— Так что, Тимур? Неужто старых друзей не угостишь кофейком? Помнится, ты шикарный кофе по-турецки готовил.
— Друзья, — проворчал хозяин лавки. — Избавь Аллах от таких друзей. Друзья не угрожают и не шантажируют добропорядочных бельгийских граждан.
Тем не менее он направился в угол, где стояли умывальник и столик с турками и песком. Вскоре из этого угла распространился непередаваемый аромат крепкого заварного кофе. Вальяжно развалившись в единственном кресле рядом с прилавком, Лазарев пролистал рекламный буклетик, в котором по-русски, с кучей ошибок, туристов зазывали на «эксклюзивный пеший тур по Брюгге от Тамерлана».
Подчинены мне жребии людские,
Я управляю колесом фортуны,
И раньше солнце упадет на землю,
Чем Тамерлана победят враги…
— Ты читал «Тамерлана Великого» Кристофера Марло? — поинтересовался Лазарев, продекламировав эти строки.
— Нет, не читал. И даже не знаю, кто такая эта Марла, — буркнул чеченец, подавший гостю чашку кофе с ароматной пенкой. За неимением другого стула Тамерлан оперся о прилавок и, тоже посасывая кофе, погрузился в ожидание.
— Эх, темнота! — разочарованно протянул Лазарев. — И чему вас на филфаке МГУ учили-то, если ты даже прародителя английской поэзии и драмы не знаешь!
— Когда нас учили на филфаке, наши преподы уже фарцевали тряпьем для интуристов. За пару дешевых джинсов я мог запросто зачет сдать… Слушай, дорогой, у меня сейчас разгар торговли должен быть, я покупателей теряю, о литературе с тобой разговаривая, а! Если хочешь обсудить поэзию Серебряного века (а я по ней диплом писал, не по Марле), давай вечерком сядем, поболтаем, а!
— Ладно, давай о деле. Тем более что я сам спешу и на вечерние литературные диспуты в «Бродячей собаке» времени, к сожалению, не будет. Так что давай Серебряный век обсудим позже… Кстати, знаток Серебряного века, как же ты можешь не знать Марло, если о нем написал сонет сам Бальмонт: «И пламенный поэт безбрежный путь увидел Тамерлана»!..
Хозяин лавки застонал на этих словах, закатив глаза к потолку.
— Ладно-ладно, — примирительно усмехнулся Лазарев. — Вижу, что диплом ты купил за две пары джинсов, не буду больше досаждать поэзией. Тут такое дело, Тимур. Мне очень нужно раздобыть информацию об одном джихадисте из ваших.
Разведчик подробно описал все, что запомнил о таинственном Умаре и его трости с золотым набалдашником. Само собой, в обстоятельства знакомства с этим господином Владимир не стал посвящать хозяина сувенирной лавки.
— Слюшай, зачем мне эта, а! Что мне с этого будет, а? — почему-то решил перейти на свой «турецкий» акцент Тамерлан, выслушавший свое задание.
— Так, дарагой, ты не начинай торговля, а! — передразнил его Лазарев. — Ты мне кое-что еще должен из прежней жизни, помнишь? Например, жив ты еще только благодаря мне. А представь, как тебя твои же соплеменники на куски порежут, если узнают, сколько своих конкурентов ты нам в свое время сдал!
— Тише-тише, — испуганно начал озираться в пустой лавке ее хозяин. — В наше время и стены имеют уши. Поэтому не надо так, да? Мне казалось, что я перед тобой за свои долги рассчитался неслабо в свое время. Почему бы нам теперь не поторговаться?
— Торговаться будешь с теми, кто за тобой придет после того, как наша служба случайно сольет досье на тебя местным чеченцам. Ты мне обязан по гроб жизни, запомни это, милейший. Я и так тебя несколько лет не трогал. Хочешь, чтобы не трогал и дальше, окажи мне сейчас маленькую услугу — и на том разойдемся. Пока разойдемся, до следующей оказии… В общем, так. Мне как можно более срочно нужно знать, что за тип. Явно кто-то из вашей бельгийской диаспоры. Пошерсти по знакомым. Думаю, трость — запоминающаяся примета.
— Попробую, — угрюмо буркнул Тамерлан. — А если не найду ничего?
— Ты-то?! — Лазарев широко раскрыл глаза. — Когда это Великий Тамерлан не находил что-то?! Удивляешь даже. Давай свой телефон, я тебе позвоню сегодня вечером или завтра днем. Мне нужна любая информация об этом Умаре. Если тебе потребуется встречаться с кем-то, закрывай свою богадельню и езжай прямо сейчас. Вопросы есть? Вопросов нет. Свободен.
На этих словах Лазарев отобрал у Тамерлана бумажку, на которой тот накарябал пару номеров, и направился к двери, помахав рукой, даже не оборачиваясь. Он не сомневался в том, что его бывший подопечный постарается раздобыть хоть что-то, лишь бы снова подольше не встречаться с Лазаревым.
На дорогу до Брюсселя надо было добираться где-то час, так что запас времени был. По пути Лазарев решил сделать небольшую остановку на обед в Генте, не столь запруженном туристами, как Брюгге или тот же Брюссель, а потому более вкусном и не столь дорогом — все-таки карманные деньги пока надо было экономить.
Когда Лазарев въехал в Брюссель, начинало уже смеркаться. Этот город он не особо любил, а потому и знал его хуже. Нет, раньше-то он бывал тут довольно часто, но со времени последнего визита прошел немалый срок, потому пришлось изрядно попетлять по запруженным улицам, чтобы найти место парковки поближе к Писающему мальчику. Следуя многочисленным указателям, Владимир в итоге оказался в каком-то многоэтажном паркинге под названием «Панорама». Выйдя на улицу, Лазарев глянул на адрес, дабы затем найти дорогу к месту паркинга — бульвар Мориса Лемоннье. Владимир припомнил, что когда-то давно видел тут и таблички «Район Сталинград». Но сейчас ничего похожего он не заметил — видимо, показатель того, что и бельгийско-российская дружба закончилась.
Неспешно пройдя по улочке Гран Карм, Лазарев оказался у пресловутого Писающего мальчика, места поклонения туристов всего мира. Вот и сейчас на пятачке перекрестка Шен и Утюв толпилась огромнейшая толпа зевак (преимущественно китайских и русских), пытавшихся протиснуться поближе к решетке, которая отгораживала несчастного ребенка от озверевших туристов. Каждый норовил сделать селфи, оттирая прилипших к решетке конкурентов. «Люся! Люся! Да иди быстрей сюдой, пока эта китаеза опять не наперла!» — раздался истошный голос откуда-то из толпы.
До встречи с Малышом оставалось еще с полчаса. Поэтому Владимир устроился за столиком пивной, расположенной буквально через дорогу. Заказав холодный сидр, Лазарев с интересом стал разглядывать толпу, пытавшуюся нарушить уединение ребенка, который явно страдал энурезом. Владимир никогда не понимал увлечения туристов Брюсселем. Ладно там Брюгге с его уникальной архитектурой и Мадонной Микеланджело. Ладно там Антверпен с его шопингом. Но что в Брюсселе интересного, кроме аляповатой центральной площади, испражняющегося мальчика и Рю де Буше с ее ресторанами, в которых подавалась невкусная рыба и несвежие устрицы? — этого Лазарев никогда не мог понять. По его мнению, Гент с его замком в центре города и знаменитым алтарем был гораздо более привлекательным и совершенно недооцененным у туристов.
Размышления за бокалом сидра были прерваны резким торможением белого минивэна, перегородившего перекресток у Писающего мальчика. Огромный Малыш начал разглядывать толпу у решетки, не обращая внимания на сигналившие за ним автомобили. Лазарев бросил у недопитого бокала мелочевку и поспешил на пассажирское кресло возле Малыша — еще не хватало разбираться с полицейским, который нарисовался в конце улицы и недовольно поглядывал в сторону неожиданно образовавшейся пробки.
— Кого-то удалось найти? — спросил он у Малыша после короткого приветствия.
— Ха, да мы тут слегонца прошерстили чехов в Моленбеке, — сказал довольный детина, выбравшись из узеньких улочек Сталинграда. — Сейчас покажу, каких любопытных типчиков накопали.
На этом Малыш умолк на всю дорогу, лишь изредка матерясь, если ему сигналил кто-то из подрезаемых им автомобилей — его манера вождения очень напомнила Владимиру одну элитную проститутку из Москвы. При этом весь торжествующий вид Малыша свидетельствовал о том, что обнаружил он что-то сенсационное, что-то вроде бриллианта, брошенного в океан старушкой из «Титаника». «Неужели нашел того самого Умара?» — подумал Лазарев, но тревожить партнера не стал, понимая, что тот все равно постарается сохранить интригу до конца.
Может быть, Малыша и распирало нетерпение сообщить что-то сенсационное, но времени поделиться находкой своего «бриллианта» у него было не очень много — вся дорога от Писающего мальчика до самого центра Моленбека заняла не более десяти минут. При этом впечатление было такое, что за эти десять минут они перенеслись из Европы в Азию.
Коммуна Моленбек-Сен-Жан давно превратилась в исламский анклав внутри Брюсселя — даром что расположена совсем недалеко от центра. Лазарев не знал, каков теперь тут процент мусульман, но, попав на запруженные улицы этого района, у любого прохожего создавалось впечатление, что других обитателей тут и нет. Повсюду хиджабы, куфии, бурки, светящиеся надписи на арабских и тюркских языках, уличные базарчики с зазывалами, орущими не хуже стамбульских. Среди шумной толпы порой и мелькали европейские лица, но они явно терялись на фоне всех этих мусульманских нарядов и головных уборов, некогда считавшихся тут экзотическими. Малыш свернул на какую-то улочку и резко затормозил у серого кирпичного здания в три этажа — точнее в три с половиной (учитывая цокольный). Рядом никого не было, только некий старец сидел «в позе дервиша», прислонившись к облезлой решетке полуподвала, и потягивал сигаретку. Он уставился на вывалившегося из минивэна Малыша с видом, как будто впервые в жизни увидел «бледнолицего» (если это слово подходило розовощекому здоровяку).
— Хе, клевый прикид! — Малыш, похоже, только сейчас обратил внимание на красный пиджак Лазарева. — Оголланженный!
— Ой-ой-ой. Можно подумать, ты забыл, как в 90-е бегал на свидания с девицами в бордовых костюмах.
— Ага, и еще зеленые пинджаки всюду были, — заржал Малыш. — Но я в то время в спортивных трениках за девицами бегал. И с магнитолой на плече. Все бабы мои были из-за этой магнитолы!
Лазарев оглянулся по сторонам, пытаясь понять, куда завез его бывший спец по магнитолам. Улица была не очень оживленной, хотя с соседних улиц и из полуоткрытых окон обшарпанных домов раздавалось немало шума, крики на арабском языке и музыка. Напротив дома была глухая стена то ли склада, то ли гаража. Из окна соседнего