У меня перехватило дыхание. Он это уловил и сказал:
– Я удивил тебя, правда, Джек? Теперь ты начинаешь понимать, с кем имеешь дело.
Мне сразу понадобилось несколько вещей, прежде всего сигарета, но, блин, я не видел пачки, поэтому сказал:
– Я знаю, с кем я имею дело.
– Умоляю, поведай мне.
Последние слова сказаны фальцетом.
– С идиотом, который мастурбирует у стекла.
– Дом 8Б, Хидден Вэлли, я ничего не перепутал, Джек?
Он снова удивил меня. Он продолжил:
– Может, заскочу, застану тебя врасплох.
– Ты мне угрожаешь, Рон? Я плохо реагирую на угрозы.
– Привыкнешь. Увы, мне надо составить список пьяниц на завтра, чтобы уделать их.
– Уделать?
– Ну да, Джек. Скоро сам увидишь.
Клик.
Матерясь, я вылез из постели. Куда подевались эти долбанные сигареты?
Я не смог поймать Кигана на следующий день: он ездил по Коннемаре. «Да поможет им Господь», – подумал я.
Трубочист защищал свое положение вожака клана. В буквальном смысле. Время от времени устраивались состязания. Выводили молодых бычков, и молодежь справлялась с ними голыми руками. Эти своеобразные родео обычно устраивались в окрестностях Маллингара и привлекали массу зрителей. Притягивала их главным образом возможность делать ставки. Там проигрывались целые состояния. Никто не мог похвастать таким изобилием наличных денег, как братья. Полицейских заблаговременно оповещали о месте и времени. Они проявляли завидное рвение и оказывались совсем в другом графстве. Это приводило в восторг прессу, которая на первых полосах рассказывала, как они останавливали невинных автомобилистов. Я обещал позднее приехать. Но не был уверен, что мне захочется.
Я договорился встретиться с Брендоном Флодом. Он предложил «Супермак». Пришел раньше и занял столик. Два негра убирали со столов – признак новой Ирландии. Я было поздоровался с ними, но, похоже, только напугал. Господи, когда они полюбуются на то, что вываливается из дверей пивнушек и клубов в четыре утра, они поймут, что такое страх. И таксисты, и полицейские в это время стараются держаться подальше от зоны боев. Эти ребята знают, чем рискуют.
Брендон появился в костюме, на удивление похожем на тот, что я недавно приобрел. Я сказал:
– У них сухая чистка бесплатно.
– У кого?
– «Винсент де Поль».
– Откуда вы знаете?
– Я же детектив.
Он оглянулся, и я спросил:
– Почему вы назначили встречу именно здесь?
– У них замечательные чипсы с карри.
– Хотите?
– Нет, нет. Я отказался от них себе в наказание.
Я решил не заострять. Только открою кран всей этой церковной мутоты. Я передал ему пачку денег и сказал:
– За работу.
– Что вам от меня нужно?
– Адрес Рональда Брайсона и время, когда его нет дома.
Он кивнул и спросил:
– Вы с ним встречались?
– Да.
– Это он?
– Это он.
На свидание я взял с собой мобильник. Я вообще редко его с собой ношу. Мне следует чаще выбираться из дому. Когда он звонит, во мне поднимается все дерьмо, и я клянусь: «В последний раз». Мой номер есть только у Джеффа, Трубочиста и Кигана. Некоторая видимость контроля.
Я оделся напоказ. Напялил отныне скрипучую кожу. Один день под дождем в Голуэе, и все пройдет. Нацепил белую рубашку и выгоревшие мягкие джинсы. Когда вы их надеваете, все ваше тело покачивается под музыку благодарности. Они почти совсем белые, нечто между варенкой и полным разрушением. И башмаки от «Бэлли». Ах, Кики.
Когда я шел по городу, ко мне подошли двое полицейских. Им вместе, пожалуй, было лет двадцать.
Я их поприветствовал. Они сказали:
– Сэр.
Сколько же им лет?
В пивнушке было шумно. Там все еще собирались старожилы Голуэя. Школьный приятель сказал:
– Джек.
Я ответил:
– Лайам.
И все. Теплота по-ирландски в лучшем своем проявлении. Мне годится.
Лаура сидела в конце зала. То, что было на ней надето, и комбинацией не назовешь. Все на виду. Она покрутилась передо мной. Я сказал:
– Ух ты!
– В самом деле «ух ты»?
– И даже больше.
Я призадумался: если она сядет, где будет это платье? Она сказала:
– Называется «в облипочку».
– Не стану спорить.
Я бы назвал это сооружение носовым платком, но меня никто не спрашивал. Пахло от нее дивно, о чем я незамедлительно ей сообщил. Она сказала:
– Французские.
– Ну, разумеется. Что будешь пить?
– «Метц».
Я решил, что она шутит, и спросил:
– Ты шутишь?
– Нет, я всегда это пью.
– Это же спирт, в нем 100 градусов, его пьют алкаши.
Она растерялась и объяснила:
– Это подают в серебряной бутылочке со шнапсом и апельсином, написано «Метц» черными буквами.
– Ах, вот ты о чем.
Я ощутил себя полным идиотом и отправился к стойке. Целые полки этого пойла рядом с другими бутылками. Вернулся с бутылочкой и кружкой пива.
– Тебе стакан нужен?
– Господи, да нет.
В моей юности мы пили из бутылок, потому что не было стаканов. Зазвонил мобильный. Я не собирался отвечать, но что если Трубочист попал в беду?
Звонил Джефф. В голосе звучала тоска.
– Джек.
– Джефф. Как дела?
– Кэти родила.
– Замечательно. Она в порядке?
– Не знаю. Ты не мог бы заехать?
– Уже еду.
Я сказал Лауре. Она спросила:
– Мальчик или девочка?
– Гм…
– Сколько весит?
– Гм…
– Джек.
– Господи, Лаура, это все женские вопросы, мужикам они и в голову не приходят. По крайней мере, тем, кого я знаю.
Она сказала:
– Тебе лучше идти.
– А ты?
– Можно мне подождать в Хидден Вэлли?
– Разумеется.
Я дал ей ключи. Она обратила внимание на чудотворную медаль и спросила:
– Ты веришь в Пресвятую Богородицу?
Уж эти ирландские женщины, всегда найдут, чем тебя достать. Они все смешивают – грубую реальность и выдумку. Как только вы умудряетесь разобраться, они снова все запутывают. Я сказал:
– Мне подарил ее Джефф.
– Тогда с ребенком будет все хорошо.
Она наклонилась, крепко меня поцеловала и сказала:
– Я по уши в тебя влюблена.
Ну вот, что я говорил, поди в них разберись.
10
Время Серины Мэй.
Я поймал такси на Доменик-стрит. Таксист сразу начал:
– Вы знаете, в чем беда с «Манчестер юнайтед»?
Когда я вылезал из машины у больницы, он спросил:
– Знаете, кто виноват?
Джефф сидел в зале ожиданий. Он сразу предложил:
– Давай выйдем. Мне надо закурить.
– Ты же бросил.
– Джек… ты еще будешь читать мне мораль?
Справедливо. Он выглядел ужасно. Я бывал в таком разобранном состоянии так часто, что меня не удивило, что кто-то еще может так же развалиться на части. Я ничего не сказал. Дал ему сигарету, щелкнул «Зиппо», и он поспешно втянул дым, заметив:
– Если бы был кокаин, я бы сейчас приложился.
Все то время, что я знаком с Джеффом, он всегда держал себя в руках. Никогда не суетился, не бывал в скверном настроении, просто плыл по течению. Сейчас жизнь схватила его за яйца. Я спросил:
– Мне надо тебя поздравить… может, купить сигары?
– Она родила ребенка.
– Мальчик или девочка и… какой вес?
– Девочка. Откуда я знаю про вес? Она совсем малюсенькая.
Все, понял. Вот в чем разница. Джефф из «Большого Лебовски» был отцом. Этот тон. Из хиппи прямиком в родители. Удивительно. Вот и с ним такое сейчас происходило.
– Мы здесь весь день проторчали. Кэти, она просто золото. Затем в шесть часов они сказали, что будут резать. Я совсем скис, Джек. Пришла сестра, принесла мне ее побрякушки. Я решил, что она умерла. Мать твою, весь мир рухнул. Если я ее потеряю – мне конец.
Он на мгновение замер, потом снова продолжил:
– Без десяти семь они все появились. «Поздравляем, вы отец», но как-то без особого энтузиазма. Я понял, что-то не так. Они показали мне маленький сверток, мою дочь. Джек, я ничего не понимаю в младенцах, но она казалась какой-то… вялой. Подошел педиатр и сказал: «Мне очень жаль, но у вашей дочери синдром Дауна».
Я испугался, что он отключится.
– Джефф, приятель, может, тебе чего-нибудь принести – чаю, кофе… выпить?
Он взял еще сигарету, но не тронул зажигалку и снова заговорил:
– Я ничего не мог толком сообразить, что это такое: киста, фиброма, еще какой-то кошмар? Я слышал слова, но не понимал смысла. Вроде как мелодия есть, а слов не разобрать.
Он долго молчал, стараясь отдышаться, потом сказал:
– Ладно, там один мужик все объяснил. У нее лишняя хромосома. Она будет медленно развиваться, ей потребуется год на то, что у других детей займет полгода. Я пошел к Кэти, и знаешь, что она сказала, Джек?
Я отрицательно покачал головой. Говорить? Я даже курить не мог.
– Она сказала: «Милый, я тебя подвела». Я эти слова до могилы не забуду. Медсестра протянула мне ребенка, и Кэти спросила: «Ты любишь ее, милый?»
Он с трудом поднялся на ноги, отдал мне незажженную сигарету и сказал:
– Нет, я не буду курить.
– Молодец, тебе еще дочь растить.
Они назвали ее Серина Мэй. Попросили меня стать ее крестным отцом. Джефф пригласил меня навестить мать и дочь. В больничной палате я чувствовал себя незваным гостем. Сначала я отказывался, не хотел быть крестным отцом, уверял их, что не подхожу.
Кэти многозначительно взглянула на меня, и я поспешил сказать:
– Почту за честь быть ее крестным.
Джефф протянул мне ребенка, я начал, как обычно делают мужики, протестовать, и Кэти сказала.
– Да будет тебе, начинай оказывать на нее дурное влияние.
Я взял малышку. Крошечное существо, весит не больше полпинты. Она открыла глаза и взглянула на меня. Я заметил:
– Она строит мне глазки.
Джефф сказал:
– Она все понимает про легавых.
И тогда, на мгновение, я сообразил, что хотел сказать Томас Мертон. У Серины не было лишней хромосомы, это у нас, нормальных людей, не хватает одной хромосомы, искорки не хватает. Если бы я мог удержать этот момент, я бы побольше набрался энергии. Мне бы уже не требовалось забыться. Осознание этого потрясает, немногие умеют с этим справиться, а я еще меньше других.