Убийство, вино и Ренессанс — страница 17 из 24

— Со стоматологом-пенсионером та же история. Родители практически не общались с братом матери, никто к ним племянницу не присылал, да родители и не согласились бы, они не поддерживали теплых отношений и брать в семью незнакомую девочку никто не стал бы, тем более, что старшая сестра девочки была уже совершеннолетней.

— И что получается?

— Что все, включая Дульчинею, врут.

— Но Дульчинея не убийца, ей было лет десять в то время!

— Обычно подозревают в первую очередь близких родственников.

— А мотив?

— У двоих старших мог быть серьезный мотив, например, родители издевались над детьми. Или отец домогался, а мать молчала. У Маргариты — злость, ее не пустили на праздник, на пляжную вечеринку, скорее всего из-за неподходящего парня.

— С которым они и провернули все дело.

— Вполне возможно!

Саша снова взялась за телефон.

— Синьора Дульчинея, как поживаете?

— Добрый день, Алессандра! Как мило, что вы позвонили. После вашего ухода мы с сестрой вспоминали наше детство, это было так мило… вам просто не повезло, обычно она спокойна, не знаю, что нашло на нее прошлый раз.

— Я как раз хотела спросить вас, что вы помните из последних дней с родителями? Простите, вам, наверное, больно вспоминать.

— Что вы, прошло столько времени, что кажется это случилось не с нами, когда мы вспоминаем, словно смотрим старое кино. Что я помню… Тогда отец уехал, его не было неделю, потом он вернулся довольный, сказал матери, что привез ей необыкновенный подарок.

— А куда он ездил?

— Куда-то в Лигурию. Я почему помню, он всегда привозил нам всем подарки. И в этот раз привез мне огромную плюшевую собаку, сестрам- браслеты из Чинке Терре, я помню, потому что спросила, что это такое, Пять Земель. Брату… не помню, но тоже привез что-то… да, и фокаччу очень вкусную все нам.

— А матери?

— Только сказал об особенном подарке.

— Вы очень переживали, когда родители…

— О, я совсем не переживала. Мама все время встречалась с подругами, отец работал, я была самой младшей и мною занималась старшая сестра.

— И тогда вас отправили к родственникам?

— К родственникам?

— Ну, да, это были родственники отца или матери?

— Ой, меня зовет Марго, простите, Алессандра, мне надо бежать!

Саша повесила трубку. Разговор, поставленный на громкую связь, слышали все.

— Похоже, ни у каких родственников Дульчинея не была. Но где же тогда? Фиона, когда мы заехали к сестрам Бонетти, я все время задавала вопросы, а вы слушали и смотрели. Какой показалась вам Дульчинея?

— Странной. Не от мира сего. Как будто она все еще ребенок, хотя она чуть младше меня. Она живет в своем мире. Я не знаю, как это выразить словами.

— Как будто ее шестьдесят лет держали взаперти.

— Да!

— Но почему?

Ответа на этот вопрос ни у кого не было.

Пора было расходиться.

— Расследование захватывает, но пора возвращаться в реальную жизнь. Мне дочь везти в художественную школу. Обещаю, что вечером я поищу информацию про Чезаре Виталини и сразу позвоню. — Симона проводила гостей и сама засобиралась.

Саша и Лапо проводили Фиону до ее дома. Та умоляюще взглянула на них:

— Завтра у нас еженедельный рынок, я же могу сходить, да?

— Я с тобой! — заявила Саша. — И от меня ни шагу!

— А я заеду за вами, и мы вместе пообедаем! — сказал Лапо.

Глава 14

Гуляя по торговым рядам, раскинувшимся километра на два по длинной улице от железнодорожной станции до супермаркета, Саша старалась не терять из виду Фиону. Та четко знала, что ей нужно, и постоянно ныряла то вправо, то влево. Александра обожала такие рынки, несмотря на толпу, но сегодня ей не удавалось насладиться продуктовыми рядами, за шустрой приятельницей нужен глаз да глаз.

Выдыхала и осматривалась она лишь в те моменты, когда Фиона встречала подруг, они застывали, утроив пробку посреди упорядоченного движения народа и начинали обмениваться новостями. Тогда девушке удавалось метнуться к прилавку с фермерским медом, чтобы купить баночку любимого, из апельсиновых цветов, вдохнуть аромат сухих колбасок из кабана.

На самом деле рынок был оживленным, но совсем не хаотичным, все здесь подчинялось строгим правилам, выработанным десятилетиями. Местные жители знали, что именно собираются купить, все остальное либо выращивали они сами, либо приобреталось в местном гипермаркете. Но при этом рынок сохранял особую атмосферу, когда весь город объединялся в едином порыве, встречались люди, неделями не видевшие друг друга. В отличии от Неаполя сюда хотя бы не тащили всю семью, начиная от престарелого деда с палочкой и заканчивая недавно рожденной двойней в коляске. Хаос- это на юге, здесь — даже рынок подчинялся классической тосканской геометрии.

Известный итальянский писатель, журналист и аристократ Гвидо Пьовене однажды написал: «Если присмотреться, сладость — не самая интимная характеристика тосканской земли, как, например в Умбрии. Даже в самых приятных местах, таких как долины Муджелло и Кьянти, под изящным покровом обнаруживается точность, чистота контуров, голая строгость дизайна: в то время как глаз очарован сладостью первых проявлений, в душу проникает более жесткий урок. Тосканская красота — это красота строгости, совершенства, иногда аскетизма, под видом изящества.».

Эти слова можно отнести даже к тосканскому рынку. Палатки образовывали четкие линии, люди расчерчивали их короткими лучами то вправо, то влево, и даже заторы из кумушек- подружек на самом деле образовывали четкие фигуры- круги, овалы, квадраты.

Было лишь одно место, где Саша забыла о своей обязанности стража Фионы.

Это сырные ряды.

Оранжевые и белые с темными крапинками; с черной корочкой из пепла и шоколадной из кофе; с зелеными и с синими узорами особой плесени на рыхлой мякоти; истекающие молоком и маслом мягкие творожные; твердые, похожие на мрамор, с осколками, словно только что отбитыми молоточком Микеланджело, сыры создавали неповторимый аромат.

Саша готова была отказаться от всех остальных продуктов и всю жизнь жить на простых но умопомрачительных вещах: сыр, горячий хлеб и вино казались ей самым совершенным сочетанием продуктов, придуманным человеком.

Вот и сейчас она зависла у прилавка, вдыхая. глотая слюнки, не в силах остановить свой выбор на одном… двух… трех разных сырах.

Здесь были выставлены десятки сортов сыра, сложенные рядом и друг на друга. Сыр из козьего, овечьего или коровьего молока, со множеством размеров, форм, поверхностей и цветов. Чистое счастье сырного гурмана!

Ароматы сыра смешивались с ароматами свежей клубники, сухих трав и специй, колбасок-саламе и жесткого вяленого шпека…

Итальянский рынок — это музыка. Симфония голосов, ароматов, вкусов, цвета и его оттенков, света и тени.

Пожилая женщина с короткими седыми волосами, в очках и белой шапочке, надвинутой на лоб, протянула Саше кусочек:

— Просто попробуйте, синьора!

И синьора пробовала, и пробовала, и никак не могла сделать выбор, пока Фиона сама не нашла ее и не подколола, что телохранительница променяла свои обязанности на сыр.

Полные сумки продуктов, закупленных Фионой на неделю вперед, тащил Лапо. Как истинный аристократ, он тут же отнял у женщин сумки, хотя разве аристократы их таскают?

Фиона категорически отказалась ехать обедать. Тут сумки разбирать полчаса, а кое-что надо сразу готовить! Нет, ни в коем случае! Саша искренне ее уговаривала, с некоторых пор она стала смущаться, оставаясь наедине с Лапо. Правда, и не оставалась после разговора у фонтана, но все равно смущалась. Заранее.

Но сегодня деваться было некуда.

Когда они уже распрощались, пожилая синьора втянула девушку в дом, показала большой палец и зашептала:

— Не теряйся, хороший мужик! Я-то все думала, ты с графом пара, но ничего у вас, похоже, так и не сладится. Разные вы. Из тех, кто вместе не уживется. А с этим… вы на одной волне.

— Да ладно вам, — отмахнулась Саша. — какая уж тут волна. И вообще- он принц. Чуть не став герцогиней, она усмехнулась про себя, но все дело в том, то Лапо был совсем не Фурио, этот посреди деревни на колено не плюхнется через неделю знакомства.

— Он, может, и принц, но мужик правильный, — снова зашептала Фиона. — A gamba. Крепко на ногах стоит. На земле своей. Contadino!

— Барин-крестьянин, в общем, — рассмеялась Саша, обняла Фиону и пошла обедать с неправильным принцем.

***

До сих пор она видела поместье, в котором расположена винодельня, только со стороны. В день знакомства они пили вино в той части, где проходили дегустации, сегодня она вошла в дом.

Помня, что говорил Лапо про неприспособленные гостевые спальни, она ожидала увидеть обычный старый дом, и, войдя, разинула рот. Боже, какие здесь были фрески на потолке! Это не дом, это музей! Старинные портреты на стенах, гобелены и антикварные ковры… здесь не было роскоши виллы Нерони-Гаэтани, но и росписи на стенах и потолках, и люстры, и мебель — все просто бесценно.

Но в этом доме было кое-что еще — он был живой, сюда не хочется приводить экскурсии, здесь сразу возникало ощущение дома, утраченное в замке Кастельмонте после реконструкции его отельной части.

И словно дома ее повели на кухню, усадили за огромный дубовый стол, сразу появилось вино- легкое, розовое, невесомыми пузырьками, разлетевшееся в бокале.

В распахнутые двери кухни, выходящие на виноградники вплывало дневное тепло.

В этих дверях и появился взъерошенный седой мужчина, держа что-то в ладонях перед собой, не замечая Саши, восторженно возопил:

— Capo! Шеф! — увидел гостью, покраснел, замялся.

— Заходи, Симȯ! — Улыбнулся Лапо. — Не смущайся. Что стряслось?

Мужчина раскрыл ладони. На них лежал черный сморщенный, бугристый шар. — Шеф, на полкило потянет, точно! Я, как нашел, сразу решил, что это вам.

— Ну, подарок я не приму, а вот… давай-ка, Симȯ, присаживайся, время обеда. Сейчас мы твой трюфель и попробуем!