– Что ты этим хочешь сказать? Я даже произнести это слово толком не могу.
– Это изучение бытия.
– Что ж, теперь все понятно.
– Я полагал, она сможет заглянуть в мою душу, помочь мне исправиться.
Кэти встала и сказала:
– Ребенок брыкается, мне надо лечь. Тебе надо перестать нюхать кокаин, ты это знаешь?
– Разумеется.
Немного погодя вошел мужчина, заметил меня и подошел. Вроде знакомый, но точнее я не мог определить. Он сказал:
– Джек.
– Да?
– Я Брендон Флод.
– Ну, конечно. Я недавно женился. Это сбило меня с толку. Выпить хотите?
– Минеральной, пожалуйста.
Я заказал ему воду. По крайней мере, он не попросил соломинку. Он сильно состарился. Одет был в старую куртку с кожаными заплатами. Он расстегнул ее, и я увидел тяжелый серебряный крест. Я сказал:
– Родной брат моей зажигалки.
Он покачал головой и заметил:
– Не стоит на эту тему шутить.
– Простите.
– Никогда не поздно раскаяться.
– Насколько я понимаю в метафизике, это не поможет.
– Я говорю о вере, Джек, о вере. Знание – орудие Сатаны.
– Как вы меня нашли?
Он наконец слегка расслабился и ответил:
– Мы же были полицейскими, Джек.
Я жестом попросил следующую порцию выпивки. Брендон сказал:
– В смерти этих несчастных и в самом деле просматривается один почерк.
– Продолжайте.
– Все найдены голыми, все страшно изуродованы, обязательно что-то отрезано. И всем было под тридцать, не больше.
– Что еще?
– Полицейские считают, что это семейные разборки.
– А вы что думаете, Брендон?
Он отпил минералки. Если это доставило ему удовольствие, он ловко притворился. Сказал:
– Я думаю, что кто-то систематически выслеживает и истребляет молодых тинкеров.
– Господи.
– Не произносите имя Господа всуе. Возможно, вам стоит побеседовать с Рональдом Брайсоном.
– Кто это такой?
– Социальный работник, англичанин, работает в обществе «Саймон». У них приют в Фэер-Грин. Все тела были найдены поблизости оттуда.
Я сунул руку в карман, достал несколько купюр и положил рядом с его стаканом. Он спросил:
– Что это?
– За то, что вы потратили время и помогли.
Он подумал, положил деньги в карман и сказал:
– Отдам в церковь.
– У вас есть семья?
– Моя семья – Господь.
Он встал и добавил:
– Кажется, я должен вас поздравить?
– С чем?
– Теперь у вас есть жена.
– Да нет, это слух, выдаваемый за действительность.
– Бог желает вам добра, Джек.
Позже, много времени спустя, Джефф сказал:
– Тебе лучше отправиться домой, Джек.
– Я не хочу домой. Хочу остаться здесь.
– У тебя жена, иди домой. Мне кажется, Кэти очень скоро родит. Мне надо поспать.
– Правильно. Позвони мне, когда наступит время.
– Конечно.
– Обещай.
– Обещаю. А теперь иди.
Подойдя к двери, я осмотрелся, нет ли Тирнансов. Нет, никаких вояк. Пошатываясь, я вошел в дом и крикнул:
– Кики, ты не спишь?
Доплелся до кухни, взглянул на часы. Половина четвертого утра. Как такое может быть? Подумал: «Нюхну кокаинчику, одну полоску, прочищу мозги и посмотрю, не захочет ли Кики всерьез заняться любовью».
Я улыбнулся: план недурен. Кики поймет, что я могу быть настоящим жеребцом. Мне стоит только начать, и я продержусь дольше, чем Стинг. Около чайника лежала записка. Рядом лежали пули из моего девятимиллиметрового. Они сверкали так, будто их кто-то надраил. Прежде чем читать записку, я решил добавить кокаину. Я держал его в холодильнике, между коробками с йогуртом, чтобы был холодненьким. Насыпал полоску, потолще, чем собирался, и вдохнул. Отлетел аж к стене, показалось, в животе дыра образовалась. Я пробормотал:
– Фью.
Затем:
– Оп-ля, веди себя тише, все кругом спят.
Собравшись с мыслями, я на цыпочках пошел к записке… прямо крался к ней. Вот что там было написано:
Джек.
Не «Дорогой Джек». Зловещее начало. Прочел дальше:
Я перебралась в гостиницу. Завтра возвращаюсь в Лондон. Подонок, ты меня унизил, и все же я тебя еще люблю. Не хочу тебя видеть. Я нашла оружие, когда искала порошок для чистки. Ты так меня напугал. Подарок для тебя я оставила на нашей… нет… твоей кровати.
– Вот гадство, – произнес я.
И свалился на пол.
Поздно утром я очнулся, ощущая себя параноиком. Спина затекла, меня вырвало прямо на кожаное пальто, нос болел. Я пробормотал:
– Могло быть и хуже.
Затем перечитал записку. Поплелся наверх и увидел на кровати пакет. Развернул и обнаружил коричневые башмаки от «Бэлли». Очень удобные. Вынул из них всякий мусор, померил. Высший класс. Если нужно будет похоронить меня в ботинках, пусть это будут ботинки от «Бэлли». Я едва не расплакался от жалости к себе.
Я заставил себя принять душ, сунул грязную одежду в стиральную машину, даже кожаное пальто. Включил эту дуру и подумал: с кондиционером для ткани я уже опоздал.
Зазвонил телефон. Я закурил, снял трубку и сказал:
– Алло.
Это была не Кики, но я услышал:
– Звонок из Лондона.
– Что? Киган?
– Угадал, парниша.
– Откуда у тебя мой номер?
– Позвонил в полицию, поговорил с говнюком по имени Кленси. Знаешь, приятель, я ему не понравился.
– Бог ты мой, вау, в смысле, привет.
– И тебе привет. У меня отпуск.
– Отпуск?
– Ну, каникулы, как пожелаешь. Собираюсь сесть на самолет.
– Сейчас?
– Точно. Ты ведь хочешь, чтобы я приехал, так?
– Конечно.
– Ладно, тогда сегодня в одиннадцать. Я буду в том пабе на набережной.
– Сегодня?
– Соберись, приятель, сегодня мы дадим жару.
Он повесил трубку. Я задумался о его приезде, потом решил:
– А почему бы и нет, черт побери?
7
И задолго до последнего вскрика
Робкий шепот
Пробивается,
Попросить о последней песне.
Если мне и снилось что-то, то плохое. Я проснулся в холодном кокаиновом поту и пробормотал:
– Приехали!
Потом протянул руку к Кики, коснулся башмаков от «Бэлли» и прошептал:
– Och, ochon.
Что в переводе с ирландского означало: «О, как, блин, мило».
Разве не так? В своем старом черно-белом шоу Джеки Глисон всегда начинал эпизод с «Надо же, как мило». Я заполз под душ, сделал его максимально горячим и терпел, пока не полегчало. Проверил свой гардероб и услышал припев, который наркотики шептали Ричарду Прайору «Слегка погрустнел, Рич?»
Я надел белую футболку, во всяком случае, она когда-то была белой, брюки и новые ботинки. Они пришлись по ноге идеально, о чем я пожалел, потому что острее почувствовал вину перед Кики.
Алкаши, как поется в песне, самые странные животные на планете, ходячие противоречия. Крис Кристофферсон написал лучшие строки о пьяном отчаянии. Он сам олицетворял «Осознание» Де Мелло. Если вы повнимательнее прислушаетесь к песне «Наступает воскресное утро», вы поймете, что это гимн алкоголиков. Особенно если до вас откуда-то доносится запах жареного цыпленка. Пожалуй, никогда раньше я так не ощущал одиночества. Лондон, дождливый воскресный день, все пивнушки закрыты, ты борешься с ветром на Лэдброук-гроув, и тут, на секунду, до тебя доносится запах домашней еды. И ты понимаешь, в какой ты глубокой жопе.
Я спустился в кухню и взглянул на часы: восемь сорок пять. Вскипятил чай, нашел сухой тост, умудрился съесть немного. Что-то меня тревожило. Решил, что лучше попытаться. Нашел телефонный справочник и набрал номер:
– Алло!
– Добрый вечер, это гостиница «Империал», чем могу вам помочь?
– У вас… остановилась миссис Тейлор?
– Одну минуту, сэр, я проверю.
Одну ужасную минуту мне казалось, что сейчас к телефону подойдет матушка. Потом услышал:
– Извините, у нас никто под таким именем не зарегистрирован.
Клик. Я полистал справочник. Чай остыл, тост засох окончательно. Я продолжал звонить, пока не услышал:
– Да, сэр, у нас останавливалась миссис Тейлор, но она выписалась.
– Она адреса не оставила?
– Мне кажется, она взяла такси до аэропорта.
Я скучал по ней.
Я запихнул мокрое белье в сушку, вместе с кожаным пальто, и сказал:
– Если растаешь, мне глубоко плевать.
Моим вторым пальто был инвентарный номер 8234, моя шинель. Мне продолжали писать, требуя, чтобы я ее вернул. Никогда они ее не получат.
Я застегнулся поплотнее. К кокаину не прикасался, ничего спиртного не пил, но вкус чувствовал на языке. Последний звонок. Набрал номер и услышал:
– Общество «Саймон», чем могу помочь?
– Я могу поговорить с Рональдом Брайсоном?
Услышал крик, ответный вопль, потом голос сказал:
– Рон выходной до завтрашнего полудня.
– Так завтра я смогу с ним встретиться?
– Он будет здесь.
Клик. На один день детективной работы достаточно, пора развлечься. Я проверил бумажник и двинулся в путь. До «У Нестора» каких-то пять минут, рукой подать. Я решил пойти в обход и заглянуть в церковь Святого Патрика, освежить воспоминания. Остановился у грота. Если и молиться, то за Кики. Услышал:
– Ба, глазам не верю, Джек Тейлор молится.
Святой отец Малачи собственной персоной, с самодовольной улыбкой на лице. Он с остервенением приканчивал очередную сигарету. Я сказал:
– Все курите.
– Я только что был с твоей матерью.
– Надо же, ты меня шокировал.
– Шокировал? Бедняжка в глубоком горе с того момента, как тебя увидела. Придумал же… дать ей зубы.
– Это мои зубы.
Он воздел глаза к небесам, как бы прося: «Господи, дай мне силы!» Здорово насобачился. Их этому в духовной школе учат. Он сказал:
– Она никогда этого не переживет.
– Гм. Полагаю, она оправится.
– Что могло заставить тебя так поступить?