Выходя из кинотеатра, Иувал спросил отца, понравился ли ему фильм.
— Ничего страшнее в жизни не видел, — машинально ответил Михаэль — и увидел благодарное выражение, расплывшееся на лице сына.
— Бывают и пострашнее, — сказал Иувал.
10
— Я вчера прочел о тебе в газете — какой ты важный и какое у тебя важное дело! — сказал Иувал.
Он стоя допил кофе, сунул в рюкзак сандвич с сыром, который отец протянул ему, и объявил, что готов. Михаэль поставил кофейную чашку и тарелки в раковину. На часах было семь утра, а мальчику в школу к восьми двадцати.
— Машин сейчас мало, приедешь с запасом.
— Ты не можешь мне рассказывать о деле, — серьезно сказал мальчик, — но я только хотел спросить, что делает психоаналитик. — Он старательно выговорил слово по слогам.
Михаэль собрал ключи, сигареты и бумажник, положил в карман куртки и улыбнулся сыну:
— Он как психолог. Когда твоя мать и я расстались, ты был маленьким и ходил к женщине в детский медицинский центр, играл там со всякими игрушками и разговаривал с ней. Помнишь?
— Помню, — ответил Иувал, лицо его вытянулось. — Я ходил туда из-за моей учительницы Ципоры, так вы тогда сказали. У меня болела шея.
— Ну вот, это почти то же самое, только сеансы бывают чаще, и, конечно, взрослым не дают игрушек. Некоторые люди в этом нуждаются.
Мальчик ухмыльнулся:
— По-моему, все это чушь.
Михаэль улыбнулся и отпер дверь. Дождь прекратился, но все еще было очень холодно, и оба они натянули куртки. Порывы ветра, налетавшие меж высоких многоквартирных домов, становились все сильнее, пока они ехали к предместью, где располагалась школа Иувала. «Пасмурный денек», — упавшим голосом проговорил Михаэль, и не успел Иувал выбраться из машины, как он уже начал думать о том, что его ожидает. Михаэль поцеловал сына в щеку и потрепал по щеке. Иувал не любил нежностей, уже в трехлетнем возрасте он отбивался и кричал: «Я не маленький». Но сегодня он не протестовал. Иувал поспешил к девочке, медленно идущей к воротам. Михаэль взглянул на них. У девочки были длинные ноги, волосы собраны в конский хвост, и Иувал улыбался ей. Маленькая сценка наполнила Михаэля смешанным чувством счастья и горечи, которое не покидало его, пока он ехал в Маргоа.
Перед больницей его ожидал Баум. Было без четверти восемь. Садовник, объяснил Баум, придет с минуты на минуту. Прибыл заведующий хозяйством, взглянул на часы и сказал, что Али никогда не опаздывает.
— Он всегда приходит к восьми, какая бы ни была погода, — прибавил он, но Михаэль почему-то решил, что в этот раз садовник изменит своему обычаю.
Закутанные в куртки, они стояли в проходной у маленькой печки и ждали. В половине девятого Охайон сказал, что должен быть в другом месте и ждать долее не может. Когда придет садовник, пусть ему позвонят в кабинет в Русском подворье. Если его не будет, можно оставить сообщение у диспетчера.
Цилла и Эли Бахар ждали в его кабинете. Цилла сидела у стола и крутила в пальцах полоски бумаги, Эли выглядел озабоченно. Михаэль почувствовал себя незваным гостем. Он перевел взгляд с одного на другого, сказал: «Доброе утро», получил в ответ вялое приветствие и попросил телефонистку соединить его с Вифлеемом.
Взявший трубку полицейский-араб соединил его с дежурным, который был явно рад слышать его голос.
— Охайон, дружище, как ты? Когда мы тебя увидим? Ты целую вечность у нас не был. Я могу чем-то быть полезен? Что угодно — только скажи!
Михаэль учтиво поинтересовался здоровьем супруги и детей, спросил, оправился ли младший от пневмонии. Мысленным взором он видел круглое лицо и толстое брюшко Ицика Гидони — признанного гения в своей области.
— Поставь чайник, — пошутил Михаэль. — Я приеду выпить настоящего кофе.
В трубке раздались радостные возгласы.
— Но сперва, — Михаэль посерьезнел, — ты должен выяснить, где находится некий Али Абу Мустафа из лагеря в Дехайше.
Гидони тоже переменил тон:
— Еще какие-нибудь данные у тебя есть? У арабов Абу Мустафа — как у нас Коган или Леви.
— Знаю, будет непросто. Он работает в больнице Маргоа садовником. Молодой парень, лет двадцати пяти, курчавые волосы, невысокого роста.
В трубке помолчали, наконец Гидони со вздохом сказал:
— Мы сделаем все возможное; а кофе тебя ждет. Не знаю, сколько это займет времени. Ехать прямо сейчас в Дехайшу — удовольствие, знаешь ли, слабенькое. Но чего только я для тебя не сделаю! Когда мы его разыщем, привезти его сюда и дать тебе знать?
— Да, прямо сразу. Если меня не будет, попытайся найти меня через диспетчерскую. В любом случае рассчитываю на чашечку хорошего кофе.
Михаэль положил трубку и взглянул на Циллу и Эли. Стройное тело Циллы было закутано в мужскую куртку; короткие волосы и ненакрашенное лицо придавали ей мальчишеский вид. Эли был небрит.
— Да что с вами сегодня такое? — спросил Михаэль и, услышав что-то об усталости, нетерпеливо произнес: — Прекратите, не время киснуть. Нам с утра предстоит много работы. Для начала — маленькое совещание, пошли.
Он поднялся с места и пошел в угловую комнату, где уже ждали Балилти и инспектор Раффи Коган, объявивший утомленным голосом, что его ввели в группу, но в такую рань от него никакого проку.
— Можете не рассказывать мне все сначала, — сказал он. — Я вчера говорил с Шорером и более или менее в курсе.
Совещание заняло час, и в половине десятого Михаэль составил план действий. Большую часть времени они слушали рапорт Циллы о беседах с Далей Линдер и соседями Линдеров — один из них проснулся, когда Линдер и его сын шумели в саду.
Перед ними стояли чашки с кофе, время от времени они вставали, чтобы их наполнить. Все выглядели вымотанными. Михаэль рассказал о фильме «Чужой», но никто его не видел, поэтому ни у кого не появилось никаких ассоциаций. Было решено, что Балилти попытается выяснить побольше об Али Абу Мустафе у военного командования управляемых территорий. Цилла, переговорившая с людьми, охранявшими дом Хильдесхаймера, доложила, что не произошло ничего достойного упоминания, кроме встречи с Диной Сильвер.
В конце договорились, что Эли поедет в бухгалтерскую фирму, Балилти продолжит собирать информацию, Раффи нанесет визит судебным медикам, а Цилла позвонит всем гостям с вечеринки Линдера и попросит их явиться для дачи показаний. Михаэль подвел итог:
— До похорон осталось меньше трех часов, так что давайте пошевеливаться. Эли, ты прямо сейчас поедешь к «Зелигману и Зелигману», — он подтолкнул к нему листочек с адресом, — и привезешь сюда папку Нейдорф. Может, мы успеем до похорон восстановить по счетам список пациентов и подопечных. Зелигман-старший тебя ждет. И побрился бы ты, а то похож на тюремную пташку, выпорхнувшую из клетки. Вот. — Он протянул ключи от «рено». — Машина припаркована возле выезда на улицу Яффо. — Эли взял ключи и молча вышел.
Цилла прошла за Михаэлем в кабинет и уселась, вновь принявшись теребить бумажные полоски. Михаэль вопросительно взглянул на нее:
— Ну, в чем дело? Только не говори, что ты устала. Я и раньше видел вас с Эли такими уставшими, ты ведь знаешь. Не хочешь поговорить?
Цилла покачала головой, глаза ее были полны слез. Михаэль вздохнул, сказал:
— Ну, может, немножко работы улучшит тебе настроение, — и протянул ей список имен.
Что там у них с Эли? Признаков близости между ними он не замечал, но время от времени в воздухе повисало напряжение, а иногда он ощущал, что прервал их беседу. Скорее всего, они встречаются вне работы, хоть и не говорят об этом.
Цилла шмыгнула носом, утерла глаза и спросила:
— Что это за имена? Что я должна с ними делать?
— Это список гостей с вечеринки у Линдера — того самого, чей пистолет был украден. Сорок человек, которых нужно привести сюда и опросить. Работы хватит тебе, мне и Эли, и еще двое понадобятся в помощь; может, отпадет необходимость наблюдать за домом старика, тогда с подмогой не будет проблем. Нужно выяснить, где они были и что делали. Садись на телефон и сообщи им всем, что мы хотим с ними переговорить. А когда закончишь, переключимся на пациентов и подопечных, которых не было на вечеринке. Но прежде дождемся, когда Эли вернется с папкой, — сказал он, стараясь игнорировать ее всхлипывания. — Поверь мне, — мягко добавил он, — нет лекарства лучше работы. Я не знаю, что произошло, но что бы ни случилось, работа поможет тебе забыться. А когда вернешься — не позже чем через час, даже если не управишься, нам еще надо переговорить о похоронах, — будешь другим человеком. — И тем же тоном, каким говорил с Иувалом, когда тот дулся и ершился, он прошептал: — Снова станешь лучшим координатором в Иерусалиме.
Цилла сложила листок вчетверо, стряхнула с плеча его руку, подняла свою большую сумку и покинула комнату. Михаэль постоял с минуту, подумал, а затем взял трубку и набрал номер Дины Сильвер. Ответила горничная: дома никого нет, она ничего не знает.
— У хозяйки есть телефон на работе, но звонить можно только за десять минут до конца каждого часа, — сказала она.
Михаэль записал номер. Было девять сорок пять: через пять минут можно будет позвонить. Он перешел из своего кабинета в соседний, более просторный, кабинет Шорера. Шорер сидел перед заваленным бумагами столом с большой кружкой кофе в руке. Он поднял глаза на Михаэля.
— Что нового? — спросил он, указывая на стул напротив.
Михаэль остался стоять.
— Ничего. Бахар уехал к бухгалтерам, Цилла обзванивает людей, с которыми мы хотим переговорить, а похороны сегодня в час. Мне понадобятся фотографы и еще двое на подмогу, мы втроем не справимся, а отзывать людей от Хильдесхаймера я не могу, на кладбище ему может понадобиться охрана.
— Ладно, что-нибудь организуем. В час, ты сказал? Сколько? Два фотографа? И еще двое. А хватит? Если тебе срочно понадобятся еще люди, дай мне знать, я пришлю. Что ты поглядываешь на часы?
— Мне нужно позвонить за десять минут… — Михаэль улыбнулся, припомнив Винни-Пуха и сказки, которые, бывало, читал Иувалу. Почему-то он чувствовал себя, как Иа-Иа. — О, я не рассказал вам о садовнике. — Он доложил факты и заключил: — У меня странное чувство, как будто я о чем-то не подумал, как будто что-то должно произойти. Не знаю… Вы понимаете? — Шорер посмотрел на него и покачал головой. — Ладно, не обращайте внимания. Так вы организуете двух ребят и еще одну машину для Раффи на время похорон?