— В точку! — крикнул, перебивая шум воды, Сережа. — Но он же ее совсем не знает!
— Зато чувствует, — ответила я. — Ладно, я жду тебя на кухне. Пьем кофе и едем!
В кабинете Лизы Травиной за столом, расположенным перпендикулярно ее письменному столу, сидели двое незнакомых мне мужчин с серьезными лицами. Напротив них — Глафира в строгом черном платье. Лиза в сером жакете и белой блузке сидела с задумчивым видом на своем председательском месте и тихонько постукивала карандашом по столешнице.
— Мирошкин придет через полчаса, — успела шепнуть мне Глафира, указывая взглядом, где мы с Сережей можем расположиться.
— Доброе утро всем! — наконец сказала Лиза и обвела всех присутствующих каким-то грустным взглядом.
Один из мужчин зашептал на ухо другому. Мне показалось, что он говорит на французском.
— Познакомьтесь, господа. Итак — это госпожа Валентина Соль… извините, Соленая, а это ее супруг — Сергей Смирнов. Вот представляю вам гос-подина Коблера. Он — вдовец, муж Мари Коблер.
Меня словно током пробило. Ну, конечно! Гос-подин Коблер, муж моей матери! Известный парфюмер из Грасса!
Очень даже симпатичный господин, с милым, хотя и печальным лицом. Оно и понятно, как-никак погибла его жена. И какое счастье, что он о ней не знает всей правды!
— Господин Коблер сам выразил желание познакомиться с вами, Валентина. Он связался со мной и попросил организовать вам эту встречу. Поскольку вы — единственный ребенок Мари Коблер, которую мы с вами знаем как Маргариту Соленую, то являетесь, помимо самого господина Коблера, ее наследницей. О завещании, об условиях вступления в права наследования и о многом другом вы сможете поговорить отдельно, когда вам будет угодно. Наше бюро, со своей стороны, может предложить взять на себя всю правовую сторону решения этого вопроса, связанную с российским законодательством. В частности, мы можем помочь в проведении теста ДНК. Остальное же можно будет решить непосредственно во Франции, куда вам, госпожа Соленая, будет небезынтересно отправиться, чтобы взглянуть на все то, чем владела ваша мать.
Мне все это снилось, конечно. Коблер. О каком завещании могла идти речь, если во Франции о моем существовании никто не знал, в том числе и моя мать.
Я выразила эту мысль вслух, поскольку понимала, что меня явно с кем-то спутали или просто этот парфюмер ничего не понял. Сам-то он узнал о моем существовании, как я поняла, от Мирошкина, расследующего убийство моей матери.
Лиза оформила мое предположение в виде вопроса, который и задала Коблеру. Переводчик перевел ответ парфюмера:
— Господин Коблер знал о существовании дочери мадам Коблер, которую воспитывала бабушка, Елена Соленая.
— Значит ли это, что мадам Коблер рассказывала вам, господин Коблер, о своей дочери, которую…
И тут Лиза замолчала, глядя мне прямо в глаза. Я покачала головой: не надо, чтобы Коблер знал о том, что его жена подкинула своего младенца на ступени детского дома. Не надо! Не надо чернить образ женщины, которую он любил и которую теперь оплакивал.
— …которую звали Валентина? — закончила свою фразу Лиза.
Коблер энергично закивал. И переводчик перевел:
— Да, она рассказала о том, что ее дочь, Валентина Соленая, воспитывалась у бабушки, поскольку ее мать, Маргарита Соленая, в это время зарабатывала на жизнь, работая няней в Москве. Маргарита Соленая потеряла паспорт накануне своей поездки в цветники Грасса и потому купила паспорт на имя Марии Ереминой, — продолжал с невозмутимым видом переводчик. — Таким образом, господин Коблер в курсе того, что ее настоящее имя Маргарита Соленая. Кроме того, господин Коблер считает, что для оформления документов на наследство не требуется никакой тест ДНК, поскольку, во-первых, у Валентины есть паспорт на имя Валентины Соленой, во-вторых, он уверен в том, что Валентина Соленая — дочь Маргариты Соленой, к тому же очевидно потрясающее внешнее сходство дочери с матерью. Также он уверен, что процедура вступления в наследование пройдет без каких-либо осложнений, поскольку все оформ-ление он берет на себя.
На вопрос Лизы, что именно наследует Валентина, Коблер сказал, что об этом ей будет сообщено при следующей встрече, которая состоится завтра, в девять часов, в гостинице «Европа» в триста третьем номере.
Подарки судьбы сыпались на мою голову, словно уравновешивая все мои потери, смерть близких мне людей. Да только что могла мне оставить моя мать в наследство? Какой-нибудь лавандовый цветник? Дом? Парфюмерную лавку? Уж лучше бы она любила меня при жизни, оберегала бы и не допустила, чтобы меня, подростка, увезли в Питер, чтобы сделать женой бандита, служанкой и кухаркой преступников. А еще, если бы у нее было сердце, она никогда не поступила бы так со своей матерью, и тогда моя бабушка могла еще пожить.
Перед тем как проститься, Коблер подошел ко мне и неуклюже, стесняясь и одновременно с трудом скрывая свои чувства, приобнял меня, поцеловал в щеку.
— Incroyable! Grande similitude! (Невероятно! Потрясающее сходство! (фр.) — бормотал он, с пламенеющими щеками, разводя в каком-то бессилии и удивлении руки. Вероятно, он увидел во мне свою Мари, женщину, которую он очень любил и которая под влиянием этой его большой любви настолько ему доверилась, что приоткрыла некоторые свои «русские» тайны. Во всяком случае, он точно знал ее настоящее имя и был в курсе моего существования.
Уже в дверях, провожая его, я вдруг решила спросить его, а не знает ли он, за что могли убить мадам Коблер? Знает ли он, кто мой отец? Лиза громко окликнула его и с помощью переводчика задала ему эти вопросы.
— Господин Коблер не знает, за что могли убить его супругу. И не знает, кто отец мадам Соленая. К сожалению.
— Лиза, спросите у него, слышал ли он когда-нибудь фамилию Хлуднев или что-нибудь про станцию Анисовая? — вдруг догадалась Глафира.
Но Коблер ничего не знал, не слышал. Он покинул контору в растрепанных чувствах, и, как мне показалось, ему хотелось как можно скорее остаться одному, чтобы все осмыслить.
После того как Коблер с переводчиком удалились, Глафира угостила нас с Сережей кофе с пирожными. Вскоре подъехал и Мирошкин.
— Всем привет! — Он вошел бодрый, веселый, с удовольствием принял из рук Глаши большую чашку с кофе. — Ну что ж, господа, дело начинает сдвигаться с мертвой точки!
— Я уж думала, что оно никогда не сдвинется, — покачала головой Лиза, вставая со своего места и принимаясь расхаживать по кабинету, делая машинально какие-то упражнения для рук, разминая плечевые мышцы, спину. — Вот честно тебе скажу — одно из самых моих трудных дел! Вот так, без результатов экспертизы, основываясь лишь на знании персон и предполагая возможные мотивы убийства, ничего не вычислила. Совсем!
— Значит, так, — Мирошкин допил кофе и расположился в кресле, неподалеку от большого стола, за которым сидели мы с Сережей и Глафира. — Результаты экспертизы показали, что убийства Коблер и Горкина совершены одним и тем же человеком. Тот факт, что убийца оставил на месте преступления два одинаковых ножа, кухонных, новых, свидетельствует о том, что к убийству этому он готовился. Хорошо, если он запланировал лишь эти два убийства, но если он купил несколько ножей? Вы понимаете, что найти магазин, супермаркет, скобяную лавку и так далее, то есть место, где преступник мог приобрести эти ножи, нереально. Мы ничего не знаем о том, кто он и откуда. Но то, что ножи новые, — это факт.
Дальше. Отпечатков пальцев на ноже нет, следовательно, он работал в перчатках. Поскольку протереть рукоятку ножа он бы не успел ни в первом, ни во втором случае. Убийства происходили стремительно, быстро, мгновенно. Никто из посетителей ресторана не помнит ничего особенного из происходившего в вечер убийства женщины. Камеры видеонаблюдения установлены таким образом, что смогли заснять практически весь ресторанный зал в момент убийства, а потому все посетители ресторана, за исключением вас, Валентина, — он обратился ко мне, — на тот момент опрошены, отпущены и среди них не может быть подозреваемых. Убийца вошел в ресторан и встретил мадам Коблер в темном коридоре, ведущем в туалет, возможно, он дожидался ее. Швейцар ресторана, Головко, сказал, что в ресторан заходил один человек, мужчина средних лет, высокий, в черной куртке и черных брюках, просил передать записку шеф-повару ресторана. Головко отнес записку. Мы допросили повара, он сказал, что в записке был адрес человека, через которого можно покупать свежую баранину и курдючное сало для плова. Человека зовут Гамлет, он живет где-то в пригороде, его братья держат стадо, продают мясо. В записке имеется и номер телефона этого Гамлета, и он подтвердил, что да, действительно, он продает мясо и что будет рад сотрудничать с рестораном. Так что здесь — глухо.
— Но в тот момент, когда Головко относил записку, в ресторан, возможно, и зашел убийца, — предположила Лиза.
— Может быть, — согласился Мирошкин, — но возможно, убийца вошел в этот коридор с другой стороны, где подсобка или кухня, а туда попасть можно и с улицы. Но, к сожалению, другая сторона ресторана выходит в темный переулок, где нет ни магазинов, ни банков, ни даже жилых домов, только одно похоронное бюро, а потому там никому и в голову не пришло устанавливать камеры видеонаблюдения.
— А что там с Горкиным?
— В объектив видеокамеры попал человек, выпрыгивающий из окна мужского туалета. Это высокий, худой человек, но лица не разобрать, темно очень. На полу в туалете остались довольно четкие следы кроссовок, есть отпечаток и на подоконнике в туалете, но вот на рамах или шпингалетах следов нет, преступник действовал в медицинских перчатках, поскольку там обнаружены следы талька.
— А как нанесены удары?
— Действовал не профессионал, но человек сильный. В случае с Горкиным было нанесено два удара, один пришелся по касательной, по ребру, и тогда убийца, чтобы уж убить наверняка, пырнул еще раз и попал как раз в сердце.
— Это похоже на месть, — тихо сказала Глафира, и я была с ней солидарна.