Права была матушка, ох права. Неотесанный мужик, вот он кто.
— А о чем там говорят? — с трудом сдерживая ехидство, уточнила Сашенька.
Наталья Ивановна запнулась. В отличие от княгини, на приемах и балах ни разу не была.
— Ну… о погоде, общих знакомых… Обо всем, что не скучно.
— Если вам скучно, ступайте к детям, — предложила ей Александра Ильинична.
Прыжова прикусила губу: она-то надеялась, что после замужества ее сиятельство будет относиться к ней как к ровне. Но стоило открыть рот, как ей тут же указали на прежнее место, не преминув напомнить, что она их бывшая гувернантка.
Возмущенная Наталья повернулась к мужу. Неужели не заступится?
— И вправду, дорогая, — из самых лучших побуждений (зачем ей знать подробности преступлений) поддержал Сашеньку Прыжов. — Сходи к Володе, он так тебя любит.
От обиды у Натальи Ивановны увлажнились глаза. Зачем она сюда явилась? Чтобы служить всеобщим посмешищем? Но делать сцену не стала. Потом с мужем разберется, дома. Даже нашла силы мило улыбнуться:
— Нет, хочу побыть с тобой.
Сашенька усмехнулась:
— Значит, продолжай про трупы. И поподробнее, — велела она Прыжову.
— Стрижневу муж сперва пытался задушить, но она сильно сопротивлялась, ей даже удалось вырвать ремень из его рук — о том свидетельствует ободранная в кровь кожа на пальцах жертвы, — продолжил судебный доктор. — И тогда обезумевший от ревности Ванька Стрижнев ударил жену по голове. Но не ломом, нет. Проникающая в теменную кость рана имеет четкую прямоугольную форму: длина около вершка, ширина в его половину, глубина — почти четыре[33].
— Клинок? — предположил Диди.
— Дай дорасскажу, сам все поймешь… В сгустке крови, вытекшей из раны, я разглядел под микроскопом хлопья черного цвета.
Присяжный поверенный задумался: что бы это могло быть? А вот его жена догадалась сразу:
— Сажа?
— Правильно.
— Стрижневу убили кочергой?
— Тебя бы в следователи, — похвалил княгиню судебный медик. — А вот Бражников начал спорить. Мол, если кочергу в санях не нашли, она ни при чем.
— Бражников — лентяй, — со свойственной ей категоричностью заявила княгиня. — Гнать таких из следствия надо.
— Что ты, — возразил князь. — Пусть ленятся на здоровье, пусть ошибаются, да почаще. Нам, адвокатам, сие только на руку.
— Судебным медикам тоже, — поддержал друга Прыжов. — Я предложил Петру Никаноровичу пари, что в доме Стрижневых найду кочергу со следами крови. И выиграл бутылку красного вина.
— Неужели полиция не заметила при обыске испачканную кочергу? — удивилась Сашенька.
— А она не была испачкана, Стрижнев ее вытер. Но моя верная «ищейка» — перекись водорода — кровь «учуяла» сразу.
Вытекшая из организма кровь быстро меняет цвет: сперва из красной превращается в коричневую, затем становится желто-зеленой. Установить, кровь это или нет, судебные медики не умели до середины девятнадцатого века.
Но в 1853 году австрийский исследователь Людвиг Тейхманн-Ставларский обнаружил, что если в смесь соленой воды и уксуса капнуть кровью, то после кипячения в растворе образуются микроскопические кристаллы, которые он назвал гемами. Тейхманновская гемпроба тут же была взята на вооружение судебными экспертами, но, увы, точной не была — если одежду с подозрительными пятнами успевали до исследования прокипятить, результата она не давала.
Более простой и надежный способ обнаружения крови с помощью перекиси водорода (при реакции кровь вспенивается) предложил в 1863 году немецкий химик Шенбайн[34].
— Так мы с Бражниковым оказались на месте преступления, — продолжил Прыжов.
— Ах, вот почему опоздал к обеду, — поняла Наталья Ивановна.
— Ну да. Я же объяснил: задержался на службе, — напомнил супруге Прыжов.
— На службе? Думаешь, не знаю, что осмотр места преступления в твои обязанности не входит?
— Я действовал в интересах правосудия. Разве мог допустить, чтобы убийцу двух человек оправдали из-за ошибочного заключения следователя?
— А о маме ты подумал? Из-за твоего опоздания у нее чуть язва не открылась.
— Нет у нее никакой язвы. Сколько раз повторять? — взорвался Прыжов. Пресловутая язва сидела у него в печенках. — Анна Васильевна нарочно ее выдумала, чтобы мы ходили по струнке.
— У матушки боли. Она страдает. А ты бесчувственное существо. Тебе наплевать.
Сашенька с большим удовольствием наблюдала за ссорой новоженов: как она и предполагала, этот брак сразу затрещал по швам. Зря они его заключали.
— Боли пройдут, если Анна Васильевна будет соблюдать диету. Поменьше есть сладкого, соленого, кислого…
— Уже куском хлеба нас попрекаешь? — взвилась Наталья Ивановна.
Дмитрий Данилович попытался обернуть все в шутку:
— Что вы, Наталья Ивановна? Вы неправильно поняли Алексея. Доктора почему-то уверены, что лучше нас знают, как нам питаться. Представьте, он и мне диету прописал.
— Пить поменьше коньяка, — объяснила княгиня, недовольно поглядывая уже на третью после ужина рюмку.
— Давай про это не будем, — отмахнулся от супруги Диди и повернулся к Прыжову. — Так что вы еще нашли у Стрижневых?
— Кроме кочерги, ничего, — признался Алексей: он был расстроен, что семейный раздор вышел наружу. — Разве что…
Он потянулся к саквояжу с медицинскими инструментами, с которым не расставался, даже когда шел в гости, и вытащил из него книгу в дорогой коленкоровой обложке:
— Вот, валялась под кроватью. «Пьесы Шекспира» в переводе на русский. Странно, не правда ли?
— Что в том странного? Что их переводят на русский? — принялся в своей манере разглагольствовать Диди. — Согласен, Шекспира надо читать в оригинале. Но, увы, не все знают староанглийский.
А Сашеньку словно молния ударила. Как это возможно? Ведь все, абсолютно все детали совпадают: и в романе Гуравицкого, и на Введенском канале убиты извозопромышленник и его любовница; и там и сям в преступлении подозревается муж — извозчик, у которого в санях находят лом и ремень, а в убогом жилище — томик Шекспира.
Совпадение? Творческое озарение? Или же…
Нет! Конечно, нет! Гуравицкий — не убийца. Всего лишь безвестный литератор, поденщик, не разгибающий спину от зари до зари. Чтобы прокормиться, ему приходится писать так много, что некогда придумывать сюжеты. Вот и берет их «из жизни», с пылу с жару, вставляя в роман.
Но откуда Гуравицкий мог узнать про томик Шекспира? Ведь Лёшич нашел его только сегодня, несколько часов назад.
Пока Сашенька размышляла, спор мужчин продолжался:
— При чем тут староанглийский? — развел руками Прыжов. — Дело в другом. Никто из Стрижневых грамоте не обучен, других книг в доме нет. Ни одной. И эту до сегодняшнего дня никто не видел — я и старуху опросил, и мальчишек.
— А зачем ты ее забрал? — спросил Дмитрий Данилович.
— Приобщить ее в качестве вещественного доказательства Бражников отказался, де, к делу отношения не имеет. А оставить старухе книгу не рискнул, она ею печку растопит. Жалко. Шекспир.
— Дай-ка, никогда на русском его не читал. — Князь раскрыл и с ходу начал декламировать на разные голоса: –
ОТЕЛЛО: Ага, прелюбодейка! В моих глазах о нем ты смеешь плакать!
ДЕЗДЕМОНА: Не убивай, а прогони меня!
ОТЕЛЛО: Смерть, смерть блуднице![35]
— Как ужасно! То ли дело в оригинале…
— Погоди, — не дав возможности князю повторить диалог, но уже на староанглийском, перебил его Прыжов. — Ты ведь случайно открыл на этой странице?
— Нет, там закладка лежала.
— На гибели Дездемоны?
— Да.
— Не может быть!
— Почему?
— …Чертовщина какая-то…
— Алексей, — опять возмутилась Наталья Ивановна, — не смей поминать лукавого.
Прыжов раздраженно от нее отмахнулся:
— Конечно, чертовщина: в доме убитой мужем женщины откуда ни возьмись появляется «Отелло» Шекспира с закладкой на сцене удушения. Как иначе сие объяснить?
— There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy[36], — таки сумел продемонстрировать свое идеальное произношение князь. — Думаю, сей «ларчик просто открывался». Это месть Бражникова за проигранную тебе бутылку.
— Что? Нет! Невозможно. Он что, по-твоему, на вскрытие приехал с томиком Шекспира?
— Почему нет? Петр Никанорович ленив, однако не глуп. Не зря ведь Выговский так его ценит. Расследуя убийство из ревности, Бражников решил освежить в памяти великого барда, листал его по дороге в морг. А потом решил над тобой подшутить…
— Хотите, все объясню? — спросила с торжествующей улыбкой Сашенька.
Всегда приятно оказаться самой умной. Загадка, конечно, не из легких, голову пришлось поломать. Но объяснение княгиня придумала преотличное и, что самое главное, изящное и понятное: безвестный литератор Гуравицкий жаждет славы, мечтает стать новым Гоголем, Тургеневым, Толстым… И ради этого идет на подлог — заимствовав для «Убийцы из прошлого» события на Введенском канале, добавляет к ним крохотную деталь — томик Шекспира. Затем, после публикации, пробирается в дом Стрижневых и подкладывает его под кровать, рассчитывая, что, когда книжку обнаружат, вокруг его романа разразится шумиха, а автора сочтут провидцем.
— Шекспира уже после убийства подложил туда писатель Гуравицкий, — объяснила Сашенька.
— Не слышал о таком, — признался князь, снова разливая коньяк по рюмкам.
— И я, — заявил Прыжов.
— Думаю, Гуравицкий — псевдоним, — предположила княгиня. — Обычно у литераторов их несколько.
— Давай-ка с главного: зачем он это сделал? — перебил ее доктор.
И торжествующая Сашенька близко к тексту пересказала вторую главу «Убийцы из прошлого». Эффект был ошеломляюший: у мужчин вытянулись лица.
— Когда ты это прочла? — взволнованно спросил Прыжов.