— Просто по рассказам, какая разница? Это не имеет никакого значения. Вы не имеете права задерживать меня здесь. Я ухожу!
Полковник вскочил с места и решительно направился к двери.
Михаэль не пошевелился на стуле. Мэнни, стоявший у двери, явно не собирался уступать Алону дорогу. Тот в бешенстве замахнулся. Мэнни с быстротой молнии схватил его за запястье и пригнул вниз, выкручивая руку. Все произошло без единого звука. Мэнни вновь занял пост у дверей, Алон вернулся на свой стул, рядом с которым расплылось коричневое пятно и валялся перевернутый стакан, а Михаэль, закуривая сигарету, поинтересовался, не страдает ли полковник клаустрофобией.
Ответа не последовало.
— Если нет, почему бы не посидеть спокойно и не согласиться сотрудничать?
— Сотрудничать? С удовольствием. Дома, в Русском подворье, по официальному приглашению, только не здесь. Я уже говорил, мне нечего сказать! Вы оглохли? Я не знал ту женщину! Сколько раз вам повторять?
— Не знали? — повторил Михаэль, выпуская изо рта дымок. — Вы готовы заявить об этом на детекторе лжи?
— Я готов на все, лишь бы не здесь. Это место мне известно. Я понимаю, что меня сюда привезли, потому что вы меня в чем-то подозреваете. Сначала отпустите меня, а потом поговорим насчет детектора. Здесь вы ни звука от меня не добьетесь!
Михаэль вынул из кармана рубашки сложенный листок бумаги и протянул подозреваемому:
— Это копия; захотите порвать — не стесняйтесь, у нас еще много.
Алон взглянул на листок и бросил на пол прямо в кофейную лужицу. Губы его задрожали, когда он сказал:
— Ну и что? Какая здесь связь? Не понимаю. Скажите, что вам нужно, и покончим с этим.
— Это ваш почерк, не так ли? — спокойно спросил Михаэль, стряхивая сигаретный пепел в пустой стакан, который держал в руке.
— Допустим. Любой может подписаться моим именем, но в качестве предположения скажем, что мой. И что из этого? Записка девушке, дальше что?
Голос его зазвучал громче, он поднялся с места. Мэнни мгновенно встал у него за спиной, резко толкнув обратно.
— В наручниках вам будет удобней? — осведомился Михаэль.
Алон остался сидеть, не удостоив его ответом. Он ссутулился, глаза упорно уставились на разлитый кофе и смятую записку, окрасившуюся коричневым. Наконец, подняв голову и окинув Михаэля полным враждебности взглядом, он заявил:
— Если брать под арест любого, кто пишет девушкам записки, вам придется арестовать всю страну. И я по-прежнему не утверждаю, что писал ее.
— А вам и не нужно ничего утверждать, — легко сказал Михаэль. — Это сделают за вас.
Он вынул из кармана другой листок, похожий по виду на первый, и громко зачитал: «Орна, детка, прости за вчерашнее, я все объясню. Встретимся в семь, где обычно? Буду ждать. Иоав». За вторым листком последовал третий — тоже фотокопия, объяснил он подозреваемому. Тот взглянул и покраснел — это была страница из регистрационной книги отеля в Тель-Авиве. Согласно записи, полковник Иоав Алон провел здесь два дня в двухместном номере, вместе с женой.
— А вашей жене приходилось слышать об этом отеле? — поинтересовался Михаэль. — Может, следует ее спросить? — Алон молчал. — Не хотите рассказать нам, за что вы хотели извиниться в этой записке перед Орной Дан?
Алон поднял голову и с ненавистью посмотрел на Михаэля:
— И что? У меня был роман с девушкой. При чем тут ваше расследование? Давайте, расскажите моей жене. Большое дело. Значит, эта сучка проболталась… Что вы хотите знать? Какое вам до этого дело?
— Вообще-то есть дело, — сказал Михаэль, бросая окурок в кофейную гущу на дно стакана. — Сказать, за что вы извинялись в записке? Хотите, чтобы я вам сказал? Может, предпочтете сами?
Медленно, с запинкой подозреваемый произнес:
— Не помню, это было давно. Думаю, я не смог прийти на свидание, которое ей назначил… что-то в этом роде. — На лбу его, прямо под ежиком волос, скопились капельки пота, но он не сделал попытки вытереть их.
— Нет, мой друг, все вы помните. Такое не забывают. — Лицо Алона исказилось болью, когда главный инспектор Охайон очень спокойно сказал: — А с делом это связано, поскольку вы перед девушкой оплошали. И не говорите, что не помните.
Мэнни приготовился ухватить приподнявшуюся руку, но нужды в этом не оказалось. Рука, чуть приподнявшись, безвольно повисла вдоль тела, она вдруг показалась вялой и безжизенной. Михаэль кивнул Мэнни, и тот вышел из комнаты.
— Ну и что, — прошептал Алон. — Разве это причина для ареста? Какая связь? Почему вы не оставите меня в покое?
Он говорил еле слышно, а последние слова прозвучали мольбой.
С деланным равнодушием Михаэль произнес:
— Я не могу этого сделать, пока вы отказываетесь сотрудничать, и вам это известно так же хорошо, как и мне. Пойдите нам навстречу — и я оставлю вас в покое. Вы уже поняли, мне все известно: что вы знали Нейдорф, что вы целый год ходили к ней по понедельникам и вторникам. Но вы никому не рассказали, что проходили лечение, даже своей жене; вы говорили ей, что ждете сына с тренировки по дзюдо, а на самом деле шли к доктору Нейдорф, поэтому домой всегда опаздывали. Мальчик не мог понять, почему вы всегда приезжали забирать его в восемь, когда тренировка заканчивалась в половине восьмого. Видите, нам и это известно. Если желаете, мы можем даже поведать вашей супруге про пиццу и фалафель, которые вы покупали сыну по дороге в качестве извинения за опоздание. Я знаю, что вы солгали, когда давали показания в первый раз. Почему бы вам просто не рассказать мне остальное?
Михаэль встал и подошел к Алону вплотную, склонился над ним и посмотрел прямо в глаза; ответом ему был абсолютно пустой взгляд, из которого исчез даже страх. Полковник склонил светловолосую голову и уставился на кофейное пятно. В соседней комнате зазвонил телефон. Оба прислушались; звонок затих, женский голос ответил: «Алло», и вновь настала тишина.
Алон сделал последнюю слабую попытку сопротивляться:
— У вас нет доказательств, просто болтовня…
— Нет? Думаете, у меня нет доказательств? У меня есть свидетели, люди, которые видели, как вы входили в дом. Но еще у меня есть вот это. — И Михаэль достал из кармана очередную фотокопию и отдал подозреваемому.
Тот долго глядел на нее в молчании. Подпись на чеке была очень четкой, и почерк совпадал с тем, каким была написана записка Орне Дан. На верхней линии, рядом с печатными словами «Зачислить на счет» Ева Нейдорф собственноручно написала свое имя.
— Вы дали ей незаполненный чек, но она была женщиной строгих правил и не пошла с ним к своему бакалейщику, как вы, наверное, ожидали, но заполнила как положено и депонировала. Мы нашли его аккуратно подшитым в папку. Поэтому хватит молоть чушь про доказательства — их предостаточно! Вас считают умным человеком, и сами вы недавно сказали, что обладаете большим опытом ведения дознания. Так что я думаю, самое время вам признаться и начать сотрудничать.
Иоав Алон затрясся, потом издал какой-то всхлип. Михаэль понял, что так всхлипывать полковнику, наверно, не доводилось с младенчества, и снова спросил себя, почему не испытывает триумфа. Утомление, оставившее его в начале допроса, вновь властно заявило о себе. Он сел, закурил и подумал об Иувале, о том, как тот гордится отцом и как безуспешно пытается это скрывать. Потом он подумал о Майе — любит ли она его еще. В соседней комнате его сотрудники заметили паузу в разговоре — оттуда проводилась запись допроса. Дверь отворилась, Эли Бахар просунул голову в щель, кивнул Михаэлю и снова испарился.
Иоав Алон не сделал попытки поднять головы, когда Михаэль снова начал говорить:
— Мы также располагаем доказательствами того, что вы путем взлома проникли в дом Нейдорф. Просто расскажите по порядку, как совершили убийство, — вот все, о чем я вас прошу.
Как он и ожидал, подозреваемый немедленно ожил и воскликнул совсем другим голосом:
— Но я не убивал! Зачем мне ее убивать? Клянусь вам… — Он вскочил, но Михаэль не стал его останавливать. — Говорю вам, я не убивал! У меня нет мотива!
Однако главного инспектора Охайона эти слова не впечатлили.
Вошла Цилла и предложила сделать перерыв: они приготовили поесть.
Михаэль вышел из комнаты и посмотрел на то, что ему поставили возле телефона. Цилла осталась с подозреваемым, но тот не притронулся ни к сандвичу, ни к свежему кофе.
Только яростный взор Эли Бахара заставил Михаэля отведать горячей пищи, которую они Бог знает откуда для него достали. Прямо-таки родительская заботливость, с которой опекали его коллеги, особенно Эли и Цилла, забавляла и трогала Михаэля. Опустошив тарелку, он принялся за кофе. В помещении было холодно. Центральное отопление не работает, объяснил Мэнни, только в гостиной включен электрический обогреватель.
Михаэль вытянул ноги, не обращая внимания на тошноту, которую вызывал запах пищи. Сделав над собой невероятное усилие, он слушал, как Мэнни, сидя в кресле напротив, докладывает об обыске. Он не дождался конца, его вызвал Эли, но уже в самом начале обнаружили ботинок. Резиновую подошву исследовали и сравнили со снимком гипсового слепка следа. Совпадение полное.
— Это он вломился, забрал документы и все остальное, — удовлетворенно заявил Эли. — Остается только подождать, пока их отыщут у него в квартире вместе с папкой из бухгалтерской конторы. Продолжать сил хватит?
Михаэль глянул на часы — половина одиннадцатого. Он увидел дату, шестое апреля, и внезапно вспомнил, что сегодня родительское собрание у Иувала в школе и мальчик должен получить табель с оценками — Михаэль обо всем позабыл, хотя накануне провел с Иувалом весь вечер. Он поднял трубку и набрал домашний номер. Телефон пропищал раз десять, прежде чем на другом конце ответили. Сонный голос Иувала произнес, что табель дадут шестнадцатого.
— Еще десять дней, я тебе напомню. Да, я съел то, что ты мне оставил. Я страшно устал. Когда ты придешь? Нет, завтра у нас контрольная по библейской истории. Я иду спать.