Снова зазвонил телефон. Кэйхилл вторично не обратила на звонок внимания. Затем иной звук вторгся в ее сознание, мешая все мысли.
32
Кто-то постучал к ней в дверь. Коллетт осторожно, на цыпочках подошла к двери и приложила к ней ухо. Мужской голос произнес: «Коллетт?» Голос она не узнала. Но не Хотчкисса: никаких следов британского акцента.
— Коллетт.
Она оставалась безмолвной и недвижимой, в опущенной вдоль тела руке зажат револьверчик, все чувства резко обострены. Прижалась глазом к кружочку на двери: не увидела никого. Тот, кто окликал ее по имени, стоял, прижавшись к стене, вне поля зрения широкоугольных линз дверного глазка. Она никак не могла определить, стоит ли он все еще за дверью. Коридоры застланы коврами, никаких шагов не услышишь.
Кэйхилл подошла к телефону и еще раз позвонила Верну, надеясь, что он вернулся пораньше. Не вернулся.
Меряя шагами гостиную, Кэйхилл пыталась сообразить, что ей делать дальше. Ее подмывало, наплевав на безопасность, броситься вон из запертого номера, но соображения все той же безопасности удерживали от этого, во всяком случае, в данный момент. Тем не менее она понимала, что выходить когда-то придется, хотя бы затем, чтобы отправиться в «Аллен Ли». Надо ли ей ждать, могла ли она ждать, пока Уитли вернется, чтобы попросить его приехать в «Уотергэйт»? Ответ на оба вопроса был один: нет.
Взглянув на телефон, она увидела пояснение, как звонить в другие номера гостиницы. Поколебавшись, сняла трубку, набрала требуемый код и добавила к нему 1010. Гудки раздавались долго. Коллетт уже собиралась вешать трубку, когда в ней раздался голос Эрика Эдвардса. Казалось, он задыхался, словно после долгой пробежки.
— Эрик. Это Коллетт.
— Ушам не верю. Таинственная дама объявилась! Дай дух перевести. Я тут позанимался немного. Ты где?
— Я… я по соседству.
— А я знал, что ты в Вашингтоне. Секретарша мне сказала. Надолго здесь застрянешь?
Ей хотелось ответить: навсегда, — но вместо этого она сказала:
— Правда не знаю. Хочу тебя увидеть.
— Я надеялся, что тебе захочется меня увидеть, — отозвался он. — Меня знаешь как огорчило, что ты смылась от меня с БВО.
— Иначе не могла. Прости.
— Не за что просить прощения, и спасибо тебе за записку. У меня вечером попозже ужин назначен, но…
— Эрик, мне на самом деле нужно увидеться с тобой сегодня.
— Можешь сейчас прийти? Есть время выпить по маленькой, до того как мне надо будет одеваться.
Коллетт помолчала, прежде чем произнести:
— Хорошо, буду у тебя через десять минут.
— Надеюсь, потный хозяин тебя не смутит.
— Никоим образом не смутит. Мы будем одни?
— Совершенно. Ты что предлагаешь?
— Ничего. Через десять минут.
— Отлично. Я в номере 1010.
— Да, я знаю.
Повесив трубку, она надела плащ, сунула в карман револьвер. Затем накинула на плечо ремешок сумочки и подошла к двери. Снова прижалась ухом к холодному металлу. За дверью ни звука. Потом послышалось позвякивание посуды и чье-то посвистывание: мимо проходил служащий гостиницы, таща за собой столик с заказами. Она стояла до тех пор, пока дребезжание не стихло окончательно и пока снова не установилась прежняя тишина. Как можно беззвучнее сняла цепочку, повернула запор на дверной ручке и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Взгляд направо, взгляд налево. Пусто. Убедившись, что ключ от номера у нее, Кэйхилл вышла из номера и закрыла за собой дверь.
Лифты располагались слева, ярдах в ста. Она быстро направилась туда, как вдруг из-за поворота, позади лифтов, вышел Марк Хотчкисс. Кэйхилл остановилась, обернулась и увидела приближавшегося с другой стороны Джейсона Толкера. Правая рука была у него на перевязи, пиджак с этой стороны наброшен на плечи. Внизу, в вестибюле, она этого не заметила.
— Коллетт, — произнес Толкер. — Пожалуйста, мне нужно с вами поговорить.
— Убирайтесь, — ответила она, отступая к лифтам, рука ее скользнула в карман плаща.
Толкер как ни в чем не бывало шел к ней, говоря:
— Не будьте глупенькой, Коллетт. Вы совершаете большую ошибку. Вы должны выслушать меня.
— Заткнитесь! — прикрикнула она. Рука с револьвером взметнулась из кармана. Коллетт взяла доктора на прицел. Толкер застыл на месте. — На сей раз я не промахнусь.
— Мисс Кэйхилл, вы ведете себя чертовски неразумно, — произнес у нее за спиной Хотчкисс.
Коллетт бросила взгляд через плечо и навела оружие на британца.
— Говорю вам: держитесь от меня подальше, не то я убью вас обоих. Я вполне серьезно.
Оба мужчины остановились и смотрели, как она продвигалась к лифтам, крутя головой туда-сюда, словно зрительница на теннисном матче, и удерживая обоих в поле зрения.
— Хватайте ее! — завопил Толкер.
Хотчкисс, вытянув руки вперед, бросился на Коллетт. Выждав, пока он уже почти схватил ее, Кэйхилл резко ударила англичанина коленом в пах. Казалось, он единым выдохом все легкие опустошил, падая на колени и прикрывая ладонями пораненное место.
Коллетт добежала до лифта и нажала кнопку «вниз». Почти тут же одна из дверей открылась. Кабина оказалась пуста. Она вошла в нее спиною вперед.
— Не смейте бегать за мной! — выкрикнула она. Двери сошлись, заглушая ее слова.
Глянув на панель управления, Кэйхилл нажала кнопку с цифрой семь. Лифт спустился этажом ниже. Она вышла, побежала по коридору, завернула за угол, добежала до следующей площадки с лифтами. Что было сил давила на кнопку, пока не прибыл один из них. В кабине стояли две пары. Войдя, Кэйхилл нажала кнопку с цифрой десять.
Обе пары вышли вместе с нею на десятом этаже. Подождав, пока они пройдут в номер, Кэйхилл направилась прямо к 1010-му. Постучала. Дверь тут же открылась — Эрик Эдвардс стоял на пороге. На нем были спортивные синие шорты и серая гимнастическая безрукавка. Влажные от пота волосы спадали на загорелый лоб.
— Привет, Эрик, — сказала она.
— Привет и тебе, — ответил он, отступая назад, чтобы она могла войти. Затем закрыл дверь и запер ее.
Кэйхилл прошла до середины комнаты и принялась рассматривать на полу пару гостиничных гантелей и брошенных в кучу полотенец. Стояла по прежнему к нему спиной.
— Даже не поцелуешь ради встречи? — раздался у нее за спиной его голос. Она обернулась, вздохнула, потупила глаза, и вдруг все тело ее затряслось. По щекам сразу же побежали крупные слезы.
Эрик обнял ее за плечи и крепко прижал к себе.
— Эй, ну будет, будет! Не так все плохо. Встретились, нечего сказать! Могу и обидеться.
Кэйхилл взяла себя в руки, подняла глаза и выговорила:
— Эрик, я так запуталась, и мне очень страшно. Знаешь, зачем я здесь, в Вашингтоне?
— Нет, ты говорила только, что у тебя какое-то дело срочное.
— А ты знаешь, что это за дело?
Он покачал головой и улыбнулся:
— Нет, и если ты мне не расскажешь, то так никогда и не узнаю.
— Меня послали сюда убить тебя.
Он посмотрел на нее, как на маленькую девочку, пойманную на вранье.
— Это правда, Эрик. Они хотели, чтобы я убила тебя, и я сказала, что сделаю это.
— Велеть тебе убить меня — это одно, — проговорил он, подходя к креслу у окна, — согласиться же на это — совсем другое. Зачем тебе понадобилось меня убивать?
Кэйхилл сбросила плащ на диван.
— Незачем. Ни тогда, ни сейчас. Никогда не собиралась делать этого.
Эдвардс засмеялся:
— Ты невероятный человек, знаешь об этом?
Она покачала головой, подошла к нему и опустилась перед креслом на колени.
— Невероятный? Нет, все что угодно, только не это. На самом деле я ужасно запутавшаяся и разочарованная женщина.
— Разочарованная в чем, в наших добрых друзьях из Лэнгли?
Она кивнула.
— В так называемой Компании, во всех и вся в своей жизни, да, кажется, и в самой жизни своей. — Кэйхилл глубоко вздохнула. — Они хотели, чтоб я убила тебя, потому что они считают тебя двойным агентом, продающим информацию о «Банановой Шипучке» Советам.
Эдвардс хмыкнул и пожал плечами.
— Когда я приходила к тебе и просила дать совет по поводу отдыха на БВО, то была ложь. Это они мне велели так сделать. Им нужно было, чтоб я сблизилась с тобой и сумела выведать про все, чем ты там занимаешься.
Эдвардс подался вперед и, коснувшись ее щеки, сказал:
— Я знал об этом, Коллетт.
— Ты знал?
— Ну, не наверняка, но чувствовал нутром довольно сильно. Была парочка причин, почему это не особенно тревожило меня. Первая: я в тебя влюбился. Вторая: я подумал, что, после того как ты едва не взлетела на воздух вместе со мной и яхтой, ты утратила вкус к их грязным делишкам. Я был прав?
— Да.
— Когда случается нечто подобное, начинаешь все видеть в перспективе, верно? Видишь, какая же ты козявка, то есть какой ты им представляешься. Мы можем рваться на передовую, голов своих не жалеть из-за их бредового чувства долга и патриотизма, но едва дело становится туго, нас всех как разменную монету в расход пускают. И никаких вопросов — просто «ликвидировать» таких-то людей и принять притворство как должное.
Слова Эрика сильно подействовали на Коллетт: так всегда случается со словами, когда они выражают то, о чем сам человек долго размышлял. Она вспомнила о Толкере с Хотчкиссом, о схватке с ними.
— Тут в гостинице двое мужчин оказались, они пытались в коридоре меня остановить.
Он тут же выпрямился в кресле.
— Кто такие? Ты их знаешь?
— Да. Один — Джейсон Толкер, психиатр, он опекал Барри. Другой — англичанин по имени Марк Хотчкисс, тот, кто заграбастал агентство Барри.
Спокойное лицо Эдвардса вдруг сделалось зловещим, когда он, отвернувшись, уставился в окно.
— Ты его знаешь? — спросила Коллетт.
— О нем знаю. Он из британской разведки, матерый волк, говорят, чудеса для МИ-6 творил, кажется, на Ближнем Востоке.
— Думаю, — сказала Кэйхилл, — Толкер убил и Барри, и Дэйвида Хаблера, может, не сам лично, только я убеждена, что он за всем этим стоял.