В своей квартире на Коломенской улице в то же самое время, что и Сашенька, вторую главу «Убийцы из прошлого» читал Сергей Осипович Разруляев. Очередной номер «Гласа Петербурга» ему опять доставил посыльный.
Воскресенье, 29 ноября 1870 года,
Санкт-Петербург
Разруляев долго размышлял, рассказать ли Ксении о полученной газете, и к воскресенью решился. Потому после службы не поехал к Наташке, а вместе с семьей отправился домой. Лешенька этому очень обрадовался, всю дорогу перечислял игрушки, которые ждет на Рождество.
— Поссорились с Натальей Семеновной? — спросила после обеда Ксения, когда остались в столовой вдвоем.
— Гуравицкий вернулся?
— А он вернулся? — на лице Ксении мелькнул испуг. — Вы видели его?
— Его роман печатается в газете. Разве этого мало?
Ксения пожала плечами:
— Рукопись в редакцию можно и из Америки отправить.
— А курьера ко мне? Тоже из Америки?
— Вы так говорите, будто я виновата. Уверяю вас, я Андрея не видела и видеть не желаю.
Разруляев тут же успокоился: словам Ксении он всецело доверял.
Получив четыре года назад письмо от Крутилина, он тут же пошел к невесте, чтобы расторгнуть помолвку.
— Меня сие не касается, — сказала ему она. — А вы, Сергей Осипович, сами решайте, разрывать помолвку или нет. Но помните — если откажетесь из-за кружевницы от меня, брат выгонит вас и такие даст рекомендации, что даже дворником не всюду возьмут.
— И вы предлагаете?..
— Я предлагаю, как и намечено, сыграть свадьбу в будущую субботу. И надеюсь, что теперь наконец вы перестанете возражать против переезда в Петербург.
Но как дело повернется, если Гуравицкий с Ксенией все же встретятся? Вдруг старая любовь вспыхнет вновь? Ксения в браке несчастлива, и изменить сие, увы, Сергей Осипович не в силах. Зато она имеет все основания этот брак разорвать и вступить в другой. Тогда Разруляева ждет нищета…
Пятница, 4 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Из зала, где слушалось дело Шалина, вышел судебный пристав:
— Желейкина Мария.
Сашенька толкнула проститутку в бок. Девица вскочила.
— Не бойся, — напутствовала ее княгиня и на всякий случай перекрестила. — С Богом.
А сама побежала на второй этаж — с хоров лучше видно. Газету по дороге выкинула в мусорное ведро. Единственно полезное, что из нее узнала, — про глаза жертвы. Надо у Прыжова уточнить, «отпечатывается» ли в них убийца или нет.
Глава 6, в которой пристав Добыгин раскрывает двойное убийство
Пятница, 4 декабря 1870 года,
Санкт-Петербург
Желейкину привели к присяге, Дмитрий Данилович приступил к ее опросу.
Публики на заседание пришло до обидного мало. Даже участие Тарусова ее не привлекло — слишком уж очевидным, по мнению газет, представлялось дело.
Подсудимый, темноволосый детина с нечесаной бородой, сидел, опустив голову, лишь подергивание ноги выдавало его волнение. Но Сашенька наблюдала не за ним, а за двумя по-европейски одетыми мужчинами в четвертом ряду: пожилой солидный господин, перебирая четки, внимательно слушал Желейкину, а его похожий на орангутанга сосед постоянно вертел головой, наблюдая за залом. Княгиня сразу догадалась, кто они — Ломакин с Дуплетом.
— Назовите мужчину, с которым провели ту ночь, — велел свидетельнице Тарусов.
— Павел Терентьевич.
— Фамилия?
Желейкина пожала плечами:
— Фамилия мне незачем.
В зале раздался смешок.
— Тихо, — дребезжащим фальцетом призвал публику к порядку судья Фитингоф.
— В котором часу вы покинули номер упомянутого вами Павла Терентьевича? — осведомился Тарусов.
Сашенька спросить об этом не догадалась, сей вопрос уже в квартире задал Тарусов. Ответ оказался архиважным:
— В пять минут десятого.
— Значит, во время убийства Франта Якова Шалина в гостинице не было! — воскликнул Дмитрий Данилович. — Он был вызван туда после. Нарочно! Чтобы обвинить в преступлении, которое не совершал и совершить не мог.
Сашенька отметила, как напрягся господин с четками — опустил закинутую на колено ногу, выпрямил спину, обменялся взглядом с соседом-орангутангом.
Желейкина на вопрос Тарусова ответила точно так же, как и вчера:
— Из номера Павла Терентьевича я вышла в пять минут десятого.
— Почему с такой точностью запомнили время?
— Я пыталась уйти раньше, сразу, как проснулась, в половине девятого. Но Павел Терентьевич упросил меня задержаться. Ну чтобы…
В зале снова засмеялись. Рассерженный Фитингоф на сей раз кричать не стал, просто позвонил в колокольчик.
— Продолжайте, — велел свидетельнице Тарусов. — Но без пикантных подробностей.
— Я согласилась остаться, но только до девяти. Мне нужно было домой, отпустить ночную няню.
— У вас ребенок? — удивился Фитингоф.
— Да, дочка, пяти лет.
— На каком этаже снимал номер упомянутый вами Павел Терентьевич? — спросил Дмитрий Данилович.
— На втором. Он всегда там селится. Потому что выше подняться не может, страдает грудной жабой.
— Понятно. Итак, вы вышли в коридор. Кого там встретили?
На этом вопросе господин с четками скрестил руки на груди. Судья Фитингоф, тотчас заметивший сей жест, ударил молоточком:
— На сегодня достаточно. Заседание откладывается до завтра.
От возмущения Сашенька чуть не закричала. Неужели Ломакин судью подкупил?
Господин с четками наклонился к соседу, прошептал ему что-то на ухо, тот тотчас вскочил и направился к выходу. Александра Ильинична тоже встала, выбежала с хоров и быстро, как могла — попробуйте-ка сбежать по лестнице в длинном до пят платье с турнюром, — спустилась вниз. Однако у зала заседаний никого не застала, публика успела разойтись. В тщетной надежде княгиня приоткрыла дверь и заглянула внутрь, но там только Диди о чем-то спорил с судьей.
Куда же направилась Желейкина?
Куда, куда? Конечно, к ним домой. Потому что там ее дочка — Александра Ильинична поручила присмотр за Лизой гувернантке младшего сына. Господи! Если Дуплет проследит за Желейкиной, в опасности окажется не только она, но и Володя. Скорей, скорей на Сергеевскую!
Выбежав на Литейный, княгиня махнула извозчику, уселась в сани и велела мчать. «Ванька» выказал недовольство столь скромным маршрутом, Александра Ильинична показала ему серебряный рубль.
Швейцар, видимо, отлучился — массивную дубовую дверь на тугой пружине княгине пришлось открывать самой. Нет, не отлучился, а весь в крови валяется на полу. Жив? Жив: что-то промычал, когда дотронулась.
Конечно, разумом Сашенька понимала, что надо бежать за дворником, но материнское сердце влекло ее наверх. Княгиня буквально взлетела на третий этаж. Дверь в квартиру была распахнута — камердинера Тарусовых Дуплет выволок на площадку и приложил кастетом, да с такой силой, что Тертий потерял сознание. И даже это не остановило Сашеньку — она бесстрашно вошла и двинулась по коридору, вслушиваясь в доносившийся разговор, аккомпанементом которому служил плач детей.
— И что ты собиралась рассказать? — звенел неприятный голос. — Громче, громче говори! Эй, Дуплет, заткни-ка детей.
— А ну цыц, твари! — рявкнул громила.
Это он на кого, на Володю? Кравшаяся по коридору Сашенька огляделась по сторонам. Чем бы огреть криминалистов? Из развешенных по стенам предметов на оружие походила только швабра. Ее и сняла.
— Который твой? — донесся голос Ломакина.
В ответ — молчание.
— Девочка, — подсказал хозяину Дуплет.
Хоть и вертел головой на процессе, слушал внимательно.
— Точно, — вспомнил Ломакин. — Значит, мокрохвостка едет с нами. И коли завтра ляпнешь не в масть, порву ее на куски.
Сашенька осторожно заглянула в детскую — Дуплет стоял у двери. Сейчас она ему как врежет!
Княгиня выскочила, замахнулась…
— Мама, мамочка, — бросился вперед Володя.
Дуплет обернулся, увидел летевшую в его голову швабру и успел от нее увернуться. А потом огромными лапищами схватил княгиню за горло и приподнял.
— Это еще кто? — удивился Ломакин.
— Жена поверенного, — пояснила Желейкина.
— Задушить? — спросил у хозяина Дуплет.
После оплошности с Франтом инициативу он больше не проявлял, действовал исключительно по команде.
— Не стоит. Папашка ейный человек непростой, вони будет на весь Невский.
— А ежели в полицию заявит?
— А мы мальца ее заберем, чтоб помалкивала. Отпусти, не то помрет.
Дуплет поставил княгиню и разжал хватку. Сашенька, хватая ртом воздух, осела на пол.
— Уходим, — приказал Ломакин.
Громила схватил детей и потащил в коридор.
Сперва Антон Семенович услышал звонок в дверь, потом шаги по коридору, подумал, что с базара вернулась Матрена, и продолжил чтение иска. Однако сразу за первым раздался второй звонок. А вслед за ним — грохот, будто где-то вдалеке, возможно на лестнице, что-то упало. Затем Антон Семенович услышал топот ног, испуганный крик Желейкиной, плач детей, грубые мужские голоса.
Неужели Ломакин с Дуплетом посмели вломиться к Тарусовым? Да что ж такое? Как посмели? Эх, жаль, после увольнения из полиции он перестал «ремингтон» носить — больно был тяжел. Да и зачем? Иски и ходатайства им не напишешь. Кто знал, что криминалисты наберутся наглости ворваться в квартиру присяжного поверенного. А у Тарусова из оружия одни дуэльные пистолеты, подарок его папаши на совершеннолетие. Позавчера один из них Антон Семенович прихватил в съезжий дом, чтобы Шалина смутить.
Что ж, за неимением оружия нарезного придется обороняться ими.
Аккуратно, боясь скрипнуть половицей, Выговский встал, подошел к лакированной шкатулке, которую князь держал на книжной полке, открыл крышку. Если внутри не окажется отлитых пуль, на Ломакина с Дуплетом придется идти с голыми руками.
Слава богу, пули в шкатулке нашлись. Выговский торопливо разорвал валявшуюся на столе газету, насыпал в дула порох и затолкал туда пыжи с пулями. Конечно, оружие то еще — и осечку способно дать, да и вообще не выстрелить.