— Или… Или они до сих пор в доме! Поэтому его и не продавали. Старшая сестра знала! Дело не в уликах, дело в деньгах, вот почему дом стоял закрытым шестьдесят лет! Она искала деньги!
— Шестьдесят лет? Сама посуди, куда можно спрятать такие огромные деньги, чтобы не найти их за такой срок!
— Но это связывает вместе все три истории: картину, отравление и сегодняшние убийства.
— Убийство.
— Как скажешь. У тебя есть объяснение лучше?
— Нет. Но и доказательств твоей версии тоже нет.
Глава 15
Сообщение пришло на телефон следующим утром. Лука прислал фотографию из медицинской карты. Имя и адрес вымышленные, а вот на фото безошибочно узнавалась очаровательная девочка, которую не изменили прошедшие шестьдесят лет. Те же кукольные невинные глаза, с удивлением смотрящие на мир.
«С ума сойти! А мы думали, это Маргарита!»
«В то время в клинике находился лишь один ребенок. Дорина Мартино. Узнаешь фотографию?»
«Это Дольчетта. Дульчинея Бонетти. «
«И еше одно доказательство того, что полиция работает быстро и эффективно.»
«После того, как я убедила тебя, что две истории связаны».
Значит, в тот вечер дома заперли не Марго, а Дольчетту. Но за что? За что можно строго наказать десятилетнюю девочку? О, Боже… Отравление собаки… В показаниях садовника говорилось, что мать знала, кто виновник. Фантазия заработала дальше: теперь не узнать, но наверное, именно о судьбе Дольчетты ее мать хотела поговорить с мужем. Потому что такое поведение не нормально, видимо были и другие звоночки.
Что они решили той ночью- неизвестно. Возможно, за это решение и поплатились жизнью. И друзья семьи решили спасти девочку, отправили ее в клинику под чужим именем.
— Почему они спасали ее?
— Потому что это шестидесятые годы. — ответил Лука. — психическое заболевание, да еще и убийство родителей- клеймо, которое всю жизнь висело бы над тремя нормальными детьми Бонетти. Друзья защищали не Дульчинею, они защищали остальных детей.
— Кто подписал заключение о госпитализации? Или как оно называется, я не в теме.
— Я понял. Главный врач, Козимо Виталлини, лечащий врач Альберто Андреотти.
— Андреотти? Но его отец был историком!
— Любителем, хотя и вполне профессионального уровня. Но работал он врачом психиатром в клинике.
— Думаешь, все было не так радужно, как они рассказывали, неврозы, высшее общество?
— Частично это правда. Но я созвонился со знакомым психиатром, Вьери Ардинги, помнишь его?
— Конечно помню, он научил меня оставаться на связи на телефоне, чтобы другой человек слышал, что происходит, в опасные моменты. И что доктор?
— Ответил, что слышал о клинике, там содержали тех представителей высшего общества, которые могли навредить репутации семьи.
— Фешенебельная тюрьма…
— Когда клиника прекратила существования, Дульчинею перевели в больницу Святой Доротеи в Болонье. С этого момента у девушки в документах появилось ее настоящее имя. Старшая сестра каждый год подавала ходатайство об освобождении, но его отклоняли. Пятьдесят лет.
— Пятьдесят лет в психбольнице???
— Да, ее выпустили шесть лет назад.
— Теперь понятно, откуда такой взгляд. Она действительно далека от современной жизни.
— Дульчинея была передана под совместную опеку сестер, Джузеппины и Маргариты Бонетти. Но в документах есть мнение одного из врачей, не согласного с таким решением, он был против ее освобождения.
— И что теперь?
— Я собираюсь поговорить с сестрами.
— С одной.
— С обеими. Маргарита, по свидетельству ее врача, все понимает и способна писать здоровой рукой. Речь не восстановилась но она вполне здраво оценивает происходящее вокруг.
— Возьми меня с собой! Тем более, мы уже общались с Дульчинеей, я ей звонила. Мамочки!!!
— Что такое?
— Когда мы уходили, Маргарита вцепилась в меня, даже следы на руке долго не проходили. Вдруг она просила о помощи? Лука, поехали скорее!!
Одновременно с ними приехали представители социальной службы, вызванные полицией.
— Что вам надо? Кто вы? — Дульчинея попыталась захлопнуть двери.
— Синьора, это я, Алессандра! Вы же меня помните? Нам надо только поговорить. Я обещаю, что никто не причинит вам вреда!
Дульчинея отошла от двери, приложила палец к губам:
— Только не расстраивайте сестру! Она отдыхает.
Когда Лука и представитель социальной службы устроились в креслах в гостиной, где Дульчинея присела на самый краешек стула, готовая в любой момент бежать, Саша тихонько выскользнула за дверь.
Она открыла одну дверь, потом другую. У окна в инвалидной коляске сидела Маргарита.
Саша подошла поближе.
— Не волнуйтесь. Мне показалось, что в прошлый раз вы хотели меня остановить. Вы чего-то боитесь?
Женщина издала нечленораздельный звук.
— Фоооо… нооооо. — Здоровый глаз смотрел куда-то вниз.
Саша тоже посмотрела туда и увидела мобильный телефон.
— Я должна кому-то позвонить?
Здоровая рука нетерпеливо застучала по подлокотнику.
— Кому?
— Рука взметнулась в воздух, закачалась.
— Что мне сделать с телефоном?
— Рука похлопала по коленям.
— Дать его вам?
В здоровом глазу Саша увидела облегчение. Взяла телефон, положила Маргарите на колени. Что она собирается с ним делать?
Женщина одной рукой открыла «заметки», быстр написала что-то.
— Помоги. Боюсь. Дольче.
— Ты боишься Дольчетту?
— Что происходит? Зачем вы мучаете мою сестру? — В комнату ворвалась Дульчинея, за ней Лука и соцработник.
— Мы немного поговорили с Маргаритой. Она боится.
Дульчинея неожиданно облегченно вздохнула.
— Так каждый раз. Она боится за меня. Но ведь никакой опасности нет!
— Почему она за вас боится?
— Это глупости. Мы живем вдвоем, она просто боится, что я куда-то исчезну. Я провожу с ней все двадцать четыре часа. Я готовлю, мою ее, укладываю спать.
Маргарита издала хриплый звук.
— Все в порядке, дорогая, все хорошо.
— Синьора. — Лука подошел ближе. — Я понимаю, что вам трудно. Но без вас мы не справимся. Расскажите нам, что происходит. Вы боитесь сестру? Боитесь, что она причинит вам вред?
— Нет, — напечатала женщина.
— Вы боитесь за нее?
— Да. — женщина явно очень устала, рука, написав две буквы, бессильно упала на колени.
— Синьора Бонетти, — Лука повернулся к Дульчинее. — Вам придется поехать с нами.
— Нет. Я никуда не поеду. Это мой дом. Я не позволю! Я не вернусь?
— Куда, синьора Бонетти? Куда вы не вернетесь?
— Они прислали вас, да? Но я лучше умру, но не вернусь туда.
— Кто они? Давайте поговорим, мы можем остаться здесь, но вам придется все нам рассказать. Ваш отец и ваша мать умерли вечером в воскресенье 25 мая 1961 года. Вы помните. как это было?
— Собака. Садовник нашел собаку. Мать запретила мне идти на праздник. Сказала. что я отравила собаку.
— Вы отравили собаку, синьора?
— Да.
— Почему вы это сделали?
— Он меня укусил. Я хотела сделать ему больно. Я не хотела убивать.
— Не хотели?
— Нет. Я плакала, когда узнала, что он умер.
— Вы добавили болиголов в смесь для салата, которую приготовила ваша мать?
— Да.
— Вы хотели убить своих родителей?
— Нет! Нам сказали, что от травы станет плохо. Никто не сказал, что от нее умирают. Когда я узнала, что случилось с собакой, я пошла на кухню, чтобы убрать болиголов. Но у меня не получилось. Я убрала много, но не все… Я подумала… подумала, что от небольшого количества ничего не случится.
— Почему ты хотела наказать родителей?
— Они не пустили меня на праздник. Я думала, что они заболеют, и я смогу уйти.
— Когда вы узнали, что родители умерли?
— Ночью. Мне сказала сестра, Джузеппина.
— Как вы попали в клинику?
— Через три дня. Джузеппина и папин друг, тоже доктор, меня увезли. Я была не против, мы с папой часто туда ходили. Я думала, и в этот раз ненадолго. Я не знала…
— Чего не знали?
— Что это на всю жизнь…
— Синьора Маргарита, в тот день ваш отец вернулся из командировки. не торопитесь, пишите первые буквы, мы догадаемся. Вы знаете, где он был?
— в Генуе.
— Что вы знаете о его поездке?
— Ничего.
— Полиция расследовала дело?
— Нет.
— Полиция знала о Дульчинее?
— Нет.
— Я хотела умереть, — сказала Дульчинея. — Меня держали взаперти. Потом стало еще хуже. Я хотела убежать, меня не пускали, я толкнула женщину, она упала и сломала руку. Потом я пыталась выброситься из окна. Они сказали, что я больна, а я просто хотела домой.
— Потом что-то изменилось?
— Со мной стали заниматься. Сад и компьютер. У меня появился смысл в жизни. И меня отпустили.
Пятьдесят лет, — подумала Саша. — пятьдесят лет ее держали взаперти. Это уму непостижимо…
— Маргарита, почему вы боитесь за Дульчинею?
— Тяжело, ей тяжело. Со мной.
— Глупенькая, — сказала Дульчинея, — это же счастье. У меня есть смысл в жизни! Ты скоро встанешь и сможешь говорить, мы справимся!
— Вы сказали, что нас послали «они». Кто это?
— Люди из клиники. Они все время приходят. Заставили продать дом. Спрашивают, что отец делал в тот день, куда ходил.
— Вы продали дом.
— Наверное, ему нужны улики против меня. Зачем еще ему дом, который вот-вот рухнет. Но мы продали. Может, теперь они отстанут от нас.
— Ищут. — написала Маргарита.
— В доме? Вы знаете, что они ищут?
— Деньги.
— Вы знаете, где деньги?
— Нет.
— А откуда деньги?
— Плата.
— Какая плата?
— Не знаю.
Несчастная женщина. Она боялась за сестру, боялась, что Дульчинея в панике что-то натворит, и ее снова упрячут в сумасшедший дом. Боялась, что останется одна, беспомощная, но ничем не могла помочь сестре. У Саши сердце сжималось, глядя на двух женщин.
Соцработник остался, Саша и Лука вышли на улицу.