– Мы молимся в одной группе.
– Ну, конечно.
– Вот к каким выводам он пришел.
Убийца – мужчина лет тридцати с небольшим. Холостяк, единственный ребенок в семье. Высокий коэффициент интеллекта. Искусный мастер. Водит переделанный фургон. В детстве мучил или убивал животных. Рано научился притворяться. По мере взросления имел небольшие стычки с законом, но никогда не повторял своих ошибок. На определенной стадии сделал попытку напасть на другого мужчину. Если вы с ним встретитесь, то увидите, что он вежлив, хорошо говорит, образован, но совершенно бесчувствен. Он просто отсутствует. Чувство сожаления ему неведомо. Его характерные черты – мания величия и скрытая враждебность. Психиатрический диагноз: нарциссическое разрушение личности и плохой контроль за поступками. Насилие неизбежно. После первого убийства испытывает сексуальное удовлетворение. После этого он уже не может остановиться.
Флод замолчал и спросил:
– Нельзя ли попросить стакан воды, пожалуйста?
Прямо как Ричард Дрейфус в «Челюстях». Я налил воды, подумал, не плеснуть ли туда poitin, но вовремя остановился. Когда он брал у меня воду, рука у него тряслась. Я сказал:
– Бог мой, это дерьмо и в самом деле вас достало.
– Пожалуйста, не ругайтесь. Да, зло сильно меня тревожит.
Я сел, закурил и сказал:
– Очень впечатляет, но к чему все это? Я уже знаю, кто убивал.
Он жадно выпил воду, можно сказать залпом, и заметил:
– А, мистер Брайсон. Именно потому я и пришел. Я не уверен, что он подходит под это описание.
– Описание – чушь собачья. Где ты находишься, по твоему мнению? Очнись. Ты – бывший полицейский без всякого будущего, играющий в детектива. Я знаю, как это все печально. Ты молишься, я пью, и, может, кто-то пожалеет наши заблудшие души.
Он обалдел от моего выпада. Откинулся на диване, будто я его ударил. В каком-то смысле, я и ударил. Он долго молчал, затем произнес:
– Я никогда не ощущал всей глубины вашей горечи. Мне очень жаль, что вы в таком отчаянии.
– Черт, Флод, прекрати. Не нужна мне твоя жалость.
Он глубоко вздохнул и сказал:
– Джек, эти определения на удивление точны.
– И что?
– Если бы это был Брайсон, он бы не пустился в бега.
Я встал и заявил:
– Это он.
Он тоже встал и взмолился:
– Джек, пожалуйста, послушайте. У вас есть этот приятель, английский полицейский, попросите его проверить Брайсона, узнать, соответствует ли он этому описанию.
– Что-нибудь еще?
– Джек!
Я проводил его до двери и сказал:
– Скажи приятелю, что я куплю его книгу.
– У вас жестокое сердце, Джек Тейлор.
– Все так говорят.
И я захлопнул дверь.
В тот день телефон звонил не переставая. Я его не слышал. Я был в далеком улете.
19
В тот день вы обретете уединение, к которому так давно стремились. Не спрашивайте меня, когда это случится или каким образом, в пустыне или в концентрационном лагере. Это не имеет значения. Поэтому и не спрашивайте меня, я все равно не скажу. Вы не узнаете, пока туда не попадете.
Любителям poitin часто снятся одни и те же сны. В начале шестидесятых популярностью пользовалась сентиментальная пластинка под названием «Скажи Лауре, что я ее люблю». Парень в этой песне погибает, разбившись на мотоцикле. Мне тоже приснился похожий сон. Парнем был Джефф на своем «харлее», а моя Лаура звала меня по имени. Я был весь покрыт лебедиными потрохами, и Кленси наступал на меня с мачете в руке.
Пришел я в себя на заднем дворе под проливным дождем. Понятия не имел, как я туда попал. Рядом валялись осколки разбитой о стену бутылки из-под зелья.
Я вполз в прихожую, где меня вывернуло наизнанку, причем блевотина потоком стекала по промокшей одежде. Жутко мучила жажда. Я умудрился встать и содрать с себя грязные тряпки. Засунул их в стиральную машину и поставил ее на максимум. Затем пришлось снова ее открыть, причем вода потекла на пол, и насыпать туда стирального порошка. Снова захлопнул. Побрел в кухню и отыскал банку «Хейнекена». Порезал пальцы, пока открывал банку. Пробормотал: «Благодарю тебя, Господи».
Выпил половину и тут же все выблевал. Взобрался наверх и включил душ. Простоял под обжигающей водой минут пять, медленно вытерся. Болело все тело. Ничто не достает тебя так, как эта uisce beatha. Ничего удивительного, что мужики в Коннемаре пьют в пост шерри в порядке наказания. Я натянул джинсы и футболку. К моему ужасу, на футболке оказалась надпись. Когда я смог сфокусировать взгляд, то прочел: «Я выпивоха».
Мать твою.
Я лег на кровать и отключился. Проспал до позднего вечера. Снова снились кошмары. Проснулся резко, сердце колотилось. Меня снова рвало, поэтому я содрал все постельное белье. Опять принял душ, почувствовал себя чуть лучше. Внизу начал искать лекарство от похмелья. Нигде ни капли, абсолютно ничего. Выпил все, что было в доме. Придется выйти. Надел последние чистые джинсы, свитер и шинель. Плотно застегнул ее. Тут меня охватил дикий озноб. Мертвецкий холод. Зазвонил телефон, и я едва не решил не снимать трубку. Если бы я ее не снял, события, возможно, пошли бы иным путем. Может, и нет, но я постоянно об этом думаю.
Я снял трубку и сказал:
– Слушаю.
– Джек, это Трубочист.
– Да?
– Мы его взяли.
– Что?
– В Антлоне, он там работал с бездомными.
– Господи.
– Он просил вас позвать.
– Зачем?
– Не знаю. Вы хотите его видеть?
– Гм… Ладно.
– Я пришлю за вами Мики.
– Скажите ему, я буду «У Нестора».
– О'кей.
Я направился в паб. Джефф стоял за стойкой, выглядел собранным и здоровым. Охранник, сидевший на своем месте, сказал:
– Спаситель лебедей.
Я его проигнорировал. Джефф заметил:
– Не слишком хорошо выглядишь, Джек.
– Что в этом нового? Ты же, наоборот, так и сияешь.
– Спасибо, приятель. Я у тебя в долгу.
– Ну да, налей-ка мне пинту и порцию виски.
Он секунду поколебался, и я спросил:
– В чем дело?
Он приготовил напитки. Охранник снова вылез:
– Ты герой, Джек Тейлор.
– Отвали.
Джефф поставил напитки на стойку:
– За мой счет.
Я вынул деньги и возразил:
– Нет, спасибо.
Взял выпивку, но руки так тряслись, что я вынужден был поставить все обратно. Джефф сделал движение, чтобы помочь, но увидел мое лицо и отступил. Я взял стопку виски обеими руками и выпил. Часовой замер. Я сказал:
– Ну, что я тебе говорил?
Он уставился в свою наполовину пустую кружку.
Виски ударило по моему желудку как ракета. Я почувствовал, как к лицу прилила кровь, и понял, что за секунду обрел то, что называют «загаром баров». Внутри становилось все теплее, и я вскоре расслабился. Через несколько секунд я уже смог поднять пинту одной рукой, куда только дрожь подевалась. Хотел попросить Джеффа принести еще виски, но в этот момент около меня возник Мики и спросил:
– Развлекаетесь?
– Тебе что-нибудь нужно?
– У нас нет времени. У нас у самих нечто вроде вечеринки.
Он противно ухмылялся. Я сказал:
– Есть еще время быстренько принять. Я заказал двойную порцию и предложил Мики:
– Присоединяйся.
– Не думаю.
– Как хочешь.
Я прикурил сигарету от серебряной зажигалки. Мики заметил:
– Это зажигалка Трубочиста.
– Ну и что?
Он не нашелся, что сказать. Я выпил виски, подождал, пока оно подействует, и сказал:
– Пошли.
– Будь осторожен, Джек, – сказал мне вслед Джефф.
Я не ответил. Виски на время лишило меня речи.
Мики припарковал фургон у самого паба. На вид здорово побитый, но внутри все явно сделано на заказ. Там вполне можно было комфортно жить. Я заметил:
– Приятная перемена.
– У меня руки тем концом приделаны. Он включил передачу и смешался с потоком машин. Я спросил:
– Куда мы едем?
– На Хедфорд-роуд, там жилой квартал.
В его голосе явственно ощущалось презрение. Я не заглотил наживку, поэтому он взглянул на меня и сказал:
– Я не тинкер.
– Что?
– Вы же решили, что я один из них.
– Будет тебе, Мики. Я ничего не предполагал. Тебе, верно, трудно поверить, но я вообще о тебе не думал. Я же встречался с тобой… сколько раз? Однажды?
– Дважды.
– Дважды?
– Я ездил с вами к Тирнансам, помните? Разумеется, для вас мы были лишь бандой тинкеров.
Я покачал головой, достал сигареты и полез за зажигалкой. Он сказал:
– Мне бы не хотелось, чтобы вы курили в моем фургоне.
Я щелкнул зажигалкой:
– А я плевать на это хотел.
У Вудквэй он сказал:
– Когда мне было четыре года, мать вытащила меня на улицу в полночь. Мы с ней дошли до Фэер-Грин. Там она сорвала с себя одежду. Она делала это каждый раз, когда допивалась до определенного состояния.
Я не ответил, и он продолжил:
– Ее сбил фургон, она умерла мгновенно. Да она все равно ничего бы не почувствовала: была в стельку пьяной. Тинкеры меня усыновили.
– Почему?
– То был их фургон.
– А остальная семья?
– Мы жили с ней вдвоем… если не считать выпивки. В квартире в Рахуне, помните эти дома? Туда и собаку нельзя поселить. Гетто Голуэя, как в Америке.
Я затоптал окурок на полу и сказал:
– Тогда почему ты остался? Ты же уже взрослый.
Мы уже подъезжали к большому дому. Он сказал:
– Уж вы-то лучше других должны знать, что нельзя вернуться.
Когда мы вылезли, я спросил:
– Чей это дом?
Это было большое трехэтажное строение с гаражом. От него так и разило деньгами, причем большими деньгами. Я не мог видеть лицо Мики, но расслышал издевку в его голосе:
– Трубочиста. Кого же еще?
20
Жизнь – разновидность кошмара. Все бы ничего, но надоедает. Когда вы слабеете, враги и воры не оставляют вас в п