать Ереме. А уж он бы разобрался с этим Федором.
— Я была уверена, что это знакомый моего мужа, — сказала я и тотчас увидела в зеркале дальнего вида, как сидящий за рулем Ерема сдвинул густые брови, расстреливая меня своими сердитыми взглядами. Он переживал, что я сболтну что-нибудь лишнее. — Вот поэтому я согласилась встретиться с ним. Видно же было, что ему от меня что-то надо. А уж когда мы встретились в ресторане и он потребовал у меня за молчание пятьдесят тысяч евро, вот тогда-то мне сразу и поплохело.
— И вы сразу же связались с… — Глафира посмотрела на Ерему, — с вами, Ерема, отправили фото Федора, чтобы выяснить, не знаете ли он, кто это?
— Эта баба, Коблер, наверняка кинула его на бабки или втянула в какую-нибудь грязную историю, — пробурчал Ерема.
— Подожди, Ерема, но если он меня спутал тем вечером, приняв за Коблер, то почему же он так быстро покинул меня на вечере после концерта?
— Думаю, что когда он увидел вас после концерта, то подошел к вам сначала как к Коблер, то есть как к своей старой знакомой, а когда понял, что вы — жена пианиста Смирнова, а не супруга господина Коблера (о браке Маши Ереминой с граж-данином Франции Горкин, я думаю, не знал), то сразу понял, что ошибся, и ретировался.
— Я вот только не понимаю, этого Горкина-то убили за что? — Ерема хлопнул своими ручищами по рулю. — Что думаешь, Соль?
9. Сергей
— Что, совсем плохи мои дела? — спросил я Лизу, когда мы остались с ней вдвоем в кабинете.
Мне, человеку, ни разу не имевшему дела с законом, вернее, с представителями правоохранительных органов, с полицией, было невозможно поверить в то, что я оказался втянутым в такое ужасное преступление. Человек, с которым я выяснял отношения, с которым ссорился на глазах у многих на банкете своего уважаемого коллеги, оказался убитым как раз в тот момент, когда мы только что расстались с ним. Получается, что, едва войдя в кабинку туалета, Федор Горкин был зарезан убийцей, поджидавшим его там. Преступник убил его так же, как совсем недавно лишил жизни красивую молодую женщину — мадам Коблер, — ударил ножом в сердце.
— Да уж, вляпались вы основательно, — кивнула Лиза, сосредоточенно думая о чем-то важном.
Я рассказал ей все, что произошло со мной с тех пор, как мы расстались. О том, как я переоделся, взял подарок и отправился в ресторан «Русь» на юбилей дирижера Щеглова.
— Я сам во всем виноват, я не должен был с ним разговаривать, я все испортил!
В который уже раз я повторил эту фразу в надежде, что Лиза хотя бы как-то успокоит меня, поддержит, мол, да ладно, чего уж там, с кем не бывает. Но она, похоже, и не собиралась этого делать, в душе, вероятно, осуждая меня за легкомыслие, за глупость, наконец!
— Вы не могли бы повторить еще раз, что он сказал вам, когда вы произнесли имя мадам Коблер?
— Да, он как будто бы разозлился, возмутился даже, воскликнул примерно так: «Коблер! Что вы все зовете ее Коблер? Вы же ничего о ней не знаете!» А после и вовсе произнес грубо: «Марго она, тварь, понятно?» И добавил: «Тоже мне — Коблер! Да дрянь она страшная, вот кто! И вообще…»
— Вот за этим его «вообще», я полагаю, и кроется основная причина, то общее, что связывало этих двух людей, — задумчиво проговорила Лиза, потирая свой гладкий бледный лоб. Русые волосы ее мягкой волной лежали на плечах. Красивая молодая женщина, подумал я, ей бы дома сидеть да детей воспитывать, кашу варить, а она разбирает чужие конфликты, занимается поисками убийц, встречается и допрашивает преступников, свидетелей, копается в грязном белье обывателей, пытается понять мотивы преступлений, совершаемых и сильными мира сего. Я слышал, что адвокат Елизавета Сергеевна Травина имеет статус едва ли не придворного юриста и спасателя. И в то же самое время оказывает совершенно безвозмездную помощь людям бедным, попавшим в сложную жизненную ситуацию. Кажется, ее муж тоже адвокат, часто бывает за границей, где у него имеются свои русскоговорящие клиенты, интересы которых он защищает здесь, в России.
— Меня арестуют? — спросил я с замиранием сердца, думая о том, как будет переживать Валя, узнав о том, что со мной случилось. Ведь все произошло так быстро, я даже не успел ей позвонить!
— Пока что вас задержали, но потом, я думаю, вам предъявят обвинение. Говорю же — все очень серьезно. Полно свидетелей, которые подтвердят, что вы ссорились, что вы были пьяны. Да еще этот флейтист Цилин. В отличие от многих гостей он оказался самым трезвым. Он уверен, что Горкина убили именно вы. Очень эмоциональный человек, с неуравновешенной психикой. И надо же было именно ему обнаружить труп!
— А что говорят эксперты? Когда зарезали Горкина? — спросил я и тут же понял, что произнес самую настоящую глупость. — Господи, что я говорю. Он же на моих глазах зашел в туалет, и его убили сразу же. А убийца, тот, кто поджидал его в кабинке, убежал через окно.
— Да, это понятно, сейчас эксперты пытаются обнаружить хоть какие-нибудь следы на подоконнике, под окном, на земле. Самое ужасное, что на Сергея Мирошкина сейчас будут давить, я имею в виду его начальство. Всем будет удобно, если преступление будет раскрыто, что называется, по горячим следам.
— Поэтому я здесь и меня не отпускают?
— Да, поэтому. Знаете что, Сергей, я совершила небольшое преступление, — неожиданно проговорила она.
— В смысле?
— Понимаете, Валентина с Глафирой и вашим приятелем Еремой сейчас в Подлесном, вы знаете. В самом начале, когда я узнала о вашем задержании, я не могла не сообщить об этом вашей жене. Но потом, когда поняла, что вас уже не отпустят, решила дать ей возможность выспаться, я позвонила и сказала, что вас отпускают. Что еще пока не отпустили, но вот-вот отпустят, только оформят надлежащим образом. Это чтобы она не звонила вам, понимаете?
— И где же здесь преступление? — не понял я.
— Я же солгала.
— Вы думаете, я хотел бы, чтобы она волновалась?
В кабинет вошел следователь Мирошкин. Молодой мужчина в джинсах и черном свитере. Лицо уставшее. Взгляд внимательный, задумчивый.
— Сережа, господин Смирнов — пианист. У него на носу гастроли в Германии. Ему нужно репетировать. Ясно же, что это не он зарезал этого Горкина, — сказала Лиза, обращаясь к следователю по-свойски, дружески.
— Глафира не звонила? — вместо ответа спросил Мирошкин. — Что у них там на эту Марию Еремину?
— Звонила! Как раз собиралась тебе звонить, — оживилась Лиза, встала и прошлась по кабинету. На ней были джинсы такого же синего цвета, как и у Мирошкина, только свитер был белый, пушистый. Тоненькая, с нежным лицом, она выглядела как девочка. — Мария Еремина — это чужое имя. У настоящей Ереминой пропал паспорт много лет назад, предполагаю, что именно этот паспорт оказался у Коблер.
— Почему ты так решила?
— Да потому, что в том российском паспорте, что привез с собой господин Коблер, указан адрес: село Подл