– Написать Eire и изобразить трилистник. Как ты думаешь?
– Господи, Киган, куда это тебя заносит?
– Ты пей. Вот, молодчага.
Мы нашли себе столик, и он спросил:
– Как ты провел время с этой цыпкой?
– Да ладно, никто их уже так не называет, кроме Терри Уогена.
– И?
– Все было отменно. Просто дивно.
– У меня тоже. Полночи трахался.
Он говорил громко, с лондонским акцентом, так что насчет «траханья» теперь вся пивнушка была в курсе. Он казался такой свиньей, что никто не рискнул его задирать. Он спросил:
– Ты ходил к этому социальному работнику?
– Брайсону.
– Что-то знакомое.
– Есть еще Билл Брайсон, он пишет о путешествиях.
– Я читаю только Макбейна. Так как все прошло?
Я пересказал. Когда я закончил, он спросил:
– И что говорит твой инстинкт?
– Он их убил.
– Ну, парниша, ты не торопишься?
– Это он.
– И что теперь?
– Надо разузнать о нем все, что возможно.
Он вытащил ручку. К моему удивлению, на вид – золотой «Паркер». Он сказал:
– Мне ее подарила Ансворт.
– Ансворт?
– Черная женщина-полицейский с моего участка.
Я удивился и спросил:
– Ты дружил с темнокожей, с черной женщиной?
Он поднял голову и сказал:
– Во мне многое уживается. Я не совсем такой, каким стараюсь казаться. Как и ты, Джек.
– Я за это выпью.
Мы выпили. Я рассказал все, что знал о Брайсоне. Он сказал:
– Я позвоню по поводу этого клоуна в свою контору. Если эта мартышка из Лондона, мы все на него раскопаем.
– Был бы очень признателен.
– Ну да, только как это выходит, что ты до сих пор не выпил?
Позднее он спросил:
– Каковы планы на ближайшее будущее?
– Как только вызнаю, где он живет, навещу его.
– Я с тобой.
– Уверен?
– Взламывать чужие двери – моя основная специальность, понял? Пока сделаю татуировку… видел такую во «Вдали от дома».
– Ты это смотришь?
– А разве все не смотрят?
В этот момент, сам не знаю почему, я почувствовал к нему глубокую симпатию. Он стоял там, вроде гребаного Попи Дойла, потел и тяжело дышал. К счастью, он исчез, прежде чем я успел что-то сказать. Бармен заметил:
– Джек.
– Ага.
– «Спайс герлз» в девятый раз на верхней строчке.
– Черт, зачем ты мне это говоришь?
– Разве ты не хочешь быть в курсе?
– Господи.
Когда я в последний раз видел «Спайс герлз», я был в таком улете, что плохо соображал. Пош до странности смахивала на молодого Клиффа Ричарда. Я до сих пор не знаю, кому это не нравилось, определенно – Бэкхэму.
Когда я добрался до Хидден Вэлли, я с трудом стоял на ногах. Наконец-то вытащил шмотки из сушки. Они не столько высохли, сколько запеклись. Кожаное пальто могло стоять без посторонней помощи, чего определенно нельзя было сказать обо мне. Я его погладил. Это категорически не рекомендовалось, этикетка грозно предупреждала, черт бы ее побрал: «Никогда не гладьте кожу».
Да пошли они.
Накануне Дня усопших я поехал навестить своих мертвых. Трубочист одолжил мне фургон. Он появился рано утром и поинтересовался моими планами на день. Я объяснил:
– На кладбище Рахун лежат те, кого я больше всего любил и к кому хуже всего относился. Уж больше года я не читал кадиш.
– Ка… что?
– Дань уважения.
Он строго кивнул, такое ему было понятно. Что братья понимали лучше, чем мы, так это печаль. Видит Бог, им было на чем практиковаться. Он спросил:
– Хотите, чтобы я составил вам компанию?
– Нет, мне лучше это сделать одному.
– Я дам вам фургон.
– Вы заплатили за него налог?
Он широко улыбнулся:
– Джек, это в вас говорит полицейский. Поговаривают, вы были справедливым.
– Это надо воспринимать с поправочным коэффициентом.
Через час фургон уже стоял на дорожке ведущей к дому. С цветами. Как и Киган, Трубочист имел свои положительные черты. Я надел костюм, купленный в «Винсент де Поль». Он сидел так себе. Иными словами, его точно шили не на меня. Трубочист выслушал мой отчет о визите к Брайсону и спросил:
– Вы думаете, что это он?
– Да.
– Тогда я его убью.
– Трубочист, попридержите лошадей, надо еще все как следует проверить.
– Тогда я его убью.
– Трубочист, ради бога, перестаньте повторять одно и то же. Вы просили меня помочь, вы должны мне доверять.
– Я вам доверяю.
Сказано без особого энтузиазма.
– Так что пока никого убивать не надо.
– Я подожду.
– Договорились.
Я доехал в фургоне до ворот кладбища, взял охапку цветов. Около входа двое парнишек гоняли мяч. Один спросил:
– Мистер, вы тинкер?
– Какое твое дело?
– Это фургон тинкеров.
– Откуда ты знаешь?
– Нет отметки о налоге.
– Ну… а разве вам стоит тут играть?
Второй парень большим пальцем показал в сторону могил и сказал:
– А им плевать.
Я взглянул ему прямо в глаза и спросил:
– Ты уверен?
Они убежали.
Сначала я поздоровался с отцом. Могу сказать положа руку на сердце, что он был настоящим джентльменом. В старом смысле этого слова. Одна женщина сказала мне однажды:
– Твой папа такой галантный.
Какое замечательное слово. Он его заслуживал.
Затем я разыскал могилу Падрига. Одно короткое время он был королем пьяниц. Он правил своими людьми легко, с юмором. Его сбил автобус, идущий в Солтхилл. Я вылил немного виски на землю. Эта молитва пришлась бы ему по душе.
Затем я навестил Шона, бывшего владельца паба «У Грогана». Мне слишком больно было вспоминать его восторг по поводу краткого периода трезвости в моей жизни. Его убили из-за меня. Этот груз вины я буду нести вечно. Я молча положил розы на его могилу. Пока я пью, он не захочет меня слушать. Да и что я мог ему сказать?
Гадостный признак алкоголика – мне так хотелось выпить, что я ощущал вкус виски на языке.
Четвертая, последняя могила: Сара Хендерсон. Девочка-подросток. Могила аккуратно прибрана, трава выполота, кругом расставлены стихи в рамочках и мягкие игрушки. Все, начиная от Бритни до Барби и куклы Барни. Ее мать пришла ко мне, умоляя доказать, что дочь не покончила жизнь самоубийством. Несколько девушек якобы покончили с собой. Дело было раскрыто. Те девушки были убиты. Но самое ужасное заключалось в том, что Сара действительно покончила с собой. Разумеется, я так и не сказал об этом матери. В то время я был в нее безумно влюблен. Я все сам испортил к чертям собачьим.
Вдруг раздался голос:
– Джек.
На мгновение мне показалось, что заговорила Сара. Затем на меня упала тень. Энн Хендерсон. Лицо сияет, ее незабываемые глаза смотрят на меня. Я собрался с силами и сказал:
– Энн.
Она взглянула на могилу дочери и заметила:
– Ты принес шесть белых роз.
– Ну.
– Ты помнишь, это замечательно.
Я понятия не имел, что мне делать. Попытался собраться с мыслями. Но разве это поможет? Как бы не так. Она внимательно разглядывала меня. Сказала:
– Тебе опять сломали нос. Ох, Джек, что нам с тобой делать?
Нам!
По крайней мере, она могла делать все, что ей заблагорассудится. Наверное, я слабый человек. Она тем временем говорила:
– Но зубы у тебя отличные. Коронки?
– Хмм… вроде того.
Вы можете подумать, что я пришел в себя, сориентировался. Ничего подобного. Она спрашивала, и забота, звучавшая в ее тоне, убивала меня.
– Как ты, Джек?
Я был не в себе, к тому же поддатый и легкомысленный. Сказал:
– Вообще-то я женился.
Это надо было умудриться такое сморозить. Я взмолился в душе, чтобы она не начала за меня радоваться. Она заторопилась:
– Ой, Джек, как чудесно. Кто-нибудь из местных?
– Нет… она… меня бросила.
– Джек.
Мне нужно было знать, что произошло в ее жизни, хотя я и боялся услышать правду.
– А как ты? Все еще встречаешься с этим…?
– Да, мы назначили свадьбу на июнь. Обещай, что придешь.
Не помню, что я сказал. Я поплелся прочь, спотыкаясь о надгробья, матерясь, иногда плача. На боку фургона один из мальчишек нацарапал:
9
Ты держал меня за руку без всякой на то причины.
Я поговорил по телефону с Лаурой. Такой примерно разговор:
– Джек, я соскучилась.
– Господи, да я…
– Могу я тебя увидеть?
– Конечно.
– Потому что Киган встречается с моей подругой. Постоянно. Она даже хочет родить ему ребенка.
– Это точно привлечет его внимание. Слушай, как насчет ужина завтра?
– Ты правда поведешь меня в ресторан?
Почему у меня такое чувство, что она меня заводит? Как только я буду готов, все вокруг подпрыгнут и завопят: «Ату его!»
Поэтому сдерживайся, действуй на первой скорости.
– Давай встретимся в восемь «У Гаравана», начнем оттуда.
– Я специально для тебя приоденусь, Джек.
– Не сомневаюсь.
Я постепенно отошел от ежедневного употребления кокаина. Это меня подбадривало. Лег спать рано и, казалось, едва заснул, как зазвонил телефон. Бросил взгляд на часы – четыре. Убью, если дело не важное.
– Джек, да неужто я тебя разбудил?
– Кто это?
– Думал, ты будешь всю ночь жрать виски.
– Брайсон?
– Ты ведь раньше звал меня Роном, так? Будь же дружелюбным, Джек.
– Что-нибудь надо?
Я расслышал в его голосе игривость и вкрадчивость.
– Я хотел с тобой подурачиться, Джек, как ты сегодня со мной.
– Ты уже меня достал, приятель.
– Пытался узнать про меня поподробнее, так, Джек?
– Откуда… Разве тебе есть что скрывать?
– А я что, главный подозреваемый? Но ты, увы, вовсе не Хелен Миррен.
– А тебе хотелось бы, Рон, быть подозреваемым?
– Не смей говорить со мной снисходительным тоном, ты, кусок дерьма.
– Bay… гляжу, у тебя на пьяниц стоит… верно, Рон?
– Как ты смеешь обсуждать меня. Ты вот о чем подумай, мистер частный хрен… Энн Хендерсон.