[5] и наполовину вернувшись». Еще один писатель, прошедший через помешательство и самоубийство.
Зазвенел звонок. Трубочист практически впал в дверь. Под глазом фингал, на лице ссадины, костюм порван, на волосах кровь. Он прохромал к креслу и сказал:
– Виски, пожалуйста, Джек Тейлор.
Я налил ему большую порцию. Он выпил залпом, и я протянул ему сигарету. Спросил:
– Дрались в костюме?
– Это не был вызов.
– Что-то другое, так?
– Верно, что-то другое.
Он остановил на мне свои темные глаза и спросил:
– Что вы теперь думаете о тинкерах?
– Вам это интересно?
– Сегодня… да.
– Я с вами работаю, и мне это нравится.
Он не отвел глаз.
– А если бы мы жили в соседнем доме, Тейлор, как бы вы к этому отнеслись?
– Обрадовался бы.
Он коротко рассмеялся:
– Что-то слабо верится.
– Вы мне не верите?
– Пойдемте.
Фургон стоял в аллее, на крыльях и дверцах глубокие вмятины.
– Господи, что случилось, в вас швыряли камнями?
– Вы угадали.
Он завел фургон и спросил:
– Вы знаете что такое дневка?
– Место, куда селят племя, вроде турбазы.
Это его позабавило. Он пробормотал:
– Турбаза, как обычно это звучит.
От этих слов так и несло снисходительностью. Я сказал:
– Слушайте, Трубочист, последите за тоном. Что бы ни случилось, я в этом участия не принимал. Я же с вами, припоминаете?
Горечь спустилась от его глаз ко рту, заставив губы подергиваться. Он потрогал губы и сказал:
– Вы из постоянных жителей. Пусть вы считаете себя вне закона, все равно вы один из них.
Я сделал вид, что пропустил его слова мимо ушей, но мне они чертовски не понравились. Достал сигарету.
Трубочист приказал:
– Прикурите две.
Ребенку во мне захотелось крикнуть:
– Купите свои.
Я прикурил сигареты и протянул одну ему. Он сказал:
– Я обидел вас, Тейлор.
– Не берите в голову, приятель.
Он сосредоточился на дороге. Никотин усугубил напряжение. Он остановился у Дэнган-хейтс, и мы вылезли из машины. Он кивнул в сторону долины и сказал:
– Смотрите.
В основном я мог видеть только дым. Я спросил:
– Пожар, горит кустарник. Ну и что?
– Это и есть… турбаза.
Приглядевшись, я рассмотрел бродивших в дыму людей. Мужчины, прихрамывая, пытались залить огонь водой. Босоногие дети плакали, держась за юбки своих матерей. Не осталось ни одного целого фургона. Те, что не горели, уже превратились в головешки или были перевернуты.
Я спросил:
– Где же полиция?
Он презрительно фыркнул и ответил вопросом на вопрос:
– Вы новости слушали?
– Конечно.
– Об этом вот что-нибудь передавали?
– Нет.
– Потому что это не новости.
– Кто это сделал?
– Добропорядочные граждане, которые ходят в церковь.
Я вспомнил свою матушку и не стал спорить. Взглянул на его волосы и одежду и догадался:
– Вы там были.
– Да, только я поздно приехал. Хотя ничего бы не изменилось. Но мне удалось помешать двоим из них кастрировать моего кузена.
– Это напоминает «Солдата Блю».
– Это напоминает сегодняшнюю Ирландию.
– Что вы теперь будете делать?
– Снова строить. Мы так всегда поступаем.
– Не знаю, что и сказать.
Он хлопнул меня по руке и предложил:
– Пойдемте, я отвезу вас домой.
– Может быть, мне туда спуститься, помочь чем-нибудь?
– Вряд ли там сегодня, да и много дней спустя благосклонно посмотрят на постоянного жителя города.
Назад мы ехали молча. У дома я сказал:
– Позвоните, если я смогу что-то сделать для вас.
– Мне нужно одно, Джек Тейлор.
– Говорите.
– Найдите того, кто убивает моих парней.
12
Каких законов испугаетесь вы, если, танцуя, споткнетесь о ничейные железные цепи?
Я понятия не имел, как мне добраться до Рональда Брайсона. Наиболее привлекательной казалась мысль пристрелить его. Но где взять доказательства, черт побери? Можно начать молиться, но я как-то не особенно верил в силу молитв. Считал, что вере с этим негодяем не справиться.
Поэтому я занялся тем, чем обычно занимался, когда не знал, что делать. Принялся читать. Считайте, что я таким образом прятался. Я полагаю, что успокаивался. Моей последней находкой стал Роберт Ирвин. Мой автор, выпускник Кэмбриджа и законченный наркоман. Я бы с удовольствием прошелся с ним по пивнушкам. Только что переиздали его блистательную безумную книгу «Я нужен Сатане». События происходят в Лондоне в 1967 году. Описать книгу невозможно. Она так меня захватила, что я попросил Винни найти для меня «Изысканный труп» – про сюрреализм 1930-х. Такие книги обычно не читают на западе Ирландии, если есть полоска кокаина и солидный запас виски, но, бог мой, это, безусловно, усиливает кайф.
Я собирался закончить перечитыванием Джеймса Сэллиса. Особенно его романов про Лью Гриффина. После этого я готов был бы встать на путь нанесения увечий. Зазвонил телефон, я глотнул виски и снял трубку.
– Джек!
– Лаура?
Она рыдала, с трудом переводя дыхание. Я сказал:
– Тихо, тихо, детка. Я здесь. Только скажи мне, где ты.
– В телефонной будке на Айр-сквер.
– Не двигайся, я сейчас приду.
Я нашел будку и в ней Лауру в истерике. Когда я открыл дверь, она вздрогнула. Я сказал:
– Будет, будет… шшш…
Я обнял ее, и проходившая мимо женщина с ненавистью взглянула на меня. Я сказал:
– Я этого не делал.
– Все вы так говорите.
Лаура сунула мне в руки смятый пакет с логотипом «Живаго»:
– Я купила тебе подарок, Джек.
Это меня почти прикончило. Добавьте это чувство к бешеной ярости, и вы получите мощное взрывное устройство. Я усадил Лауру на скамейку. На другом ее конце дремал пьяница и что-то мурлыкал. Мне показалось, что из репертуара Бритни Спирс.
Вот и удивляйтесь.
Я спросил:
– Что случилось, милая?
– Я разговаривала с Диклэном в «Живаго», когда заметила того человека.
Как будто я должен догадаться. Я спросил:
– Какого человека?
– Англичанина, который приходил в твой дом.
– Брайсон.
– Он вышел за мной из магазина.
– Тебе надо было сказать Диклэну, он бы его отметелил.
– Я не хотела никакой заварушки.
Зло процветает и распространяется, потому что порядочные люди не хотят устраивать заварушку. Она продолжила:
– Он меня напугал. Я уже дошла до «У Фоллера», когда он меня догнал. Сказал: «Не надо так торопиться. Я не собираюсь тебя трогать. Только хочу, чтобы ты кое-что передала нашему Джеку. Сможешь?» Я согласилась, и он плюнул мне в лицо.
Я вытер ей лицо, как будто слюна там еще осталась. Я едва не ослеп от ярости. Поднял ее со скамейки и сказал:
– Я отведу тебя к своим друзьям, хорошо?
Она прижалась ко мне и взмолилась:
– Так ты не позволишь ему меня обидеть, Джек?
– Гарантирую, радость моя.
Я отвел ее к Джеффу. Он стоял за стойкой, охранник сидел на своем привычном месте. Я посадил Лауру на жесткий стул и подошел к стойке. Охранник сказал:
– Еще одна жена?
Я обратился к Джеффу:
– Эта девушка в шоке, ты не присмотришь за ней некоторое время?
Он поднял брови и ответил:
– Я позову Кэти.
– Как Серина Мэй?
– Неплохо.
– Я вернусь через несколько минут.
Я был как безумный. Попадаться мне на глаза в этот момент не стоило.
Джефф заметил:
– Не делай ничего опрометчивого.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он поднял руки, сдаваясь, и сказал:
– Эй, парень, отступи. Ты бы видел свое лицо.
Я ушел.
Когда я почти бегом мчался по Форстер-стрит, кто-то позвал меня по имени. Я не обратил внимания. Почувствовал, что кто-то схватил меня за руку. Круто повернулся и увидел Кигана.
– Сбавь темп, парниша, – сказал он.
– Пошел на хер.
Он не выпустил моей руки и сказал:
– Давненько никто мне такого не говорил, Джек.
– Так ты отпустишь мою руку?
– Сначала скажи, что ты собираешься делать.
Я глубоко вздохнул. Моя мать гордилась бы таким вздохом. Почувствовал, как белый туман ярости слегка рассеивается. Но я не хотел терять запал. Сказал:
– Собираюсь оторвать этой сволочи голову.
– Не слишком умно, Джек.
– Плевать мне, умно или не умно. Ты сам сказал, что уничтожил бы любого, кто посмел бы коснуться твоей женщины.
Он кивнул:
– Но без свидетелей. Давай я туда поднимусь, посмотрю что и как. А ты поболтайся здесь, покури, сообрази, что будешь делать.
Звучало разумно, поэтому я сказал:
– Разумно.
– Ладно, скоро увидимся.
Я смотрел, как он свернул к «Саймону». Даже на расстоянии вы могли почувствовать в его фигуре скрытую угрозу. Я старался не думать о том, что мне хотелось с этим ублюдком Брайсоном сделать. Сел на низенькую стену, где часто собирались стайки пьяниц. Спирт, который они здесь лакали, не разливался по красивым бутылкам и не продавался в приличных пабах. Нет, это был грубый сырец, который в юго-восточной части Лондона называют «Джек» или «Белая леди». Сто градусов. Мне несколько раз приходилось его пробовать.
Я стал думать о книгах. Томми Кеннеди как-то сказал: «Бывают периоды, когда книги становятся единственным прибежищем. Тогда ты читаешь со страстью, как будто от них зависит твое спасение».
Моя жизнь и, несомненно, моя психика прибегали к этому спасительному средству множество раз в особо мрачные дни. Я решил добыть Джеймса Саллиса и его биографию Честера Хаймса. Я уже перечитал всего Дэвида Гейтса. Его «Джерниган» была бы описанием моей жизни, если бы мне удалось получить нормальное образование.
Я услышал:
– Джек!
Очнулся и взглянул на Кигана. Он спросил:
– Господи, Джек, где это ты был?
– Я здесь.