На двадцатый день камериуса удар Большого Гонга, прозвучавшего в городских стенах, оповестил жителей о назначении нового убара Ара. Под торжественные приветствия и горячие аплодисменты всех членов Верховного Городского Совета на трон убара Ара взошел Кернус. По поводу нового назначения по всему городу начались массовые праздничные гулянья: улицы и мосты были заполнены толпами народа, повсюду организовывались зрелища и турниры, на рыночных площадях и скверах поэты и сказители, состязаясь в красноречии, наперебой восхваляли нового правителя. Праздничное веселье царило в течение десяти дней, вплоть до завершения пятидневного периода Третьей переходной стрелки.
Я, конечно, не мог не видеть, что все это было результатом политики, проводимой самим Кернусом, а возвышение его на трон убара, несомненно, являлось частью начинающегося осуществляться замысла «Других». Имея своего ставленника на троне убара Ара, они получали отличную базу для развития дальнейших действий, в частности, для влияния на умы горожан и формирования из них состава многочисленных диверсионных отрядов, которые будут действовать на планете в их интересах. Как указывал Миск, хорошо вооруженные человеческие существа могут представлять собой серьезную опасность даже для них, Царствующих Жрецов.
Среди всех удручающих событий этого поистине удивительного лета был и светлый, заставивший меня порадоваться момент: решено было убрать Элизабет, Филлис и Вирджинию из работоргового дома и перевести их в более безопасное место. Капрус, ставший в общении со мной более вежливым и любезным и, кажется, даже несколько осмелевший после восхождения Кернуса на трон, вероятно, потому, что тот реже теперь появлялся в доме, поставил меня в известность, что ему удалось наладить контакт с агентом Царствующих Жрецов. Теперь, сказал он, до отправки в Сардар карт и компрометирующих документов девушки начинают подвергаться серьезной опасности и должны быть удалены из дома.
План его оказался простым и разумным. Он состоял в приобретении девушек на начинающемся Празднике Любви агентом Царствующих Жрецов, средств у которого было достаточно, чтобы перебить любого возможного конкурента. Таким образом, они оставят дом Кернуса самым естественным способом, ни у кого не вызвав при этом ненужных подозрений. В дальнейшем присутствии Элизабет в доме Кернуса действительно не было никакой необходимости: она сумела доставить Капрусу все считавшиеся важными документы и материалы, а он сделал с них копии. Я же нужен был для того, чтобы переправить эти копии и вызволить Капруса из работоргового дома. Элизабет, конечно, не хотела оставлять дом без меня, но и она не могла не признать план удачным и вполне приемлемым: если её сумеют удалить из дома Кернуса без нашего участия, у нас с Капрусом будет меньше проблем и причин для беспокойства. Она, естественно, рада была и тому, что Филлис и Вирджинии, возможно, также удастся обрести свободу.
Кроме того, она, конечно, понимала, насколько сложной и трудновыполнимой будет для меня попытка сопровождать одновременно её и Капруса, не подвергая при этом опасности ни их самих, ни находящиеся у нас чрезвычайной важности документы.
Рассмотренный со всех точек зрения, план Капруса казался не только подходящим, но просто гениальным.
Ни Элизабет, ни я, конечно, ничего не рассказали ни Филлис, ни Вирджинии. Чем меньше людей будут знать о нем, тем лучше. К тому же неведение сделает их поведение более естественным. Пусть считают, что они выставлены на невольничьем рынке на обычную распродажу. Представив, насколько они будут удивлены, узнав, что их приобрели для того, чтобы даровать свободу и безопасность, я невольно усмехнулся.
Немалое удовольствие доставляла мне и мысль о том, что снятие Капрусом копий с документов продвигается довольно быстро, без непредвиденных задержек, и он надеется закончить работу к началу се'кара. Теперь, когда Кернус большую часть времени проводил в Центральном Цилиндре, возможности для беспрепятственного выполнения Капрусом работы существенно возросли.
Конечно, до се'кара ещё ждать и ждать, но все же это лучше, чем ничего. Я был доволен. Элизабет, Филлис и Вирджиния будут спасены. Капрус тоже, казалось, находился в хорошем расположении духа. При каждой нашей встрече он неизменно подробно останавливался на деталях возложенной на меня миссии: чувствовалось, что он продумал все до мелочей и радовался, что наше дело подходит к завершению. В своих размышлениях я часто поражался тому, насколько храбрым в действительности человеком был Капрус и сколько мало уважения выказывал я ему и его работе. А ведь он подвергался, вероятно, даже гораздо большему риску, чем я сам. Я чувствовал себя пристыженным. Обычный писец, он проявлял в своем деле смелость, которой мог бы позавидовать каждый воин.
Я поймал себя на том, что насвистываю какую-то мелодию. Все шло как надо. Огорчало лишь, что я так до сих пор и не выяснил, кто убил того воина из Тентиса.
Однако даже став убаром Ара, Кернус при каждом удобном случае снова восседал во главе стола своего дома, как и прежде, погруженный в замысловатые комбинации на игровой доске, уставленной красными и желтыми фигурками.
Так было и в день празднования Кейджералии.
В зале царило веселье и, несмотря на ранний вечер, пага и неразбавленный ка-ла-на лились рекой.
Внезапно Хо-Ту раздраженно отбросил ложку и криво усмехнулся в ответ на мой вопросительный взгляд.
Его неизменная овсянка оказалась пересоленной настолько, что стала совершенно несъедобной. Старший надсмотрщик хмуро уставился в миску.
— С Кейджералией, хозяин, — ласково пропела у него над ухом проходящая мимо с кувшином ка-ла-на на плече Элизабет Кардуэл.
Хо-Ту схватил её за руку.
— Что-нибудь не так, хозяин? — с невинным видом поинтересовалась Элизабет.
— Если бы я знал, что это ты осмелилась насыпать соли в овсянку, — многообещающим тоном проворчал Хо-Ту, — ты бы всю ночь просидела под шокером для рабов.
— Я бы никогда не посмела даже и думать об этом, хозяин, — убедительно возразила Элизабет, делая круглые невинные глаза.
Хо-Ту перестал сердиться и усмехнулся.
— С Кейджералией тебя, несносная девчонка, — сказал он.
Лицо Элизабет осветилось радостной улыбкой.
— С Кейджералией, хозяин! — весело ответила она и продолжила разносить вино.
— Курносая маленькая рабыня! — донесся голос Ремиуса. — Налей мне вина!
Вирджиния Кент тотчас подбежала к столу, неся на плече кувшин с ка-ла-на.
— Позвольте, Лана нальет вам вина, — предложила подоспевшая к охраннику первой рабыня красного шелка и наклонившаяся над ним с призывно приоткрытыми влажными губами.
Ремиус убрал от неё свой кубок прежде, чем она успела его наполнить, и девушка едва не покатилась с деревянного помоста, на котором возвышался стол, когда её тут же оттолкнула маленькая, но сильная ручка Вирджинии Кент.
— Ремиуса обслуживает только Вирджиния, — с весьма странно звучащей в её устах твердостью поставила в известность рабыню красного шелка бывшая жительница Земли.
Едва сдерживаясь от ярости, Лана спустилась с деревянного помоста.
— Ничего, завтра ты будешь выставлена на продажу, — злобно бросила она сопернице. — Тогда Ремиусу понадобится другая подающая ему вино девушка, — она заглянула в глаза охраннику. — Может, он выберет Лану, — предположила она и тут же, заслышав не предвещающий ничего хорошего вопль бросившейся к ней Вирджинии, сочла за благо поспешно затеряться среди обслуживающих нижнюю часть зала рабынь.
— Похоже, вина мне сегодня не нальют, — заметил Ремиус, которого эта проблема, очевидно, беспокоила больше всего.
Вирджиния Кент немедленно снова поднялась на помост, где она оставила свой мешавший догнать соперницу кувшин ка-ла-на, и с робкой улыбкой подошла к своему охраннику.
Тот протянул ей кубок, но девушка внезапно убрала кувшин за спину.
— Что это значит? — недоуменно воскликнул Ремиус.
— С Кейджералией! — рассмеялась девушка.
— Ты будешь меня обслуживать или нет? — раздраженно спросил воин.
К моему изумлению, Вирджиния поставила кувшин с ка-ла-на на пол.
— Я буду вас обслуживать, — ответила она и, быстро обняв его за шею, прижалась к его щеке губами, к величайшему удовольствию пораженных столь наглой выходкой присутствующих.
— С Кейджералией, — прошептала она.
— С праздником, — пробормотал охранник, сжимая девушку в объятиях и крепко целуя её в губы.
Когда он отпустил её, в глазах Вирджинии стояли слезы.
— Что-нибудь не так, маленькая курносая рабыня? — спросил Ремиус.
— Завтра меня продадут, — ответила девушка.
— Может, ты достанешься доброму хозяину, — предположил Ремиус.
Девушка уронила голову ему на плечо и разрыдалась.
— Я никого не хочу видеть своим хозяином, кроме вас.
— Ты действительно хочешь быть моей рабыней, курносая?
— Да, — захлебываясь от рыданий, пробормотала Вирджиния. — Да!
— У меня на это, к сожалению, не хватит средств, вглядываясь в лицо девушки, — ответил Ремиус.
Я отвернулся.
Вокруг засыпанной песком арены собралось несколько девушек-рабынь, сидящих на коленях и хлопающих в ладоши. Один из стоящих на арене охранников, очевидно, пьяный до предела, исполнял под собственный аккомпанемент танец моряка, поскольку его ноги и все тело выделывали такие па, которые можно увидеть только у бывалого морского волка на ходящей ходуном палубе корабля, попавшего в чудовищный шторм. Я знал этого парня. Он был из Порт-Кара. Отъявленный головорез, но сейчас, когда он изображал плавание на галере, в глазах его стояли слезы. Поговаривали, что тот, кто хоть раз увидел море, ни за что не захочет оставить его, а те, кому все же пришлось покинуть море Тасса, никогда не будут по-настоящему счастливы.
Позднее к арене спустился ещё один охранник и, к восхищению девушек, начал исполнять танец охотников на ларла. К нему присоединились ещё двое-трое, в точности повторявшие как движения загоняющих зверя охотников, так и муки раненого, постепенно умирающего животного. Человек, исполнявший матросский танец, оставил арену и теперь, отойдя к дальней стене, скрытый её тенью от света факелов, не замеченный большинством присутствующих, продолжал танцевать один, танцевать для себя, возрождая в себе воспоминания о блистательной Тассе и быстрых черных кораблях — э