Глава 17. КЕЙДЖЕРАЛИЯ
— С Кейджералией вас! — крикнула мне какая-то девчонка-рабыня, бросая в меня венком из цветов са-тарна, и тут же побежала прочь.
Через пару шагов я её нагнал, развернул к себе, крепко поцеловал в губы и, шлепнув ладонью по округлой заднице, отпустил.
— И тебя с Кейджералией, — рассмеявшись, ответил я, и она, хохоча, убежала прочь.
В ту же секунду из выходящего на улицу окна, футов на шестнадцать возвышающегося над землей, меня окатили ведром воды. Сквозь стекающие по лицу теплые струи я увидел высовывающуюся из окна девушку-рабыню, посылавшую мне воздушный поцелуй.
— С Кейджералией! — крикнула она и рассмеялась.
— В такие праздники лучше и носа не высовывать на улицу, — хмуро заметил проходивший мимо меня строитель, туника которого была вся в пятнах от брошенных в него фруктов.
Следом за ним брели трое мужчин-рабов с красующимися у них на головах венками из молодых ветвей брека. Они на ходу передавали друг другу, поочередно прикладываясь к широкому горлышку, кувшин паги, очевидно, уже далеко не первый, поскольку их ноги, действующие словно сами по себе, то и дело пытались переплестись, как и ветви их венков. Один из них окинул меня мутным взглядом. Насколько я мог понять по выражению его лица, ему, вероятно, показалось, что вместо меня одного здесь стоит по крайней мере трое человек. Он протянул мне кувшин с предложением сделать глоточек, на что я охотно согласился.
— С Кейджералией, — очевидно, должно было означать то, что он долго пытался произнести.
При этом он едва не опрокинулся на спину, и его спасло только то, что его падавшего в ту же самую секунду товарища повело прямо на него, и они оба так и повисли друг на друге, представляя собой неповторимую живую скульптуру празднующих Кейджералию мужчин.
— С Кейджералией, — поздравил я их третьего собрата, не собравшегося ещё падать, и протянул ему серебряную монету.
Отойдя на пару шагов, я услышал за спиной шум, свидетельствующий, что третий парень последовал-таки начинанию своих товарищей, и, обернувшись, я ещё успел заметить, как рушится их непрочное скульптурное творение.
Тут мимо меня пробежала девушка-рабыня, и трое, казалось, уже отрубившихся и ни на что не годных парней неожиданно ожили и, кряхтя, оказывая друг другу братскую помощь, каким-то чудом ухитрились подняться на ноги и даже попытались поспешить за девушкой следом. Она, очевидно, по достоинству оценила предпринимаемые ради неё мучительные попытки и на секунду остановилась, но, когда один из наиболее ретивых нашел в себе силы протянуть к ней руку, она рассмеялась и снова припустила по улице. Однако не успела она сделать и пары шагов, как откуда-то из-за угла вынырнул ещё один мужчина и, к изумлению девушки, схватил её в охапку и притянул к себе. Она взвизгнула в притворном ужасе, но уже через секунду снова оказалась на свободе, так как подхвативший её незнакомец, к явному своему разочарованию и удовольствию девушки, заметил надетый на неё ошейник.
— С Кейджералией! — смеясь, крикнула она незадачливому искателю приключений, продолжая свой путь.
От дальнейшей судьбы девушки меня отвлек врезавшийся прямо над моей головой в стену здания сочный плод. Стена, помимо расплывающегося по ней свежего пятна, была вся испещрена надписями и рисунками в адрес хозяев этого квартала и отнюдь не прославляющими их.
За углом дома послышались чьи-то раздраженные крики и радостные голоса девушек.
Не в добрый час я выбрался на улицу. Было бы лучше как можно скорее вернуться в дом Кернуса.
Я поспешно свернул на соседнюю улицу. И неожиданно оказался в объятиях двух десятков мигом окруживших меня девушек, визжащих и хлопающих от радости в ладоши. Вот когда я по-настоящему пожалел, что владельцы не вешают на Кейджералию своим рабыням на щиколотки колокольчики. Такое могло прийти в голову только врагу. И как я сразу не сообразил, что тишина на этой улице означает, что они устроили здесь засаду! И ведь, наверное, у них где-то были и свои разведчики!
Девушки по праву громогласно гордились своей победой.
— Пленник! Это наш пленник! — вопили они.
Я почувствовал у себя на шее веревку; её петля немилосердно стягивала горло. Конец её держала в руке темноволосая девушка, длинноногая, с ошейником, естественно, и в короткой тунике рабыни.
— Поздравляем тебя, воин, — сказала она, угрожающе затягивая и без того готовую удушить меня веревку. — Теперь ты — раб девушек с Горшечной улицы, — поставила она меня в известность.
Тут же невидимые руки опутали меня всего веревками и стянули ноги так, что я едва мог стоять, не говоря уже о попытке к бегству.
— Как мы поступим с нашим пленником? — обратилась темноволосая к своим подругам.
На неё посыпался град предложений.
— Раздеть его! — потребовал чей-то звонкий голос.
— Клеймить! — перебил его другой.
— Плетей ему! Плетей! — неистовствовал третий.
— Надеть ему ошейник! — советовал четвертый.
— Ну, хватит! — потребовал я. — Послушайте!
Слушать они, однако, не стали, а вместо этого пошли по улице, таща меня за собой.
Шествие наше продолжалось недолго, и вскоре меня втолкнули в большую комнату, заваленную корзинами и увешанную кожаной упряжью, — очевидно, подсобное помещение какого-нибудь малопримечательного цилиндра. Центральная часть комнаты оставалась свободной, и здесь на покрывающую её солому были брошены несколько репсовых подстилок. У дальней стены стояли связанные по рукам и ногам два человека — воин и молодой приятной наружности тарновод.
— С праздником, — криво усмехнувшись, приветствовал меня воин.
— С Кейджералией, — хмуро ответил я.
Темноволосая, уперев руки в бока, внимательно оглядела меня, прошлась перед моими товарищами по несчастью и снова вернулась ко мне.
— Неплохой улов, — заметила она.
Ее подруги радостно взвизгнули, едва усидев на месте от распирающего их ликования.
— Теперь вы будете нам прислуживать, — объявила темноволосая.
Нас развязали, оставив лишь веревки на шее и на ногах, концы которых поручили держать одной из девушек.
Нам выдали жестяные банки с разбавленным, наверняка украденным где-нибудь на кухне ка-ла-на.
— Но прежде, чем они начнут нас обслуживать, — не унималась темноволосая, — мы сделаем из них настоящих рабов для наслаждений.
И нам на шею тут же надели гирлянды таленд.
Затем каждого из нас обучили, как следует подавать вино, спрашивая при этом: «Не хочет ли госпожа немного вина?» — и дожидаясь, пока девушка, едва сдерживаясь от хохота, не найдет в себе силы ответить: «Да, хочу!».
— Ты, раб, будешь подавать вино мне, — заявила мне темноволосая.
В своей короткой тунике она выглядела просто восхитительно, а её ноги казались ещё длиннее.
— Да, госпожа, — ответил я как можно более почтительным тоном.
Затем я наклонился к ней и протянул жестяную банку с вином.
— На колени! — приказала она. — И обслуживай меня как рабыня для наслаждений!
Девушки затаили дыхание. У обоих мужчин вырвался негодующий крик.
— Так не пойдет, — ответил я.
Тут же петля у меня на шее затянулась. Две девушки рванули за веревки, связывающие мои лодыжки, и я тяжело повалился на каменный пол, расплескивая вино из жестяной банки.
— Раб неуклюжий, — фыркнула длинноногая.
Остальные девушки прыснули со смеху.
— Дайте ему ещё ка-ла-на, — распорядилась темноволосая.
Мне всунули в руки новую жестяную банку с вином, однако их идиотские шутки уже начали мне надоедать.
Эта длинноногая, очевидно, из наиболее низкой категории рабынь, кажется, хотела подвергнуть меня унижению в качестве реванша над своим хозяином, чье место я сейчас занимал.
— Налей мне вина, — сурово приказала она.
— С Кейджералией, — услужливо произнес я.
Она расхохоталась, поддерживаемая смехом своих товарок. Я тем временем быстро обежал взглядом складское помещение, в глубине которого я заметил небольшую, заставленную ящиками и коробками комнату.
Смех постепенно затих.
Я низко склонил голову и протянул жестяную банку длинноногой.
Девушки наблюдали за мной не дыша.
Длинноногая с довольным смешком потянулась за банкой, и тут я быстро схватил её за руку, рванул к себе, вскакивая на ноги, и опутал её связывавшими меня веревками, стянув руки у неё за спиной. Затем, пока остальные девушки визгом отмечали столь неожиданный для них поворот событий, а длинноногая яростно пыталась высвободиться из моих объятий, я одним махом сгреб её в охапку, выскользнул в соседнюю комнату и, опустив девушку на пол, закрыл за собой дверь на задвижку. С минуту до меня доносились снаружи удары слабых кулачков по двери и возмущенные крики, внезапно сменившиеся воплями ужаса и шумом борьбы. Я оглядел свое убежище. Единственное узкое оконце высоко в стене было заделано решеткой. Убежать отсюда, бросив в запертой комнате девушку одну, я тоже не мог.
Нужно было искать другое решение. Я освободился от спутывающих меня веревок и бросил их на пол. Затем приложил ухо к двери и прислушался. Некоторое время снаружи до меня доносились только девичье всхлипывание да звуки какой-то возни.
Я приоткрыл дверь и без всякого удивления обнаружил, что воин и тарновод, освободившись от веревок, воспользовавшись минутным замешательством и переполохом, вызванным моими действиями, не давая растерявшимся девушкам наброситься на них всем сразу, одну за другой связали их всех. Длинная веревка соединяла весь ряд стоящих на коленях девушек с Горшечной улицы, соединяя их стянутые за спиной руки. Вторая веревка, петлями наброшенная каждой из девушек на шею, связывала их словно цепь рабовладельца, готовящегося к перегону скованных в единую колонну рабов. Я вытолкал длинноногую в подсобное помещение полюбоваться на своих незадачливых помощниц.
Она, всхлипывая, застыла в дверном проеме.
На глазах у многих девушек тоже блестели слезы.
— С Кейджералией! — поздравил всех нас воин, поднимаясь на ноги после проверки узла на руках у последней девушки.