Я взглянул на него и сказал:
– Оно и видно: ты теперь человек с большим весом.
Я снова перечитывал Дерека Раймонда и отметил такой абзац:
Мне думается, что неважно, женаты вы или нет, устроены в жизни и живете вы с пташкой или нет, некоторые из них просто имеют ваш номер, как бомбы во время войны; и даже если они вам не слишком нравятся, вы все равно не можете ничего поделать – разве что вы согласны провести всю жизнь, споря с судьбой, и, возможно, одержать верх, если будете настойчивы, но я человек не того типа.
Несколько следующих дней я не высовывался. Случилась удивительная вещь. Я стал меньше пить. Необузданная тяга к наркотикам ослабела. Теперь я ощущал лишь смутную потребность, с которой мог бороться. Боялся: если выйду, нервы сдадут. Почитал Мертона в тщетной надежде на духовное насыщение. Ничего не получил.
По правде, он чертовски меня раздражал. Обычно это предшествовало резкому срыву. Когда позвонила Лаура, я сказал:
– Лапочка, у меня грипп.
– Я приду и полечу тебя.
– Нет-нет, я тут напичкан лекарствами.
– Я хочу тебя видеть, Джек.
– Но не такого больного.
– Мне без разницы.
– Господи, сколько раз надо повторять, не надо тебе видеть меня больным.
– Мне все равно.
– А мне нет. Самое большее три дня, и я буду в порядке.
И она раздражала меня. Мне трудно было бы назвать что-то или кого-то, кто бы меня не раздражал. На второй день затворничества раздался звонок в дверь. Открыл и увидел одного из тинкеров. Я как-то видел его вместе с Трубочистом. Я рявкнул:
– Что надо?
– Трубочист велел проверить, все ли с вами в порядке.
– Проверил – и иди.
Я попытался закрыть дверь. Он протянул руку и сказал:
– Меня зовут Мики, могу я на минуту зайти?
– Минуту, не больше. Часы тикают.
Он вошел и огляделся. Я спросил:
– Что ты ищешь?
– Ничего. Здесь у вас мило.
Он говорил размеренно, как будто пробовал каждое слово на вкус. Спросил:
– Стакан воды не дадите?
Я дал ему воды, он выпил и сказал:
– У меня постоянная жажда. Наверное, это из-за ломтиков, которые я ел на завтрак.
– Мики, почему у меня ощущение, что ты что-то затеваешь?
– Я когда-то здесь жил.
– Трубочист говорил, здесь жила семья.
– Нет, только я.
– Почему ты уехал?
– Трубочист выставил меня из-за вас.
Я зажег сигарету, выдохнул дым ему в лицо и сказал:
– А, ты, выходит, обижен.
Он сжал стакан и заметил:
– Я бы не возражал, если бы вы это заслужили.
– Я нашел наиболее вероятного подозреваемого.
– И где же он?
С меня хватило. Я так и сказал:
– Хватит с меня. Что-нибудь еще?
– Нет. Я не могу одолжить у вас какую-нибудь книгу?
– Ты читаешь?
– Вы считаете, что тинкеры не читают?
– Помилосердствуй. Я не в настроении для такой беседы.
Он не шевельнулся и сказал:
– Так как насчет книги?
Я пошел к двери:
– Запишись в библиотеку.
Стоя на ступеньке, он сказал:
– Вы не разрешите мне взять книгу?
– Купи себе сам.
И я захлопнул дверь перед его лицом.
Снова зазвенел звонок. Я распахнул дверь, готовясь к драке. Но это оказался сосед. Я сказал:
– О…
Он выглядел неопрятным даже в свои лучшие дни. Сейчас у него был такой вид, будто его вывернули наизнанку и вытерли об него ноги. В руке он держал бутылку. Сказал:
– Poitin.
– Гм… спасибо… право, не знаю.
– Я купил карточку лотереи и выиграл.
– Много?
– Вот уже неделю пью.
– Так много?
– Вчера я был в человечном пабе.
– Что?
– Ты открываешь дверь, и все поют «Я всего лишь человек».
Я посмотрел бутылку на свет. Жидкость чистая как слеза.
– Настоящее зелье.
Он содрогнулся и сказал:
– Могу поручиться.
– Я думал, полиция запрещает это продавать.
– Я у полицейского и купил.
– Само по себе гарантия.
– Лучше не бывает.
18
…и стало мне ясно, что то неведение, которое я тщательно прятал, на самом деле является моей самой незыблемой сутью…
Еще один день растительного существования. По радио неизвестно почему передавали интервью с Мохаммедом Али. Я почти не слушал, пока Али не сказал: «Человек, чьи взгляды в пятьдесят остались такими же, как в двадцать, даром потратил тридцать лет своей жизни».
Я тут же выключил этого нытика.
Господи.
Решив, что пришло время возвращаться к преступлениям, хотя бы на бумаге, я начал рыться в книгах Лоуренса Блока. Читал его по диагонали, особенно те места, где его главный герой Мэтт Скаддер пространно рассуждает об излечении от алкоголизма. По очень тонкому льду ходит. Хуже того, в одном месте он пытается объяснить разницу между алкоголиком и наркоманом. Я чувствовал себя между молотом и наковальней, поскольку уже принял таблетку, нюхнул дури и не забываю про бутылку poitin в буфете. Как обычно.
Он пишет:
«Покажите закоренелому наркоману райский сад, и он скажет, что хочет, чтобы там было темно, холодно и противно. И чтобы там не было никого, кроме него».
Я встал и взял сигарету. Мне не понравился этот абзац. Поставил альбом Джонни Дьюхана «Пламя». Самый лучший выбор для моего раздолбанного состояния. После третьей песни я расслабился и сказал: «Ладно».
И вернулся к Блоку.
«Разница между пьяницей и наркоманом в том, что пьяница может свистнуть ваш бумажник. Наркоман тоже, но он обязательно поможет вам его искать».
Я отложил книгу и сказал: «Хватит, пора вылезти наружу».
И вышел, сам себя жалея.
Проходя мимо кафе, я вспомнил о последнем свидании там с Киганом. Почему-то вдруг взял и зашел, заказал двойной капучино и круассан с миндалем. Попросил продавщицу:
– Не сыпьте ничего сверху.
Она удивилась и спросила:
– Как вы можете его пить без этого?
– С большим удовольствием, ясно?
Сел у окна, позволил миру течь мимо.
Славно? Да как в раю. Помогает заглушить мечты о кокаине. Подошла женщина и спросила:
– Вы Джек Тейлор?
Я умудрился с полным ртом проговорить:
– Да.
– Могу я с вами поговорить?
– Конечно.
Ей было далеко за пятьдесят, но она выглядела неплохо. Носила костюм а-ля Маргарет Тэтчер. Что сразу меня насторожило. Она села, уставилась на меня немигающим взглядом и спросила:
– Вы меня знаете?
– Нет, не знаю.
– Миссис Нилон, мать Лауры.
Я протянул было руку, но она с презрением взглянула на нее и сказала:
– Мы ведь с вами примерно одного возраста, так?
Пенка на моем кофе давно осела. Я не хотел заострять, поэтому сказал:
– Плюс-минус десять лет.
И напрасно. Она бросилась в атаку:
– Вряд ли Лаура подходит вам по возрасту, разве не так?
– Миссис Нилон, наши отношения несерьезны.
Она сверкнула глазами:
– Как вы смеете? Моя дочь в вас влюблена.
– Полагаю, вы преувеличиваете.
Она встала и громко потребовала:
– Оставьте ее в покое, похотливый козел.
И выскочила из кафе.
Все в зале смотрели на меня с укоризной. Я взглянул на пирожное, свернувшееся от стыда, и подумал:
– Все едино слишком сладко.
Капуччино вообще уже никуда не годился.
Когда я вышел оттуда, мне припомнилась строчка из Борхеса, которую часто цитировала Кики: «Проснулся бы, кабы утро приносило забытье».
Я попробовал утешить себя старым высказыванием жителей Голуэя:
«Это кафе для деревенщины. И еще для коммивояжеров».
Провались оно все пропадом.
Позвонил Лауре, которая воскликнула:
– Тебе лучше?
– Что?
– Твой грипп уже прошел?
– А, да.
– Я так рада. Я купила тебе открытку с пожеланием скорейшего выздоровления, там Снупи нарисован, а я ведь не знаю, любишь ли ты его. Джек, мне так хочется узнать о тебе побольше, до смерти хочется. Я прямо сейчас приеду.
– Лаура, послушай… я не смогу… я не буду с тобой встречаться.
– Ты хочешь сказать, сегодня?
– Сегодня и в любой другой день.
– Почему, Джек? Я сделала что-то не так? Разве я…
Я должен был положить этому конец, поэтому сказал:
– Я познакомился кое с кем.
– О господи, она хорошенькая?
– Она старше.
И я повесил трубку.
Видит Бог, практически всю свою жизнь я ощущал себя паскудно. Когда я стоял с мертвой трубкой в руке, я чувствовал, что погружаюсь еще глубже. Подошел к буфету, достал бутылку poitin и услышал, как зазвенел дверной звонок.
– Блин, – выругался я.
Протопал к двери и резко распахнул ее. Это был Брендон Флод, экс-полицейский, религиозный полудурок и кладезь информации. Я сказал сквозь зубы:
– Подаю только в офисе.
Он удивился и сказал:
– Я не прошу милостыню.
Я прошел мимо него, осмотрел дверь. Он вопросительно взглянул на меня. Я сказал:
– Решил, что там висит объявление: «Конгресс придурков».
Вошел в дом и провел его в гостиную. Бутылка с poitin, как маяк, светилась на кухонном столе. Я указал ему на диван, и он сел. Он принес с собой потрепанный кейс, который положил на колени. Сказал:
– Вы лучше выглядите, Джек.
– Живу праведно.
– Наши молитвы услышаны, аллилуйя.
– Что вы хотите?
Он открыл кейс и начал перебирать бумаги:
– Вы в курсе, что такое судебная психология?
– Не слишком.
– Несмотря на то что полиция не заинтересовалась убийствами этих молодых людей, нашелся судебный психолог, которого заинтриговала эта ситуация, и он стал ее изучать.
– Он видел все тела?
– Да.
– Зачем ему это?
– Он книгу пишет.
– И вы его знаете… откуда?