— Ну, этого они не узнают.
— Да и стальные представляют собой серьезную угрозу для желтых.
— В главном заезде на приз убара они никогда не победят, — заверил Вансиус.
Заезд на приз убара, девятый по счету, является последним и решающим в ходе состязаний и знаменует собой окончание Праздника Любви.
— А почему ты так в этом уверен? — спросил я.
— Потому что за желтых выступает Менициус.
— Он, кажется, пользуется у тебя большим уважением.
Вансиус рассмеялся.
— Не меньшим, чем полосатый ост, — ответил он.
Я усмехнулся. Полосатый ост является широко распространенной на Горе рептилией, обычно имеющей яркую оранжевую окраску. Эта ящерица отличается чрезвычайной ядовитостью и тем, что её туловище желтовато-оранжевого цвета отмечено также черными кольцами.
— Менициусу приказано победить в главном заезде, — сказал Вансиус. — И он сделает это, даже если ему придется пойти на убийство.
Я помолчал и через некоторое время спросил:
— А как насчет Гладиуса с Коса?
— Его предупредят, чтобы он не участвовал в гонке.
— А если он все же примет участие?
— Тогда он умрет.
— А кто этот Гладиус с Коса? — спросил я.
— Не знаю, — ответил Вансиус.
Я усмехнулся под шлемом. Ну что ж, по крайней мере, этот секрет хранится надежно.
— Мы дали возможность распространиться по всем тавернам Ара сообщению для Гладиуса с Коса, чтобы он под страхом смерти не принимал участия в гонках. Не думаю, что он появится на Стадионе Тарнов.
Меня охватила ярость. Если в этот вечер я не буду в седле, каждый житель Ара решит, что я просто поддался страху.
— Что с тобой? — спросил Вансиус, заметив мои сжатые кулаки.
— Ничего, — ответил я.
До нас снова донесся далекий ликующий рев зрителей.
— Снова Мурмилиус! — воскликнул Вансиус. — Что за человек! Это уже его пятая победа за сегодняшний день.
— А что там слышно насчет девушек, проданных на Куруманском невольничьем рынке? — поинтересовался я. — Тех, за которых выложили самую высокую цену?
— Сейчас они уже наверняка, хорошо упакованные, летят на тарнах в транспортировочных корзинах в Порт-Кар, к великой радости всех его жителей.
До меня донесся далекий сигнал трубы, требующий от подсобных рабочих очистить арену стадиона.
— Скоро твоя очередь, — сообщил мне Вансиус.
Тут послышался легкий звук шагов, очевидно женских.
— Эй! Сюда нельзя входить! — крикнул Вансиус.
— Мне нужно увидеть Вансиуса! — ответил девичий голос.
— Кто там? — недоуменно, с нотками раздражения спросил Вансиус.
Женский голос показался мне странно знакомым, словно мне уже приходилось где-то его слышать.
— Вансиус, любимый! — зазвучал тот же голос рядом со мной.
— Кто ты? — спросил Вансиус.
Внутри слепого шлема мне ничего не было видно, и я сидел как истукан, тщетно пробуя, не удастся ли мне каким-то образом разорвать цепи, стягивающие наручники.
Я услышал, как босые ноги пробежали через комнату.
— Вансиус! — раздалось у меня над самым ухом.
Голос определенно был мне знаком.
Я уловил движение девушки, скользнувшей в объятия Вансиуса, к его очевидному удивлению, какому-то даже испугу, но никак не неудовольствию. Послышался их негромкий разговор, перемежающийся страстными вздохами девушки и их поцелуями. Вероятно, это какая-нибудь рабыня, большинство из которых отличается своим бурным темпераментом, увидевшая своего возлюбленного, поспешившая к нему и теперь отчаянно добивавшаяся его внимания.
— Я твоя, Вансиус! Твоя! — долетели до меня слова девушки.
— Да, да, — ответил тот.
И тут я услышал глухой звук падающего тела.
— А теперь, Вансиус, ты — мой, — пробормотала девушка.
Я попытался дотянуться до шлема и снять его, но оказалось, что мои наручники прикованы к каменному столу, за которым я сидел.
— Кто здесь? — шепотом спросил я.
В ответ я снова услышал голос девушки.
— Свяжи нашему дорогому Вансиусу руки и ноги и надень на него колпак, — говорила она кому-то.
— Я потом с ним позабавлюсь.
— Кто здесь? — потребовал я ответа.
— А как быть со вторым охранником? — не обращая на меня внимания, продолжали совещаться девушки.
— Свяжи его тоже, — ответила первая.
— Можно, он будет моим? — спросила вторая.
— Можно, — позволила первая.
Я почувствовал, как какие-то мужские руки начали ощупывать замок на моем шлеме.
— Да кто здесь, черт возьми! — не выдержал я.
Ключ в замке повернулся, шлем с меня сняли, и лицо мне овеял свежий воздух.
— Хо-Ту! — воскликнул я.
— Тише, — сказал Хо-Ту. — Вокруг полно людей Кернуса.
— Но ведь все говорят, что ты уехал в Тор за рабами! — удивился я.
— Не время сейчас покупать рабов, — ответил он.
— Значит, ты никуда не уезжал?
— Конечно, нет.
— А что ты здесь делаешь? — спросил я.
Хо-Ту усмехнулся.
— Твоя жизнь в опасности, — продолжал я.
— Мы все подвергаемся опасности, — ответил он. — Величайшей опасности.
За его спиной я увидел черноволосую девушку, ту самую, длинноногую, с Горшечной улицы, поглядывающую на меня, уперев руки в бока.
— Это ты! — удивленно воскликнула она.
— А это ты! — с не меньшим удивлением отреагировал я.
Из-за спины у неё выглядывали ещё две её подруги.
— Что вы все здесь делаете? — недоуменно спросил я.
— Сегодня Ар либо должен стать свободным, — ответила она, — либо окончательно превратиться в раба.
— Не понимаю, — признался я.
Со стадиона донесся второй сигнал трубы.
— У нас нет времени, — прервал нас Хо-Ту. — Давайте другой шлем!
Одна из девушек подала ему шлем. Он казался абсолютно похожим на только что снятый. Но я заметил, что на передней части его имеются смотровые отверстия.
— Это такой же шлем, что будет на твоих противниках, — пояснил Хо-Ту, — на лучших меченосцах таурентинов.
Он надел шлем мне на голову.
— Этот получше, чем прежний, — усмехнулся я.
Одна из девушек отыскала ключ от замка, пристегивающего мои цепи к подножию каменного стола. Вторая, обшарив карманы связанного стражника с надетым ему на голову колпаком, нашла ключ от моих наручников и протянула его Хо-Ту. На старшем надсмотрщике было одеяние охранника из дома Кернуса. Он снял с себя меч и прикрепил его мне на пояс. Я улыбнулся. Это был мой собственный меч, с которым я не расставался уже много лет, со времен осады Ара.
— Спасибо, Хо-Ту, — поблагодарил я.
Тот кивнул и принялся крепить себе на пояс меч Вансиуса.
Через отверстие в шлеме я видел его ухмылку.
Мы услышали третий сигнал трубы, призывающий к началу поединка.
— Они уже ждут тебя, воин, — заметил Хо-Ту.
— Не застегивайте ему пока шлем, — попросила атаманша девушек с Горшечной улицы.
— Его уже ждут, — воспротивился было Хо-Ту, но девица быстро прижалась ко мне и, подняв шлем, поцеловала меня в губы.
— Быстрее! — поторопил её Хо-Ту.
Но не вернуть поцелуй девушке я не мог.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Таис, — ответила она.
— Красивое имя.
Она улыбнулась.
— Правда, красивое, — повторил я.
— Если хочешь, приходи опять на Горшечную улицу.
— Ну, в следующий раз я приведу с собой целую армию, — пообещал я.
Она улыбнулась.
— Вряд ли кто-нибудь из нас будет против.
— Быстрее! — воскликнул Хо-Ту.
Он поправил на мне шлем, Таис закрыла его на замок и засунула ключ мне под ремень.
В доносившихся с трибун криках зрителей угадывалось нетерпение.
За спиной у меня щелкнула плеть: Хо-Ту вошел в свою роль.
— Скорее, — в последний раз поторопил меня он.
Притворяясь, будто я сопротивляюсь его попыткам вывести меня на арену, я побрел за ним. Хо-Ту тащил меня за цепи, щелкая кнутом и покрикивая во весь голос:
— Давай, давай, раб! Пошевеливайся, ленивая скотина!
Я услышал смех находившихся в проходе людей.
У самого выхода на арену Стадиона Клинков солнце, брызнувшее мне в глаза, на минуту ослепило меня. Я почувствовал, как Хо-Ту снимает с меня наручники украденным у Вансиуса ключом.
— Быстрее! — услышал я команду подсобного рабочего на арене.
Я старался не поворачиваться в его сторону, чтобы он не заметил смотровых отверстий у меня на шлеме.
Человек, в руках которого находился раскаленный металлический крюк, был одним из тех, в чьи обязанности входило вытаскивать на арену упирающихся, не желающих драться людей или животных, либо убирать с поля их мертвые тела.
Настойчивый звук судейской трубы требовал начала поединка.
Зрители на трибунах гоготали в предвкушении увлекательного зрелища.
Хо-Ту щелкнул за моей спиной кнутом, якобы указывая, в каком направлении мне двигаться. Я, словно слепой, наткнулся на ложу убара. Самого убара на стадионе не было, но в ложе в качестве его доверенного лица находился Филемон. Тут я заметил, как на арену вывели ещё нескольких человек, держащихся крайне неуверенно, и подвели их к ложе убара. Я не смотрел в их направлении, но знал, что это таурентины. На них также были шлемы, через которые они могли за мной наблюдать.
Двое из них, исполняя предназначенную им роль, жалобно стонали, отказываясь выходить на арену, ещё один упал на колени, умоляя зрителей даровать ему возможность не принимать участия в нелепом поединке.
Наконец всех их удалось подвести к ложе убара и попарно выстроить в ряд одного против другого.
— Обнажить мечи! — последовала команда.
Все мы, повинуясь, вытащили мечи из ножен.
По рядам зрителей снова пронеслась волна хохота.
— Приветствие! — приказал распорядитель состязаний.
Это вызвало очередной хохот толпы. Приветствие, которым обменивались принимавшие участие в серьезных поединках гладиаторы, принимало в наших устах, устах выгнанных на бойню никчемных слепых глупцов и преступников, какими нас должны были воспринимать зрители, комичный характер.