Назип пристально смотрел на девушку: на ее большие блестящие глаза, слегка припухлые губы, на яркий румянец на щеках, и ему нестерпимо хотелось поцеловать ее. Он не слышал, о чем она говорила.
Девушка заметила этот взгляд и покраснела.
— Я вам говорю про цветы, а вы, по-моему, думаете о чем-то постороннем, — мягко, с чуть заметной обидой проговорила она.
— О цветах, только о цветах и думаю! — как заклинанье произнес он. — Разве можно думать о чем-то другом, когда вы так интересно рассказываете.
Она с недоверием посмотрела на него, но продолжила рассказ.
— Букеты в эпоху Возрождения были небольшими. Позже они стали внушительными, кажется, в XVIII веке. Но потом... — Асия взглянула на него, но не нашла ничего предосудительного в поведении Назипа, — потом массивные букеты уступили место букетам из трех цветков...
Она снова перехватила его пристальный взгляд и смолкла.
Они не заметили, как вышли из парка и оказались на своей улице. Ветер все усиливался. Разбуженная пыль нехотя поднималась над дорогой и тут же снова лениво ложилась, словно не в силах преодолеть неглубокую, поросшую травой канаву, которая тянулась вдоль всей дороги.
Во дворе их дома встретился весь мятый Мурадов, словно его только что вытащили из походного мешка. Он тащил большую холщовую сумку, из которой торчали пустые бутылки.
— Ох. Вот и начальничек наш домовой. — Мурадов осклабился, приподнял огромную серую кепку и, не останавливаясь, зашагал дальше.
Они поднялись на свой пятый этаж. В коридоре Асия подала ему впервые на прощание руку; со стороны могло показаться, что они живут на разных улицах.
Глава 11
Гроза пришла поздним вечером. За окнами бушевал ливень. Его струи время от времени хлестали по пыльным стеклам окон, по открытой форточке, и мелкие брызги падали на подоконник, давно не видевший краски. Огненные сполохи врывались в комнату, на миг выхватывая из темноты убогую обстановку.
Назип не включил свет — сидел и блаженствовал, вспоминая весь сегодняшний разговор с Асией.
Между раскатами грома, сотрясающими стены комнат ты, с улицы донесся протяжный глухой собачий вой.
«Опять эта собака?! А может, это та, что напала на неизвестного гражданина, который потом бесследно исчез из больницы? А вдруг это одна и та же собака? И почему она плачет именно здесь, у нашего дома? Надо будет все это выяснить...»
Данишев раньше слышал, что иные породистые собаки намного хуже относятся к своим бывшим хозяевам, чем к незнакомым людям. В детстве он смотрел фильм «Ко мне, Мухтар», и там собака набросилась на бывшую хозяйку, как на врага. «Может, и здесь такой же случай», — подумал он.
Мысль его прервали: кто-то громко постучал в дверь.
— Входите!
В комнату вошел мальчик лет двенадцати.
— Дяденька, я живу в соседней комнате. Мы с мамой сегодня приехали из отпуска. Ее сейчас нет дома. А я боюсь...
Назип включил свет.
— Как тебя зовут?
— Ахат.
— Садись, Ахат, на стул.
— Дяденька, это воет собака тети Анастасии. Мне страшно. Она очень большая. Тетя Анастасия умерла, и она убежала. В прошлом году она тоже так же выла. Потом ее долго не было... Собака очень злая. Дяденька, пойдемте ко мне в комнату. Я вам покажу эту собаку. Ее видно из окна, когда сверкает молния. А потом мне хочется спать...
— Ну, пойдем, пойдем...
Но собаки они не увидели.
Вскоре в комнату вошла стройная женщина лет тридцати. Она удивленно посмотрела на Назипа.
— Мамочка, это дядя Назип, наш новый сосед. Мне было страшно. Я его позвал...
— Роза, — представилась хозяйка и протянула Назипу руку. — Спасибо вам, что...
В это время дверь в комнату открылась и на пороге появился Мурадов. Он удивленно посмотрел на Данишева, а потом на Розу:
— Уже ручки пожимаете... Скорость, я вам скажу!.. Только вроде Розочка вошла и — на тебе... Хотя ночь уже наступает. А у ночи свои законы.
— Чего тебе! — грубо оборвала его тираду хозяйка квартиры.
— Пардон... пардон, Розочка.
Мурадов, покачиваясь, весь промокший, оставляя мокрые следы, прошел к кровати и сел на нее.
— Я пришел, Розочка, засвидетельствовать свое почтение. Очень соскучился по этому ложу. — Мурадов хлопнул рукой по кровати. — А этот начальник, — показывая рукой на Данишева, — наводит порядок в сердцах женщин нашей коммуналки... И уже на этот стан... хочет запрыгнуть.
Данишев заметил отпечатки обуви Мурадова: обильно налипшая к рабочим ботинкам жидковатая грязь четко очерчивала на чистом деревянном полу их размер и особенности подошвы. И он уже не слышал, о чем разглагольствовал этот субъект. Все его мысли были направлены на то, чтобы снять отпечатки обуви Мурадова.
Хозяйка квартиры тем временем решительно попросила Мурадова покинуть комнату.
Тот нехотя поднялся и, направляясь к выходу, начал, перевирая, громко цитировать поэта Бодлера:
— Вас, женщин — дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ, люблю я вас. Вы исчадье тьмы и ада!
Уже на пороге он оглянулся:
— Начальник, думаю, что ты не последний, кого Розка своими дарами природы, — он жестом изобразил ее высокие груди, — бросит в свои жаркие объятия!
— Пошел вон, негодяй! — возмущенно взвизгнула хозяйка комнаты.
Выходя, Мурадов грохнул дверью и начал орать в коридоре разные непристойности, склоняя на все лады имя лейтенанта Данишева.
Назипа занимала только одна мысль: пока не высохли следы, нужно их скопировать. Он тут же принес из своей комнаты большой лист папиросной бумаги, осторожно накрыл им след от ботинка Мурадова и обвел его карандашом. Затем попросил у хозяйки школьную линейку. Пригласил понятых.
Хозяйка квартиры решительно не понимала, что делает ее сосед. Для чего измерял линейкой след, прикладывал чистый лист бумаги к следам, оставленным Саматом Мурадовым, и документально оформил все это.
Потом он попросил, чтобы они никому не рассказывали об увиденном.
Когда выходил из ее комнаты, в коридоре столкнулся с Асией.
— Вы... вы туда... к ней... — Она стояла растерянная и бледная. — Зачем вы... Значит, Самат прав... — Она бросилась к себе в комнату.
В первое мгновение Назип ничего не понимал, но когда он собрался было все объяснить, она уже удалилась. Он бросился за ней, открыл дверь ее комнаты:
— Это недоразумение, Асия. Меня позвал мальчик... Я по делам...
Асия сидела на диване, закрыв лицо руками. Она и сама не понимала, почему так повела себя, и хотела осознать: что же с ней случилось? Ведь таких порывов не было у нее никогда. Может, потому, что ко всем она была равнодушна, никто не нравился? Сегодня утром Асия поймала себя на мысли, что ей хочется видеть и слышать Назипа, этого обаятельного и, как ей показалось, умного человека. И вот сейчас... Что же случилось? Она пыталась разобраться в самой себе и не могла...
В комнату постучали, в приоткрывшуюся дверь сосед Анатолий Григорьевич крикнул:
— Пожар! Дом горит!
Дверь осталась приоткрытой, шаги удалились. И слышно было, как Винокуров вторит свое тревожное сообщение соседям по коммуналке.
Назип бросился в свою комнату. В окно было видно, как ярким багровым костром пылает дом покойницы Цветовой!
— Так вот почему плакала собака! — вслух произнес он. — Конечно же это ее собака! Прощалась с последней своей обителью.
За окном раздались сирены пожарных машин.
Данишев бросился к выходу, но тут же вернулся. Он подумал, что мало чем может помочь горящим стенам пустого дома, тем более что прибыли пожарники. Для него как для следователя важно было определить: кто совершил поджог. А он был уверен, что это, по всей вероятности, сделал тот, кто был замешан в деле Цветовой.
Следователь сопоставил отпечатки обуви Мурадова и неизвестного, которые он зафиксировал в сенях дома Цветовой, — они полностью совпадали. «Неужели поджог совершил он?» — подумал лейтенант и поспешил в комнату соседа. Комната была заперта, но в двери торчал ключ. Данишев осмотрел все общие места — Мурадова нигде не было! И он понесся вниз по лестнице. Где же Мурадов?!
Ночь дохнула на него прохладной свежестью. Гроза громыхала слабым всплеском света где-то далеко за окраиной города. Назип направился к пожарищу. Вокруг дома собралось много зевак.
Пламя красным всепожирающим чудовищем, изрыгая искры и пепел, уже поглотило драночную крышу, деревянное крыльцо, оконные рамы и даже собачью конуру. Струи воды пожарных машин, как длинные серебристые копья, вонзались в это чудовище, которое, слабея, испускало белый пар.
Мурадова на пожарище не было. «Куда он подевался? — забеспокоился Данишев. — Уж не прознал ли он, что напали на след его? А вдруг пожар это лишь отвлекающий трюк от чего-то более серьезного?!» И он решил осмотреть прилегающие узкие улочки.
Лейтенант потом не мог объяснить, почему направился именно в безлюдный Сенной переулок, который, как узкий фарватер реки, раздваивался на такие же улочки с высокими заборами; за ними прятались приземистые одноэтажные дома.
Через несколько минут Данишев дошел до трехэтажного кирпичного дома, стоявшего как форпост посередине Сенного переулка, и повернул налево. Метрах в двухстах впереди при свете уличного фонаря белым пятном выделялась из темноты легковая автомашина. Назип ускорил шаг. Из автомобиля как-то неуклюже вывалился высокий мужчина, вслед за ним — другой. Лейтенанту вдруг показалось, что те двое мужчин начали драться. Он бросился во весь дух к машине, вспомнив, что в рапорте сержанта фигурировали белые «Жигули». Может, те самые?!
Глава 12
Когда Мурадов вышел из подъезда и направился к горящему дому, пламя багровыми искрящимися спиралями поднималось в ночное небо. Вокруг дома Цветовой было светло как днем. Он решил послушать, что говорят в толпе, которая плотным пестрым кольцом охватила огромный пылающий костер.
Из темноты его кто-то окликнул. Мурадов остановился, озираясь.
— Привет, Самат! — негромко поздоровался незнакомый мужчина. — Отойдем в сторонку на минуту.